Александр I и Лагарп: Расставаясь с наставником, будущий император заплакал. Лагарп фридрих цезарь

Фредерик Сезар де Лагарп

Лагарп (La Harpe), Фредерик Сезар де (6.IV.1754 - 30.III.1838) - швейцарский политический деятель. По профессии - адвокат. В 80-х годах 18 века был приглашен Екатериной II в Россию в качестве воспитателя ее внука Александра - будущего русского императора Александра I . Либерализм Лагарпа и защита им от посягательств Берна своего родного кантона Ваадта, в котором под влиянием французской буржуазной революции конца 18 века начались революционные выступления, повлекли в 1795 году отставку Лагарпа. В 1795-1797 годы жил в Женеве и в Париже. В 1798-1800 годы вместе с П. Оксом возглавлял Директорию Гельветической республики. В 1801-1802 годы был в России. В 1802-1814 годы проживал во Франции, не участвуя в политической жизни. Во время Венского конгресса 1814-1815 годов с помощью Александра I стремился к восстановлению Швейцарской федерации при независимом от Берна положении кантонов Ваадт и Ааргау. Последние годы жизни провел в Лозанне (Швейцария).

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 8, КОШАЛА – МАЛЬТА. 1965.

[О ненависти к Лагарпу я упомяну после]

Познакомившись с г. Пранжен, у которого в первый раз встретил я графа Шувалова и его молодую жену, урожденную княжну Шаховскую, потом бывшую за графом Полье и принцем Бутера и недавно умершую в Веве 746 в глубокой старости, я просил его сводить меня к знаменитому в нашей новейшей истории лозанцу Лагарпу 747 . Г[осподин] Пранжен был озадачен моей просьбой и отвечал мне, что ни он, да и никто из его знакомых не имеет никаких сношений с этим генералом. Отвечая мне таким образом, он иронически улыбнулся; о ненависти к Лагарпу всех знатных швейцарцев я упомяну после.

Не помню, через кого по отказе моего лозанского аристократа познакомился я с Лагарпом. Он жил в собственном доме в самом скромном переулке небольшого городка Лозанны. Женат он был на уроженке петербургской m-lle Betticher 748 , дочери банкира, с ними жила еще сирота племянница m-lle Charlotte Laharpe 749 , белокурая, милая и красивая. Я почти в нее влюбился и, видя очень ласковое со мною обращение хозяев, почти готов был предложить и мою руку, и мое сердце, и все, что за этим имело следовать. Часто посещая дом Лагарпа и самодовольно замечая, что я как будто не противен лозанской барышне, которой по ненависти к ее дяде высшего городского общества нелегко было найти в среде его партию, я начинал уверять себя, что это дело сбыточное, и мечтал уже о покупке у Пранжен[а] его огромного замка с большим количеством земли на берегу Женевского озера, недалеко от Ниона. Этот замок принадлежал прежде испанскому экс-королю Иосифу Бонапарту 750 , а очень небольшая часть его земли у самого берега принадлежит теперь принцу Plon-plon 751 , где он построил хорошенькую виллу с изящною пристанью. Полковник Пранжен, владея этим замком, уступал его очень дешево, за 300 000 ф[ранков], теперь вся эта местность стоит миллионы. Я вошел с ним слегка в переговоры, получил от него позволение осмотреть продаваемую им собственность и, не имея никаких аристократических замашек, соглашался при покупке уступить ему право называться по-прежнему Пранжен. Все, казалось, могло пойти как бы по маслу. Непреодолимые препятствия моему успеху были в одном моем характере, в моей вечной робости и недоверии к себе. Пойдут, думал я, справляться обо мне у различных русских путешественников, а потом по связям жены Лагарпа и в самом Петербурге, и само собою представится семье, коей я желал быть членом, совершенная неизвестность моей личности 752 , и затем последует пугавший меня отказ 753 . Между тем я все еще учащал мои посещения и, сказать правду, любовался и восхищался более старцем-генералом, чем его племянницей. Что за чудный был этот почти 80-тилетний старик! Высокий ростом, стройный и худой, с блестящими вдохновенными глазами, желтеющими седыми волосами, которые кудряво спускались на его плечи, он приводил меня в восторг своими рассказами о счастливой, не понимавшей, не ценившей его заслуг родине, о благодушном либерализме своего воспитанника, нашего государя, страстно

им любимого, невзирая на то, что политика Александра совершенно изменила уже тогда, с 1822 года, прежнее свое направление, подчиняясь врагу всякого прогрессивного движения, Меттерниху 754 , и завела у себя варварские военные поселения и постоянно нарушала данную Польше конституцию.

Предлагаю здесь кстати характеристику воспитательной и отчасти политической деятельности Лагарпа, взятую мною из собственных его мемуаров, написанных им для другого знаменитого швейцарского писателя Цшокке 755 в начале XIX столетия *.

Фридерик Цесарь Лагарп родился в 1754 году в небольшом на Женевском озере городке Ролле. В ранней молодости под руководством своего родного дяди пастора в его библиотеке всецело предался он чтению древней истории и весь проникся чувством безграничного уважения к героям Греческой и Римской республики. Политическая история Англии, Голландии, Швейцарии закрепили в нем врожденную и семейную любовь к свободе. В Женеве учился он под влиянием Соссюра (Saussure) 756 . Избрав карьеру адвоката, отправился он для изучения прав в Тюбингенский университет. Еще будучи в Ролле, дружески сошелся он с своим двоюродным братом Амедеем Лагарпом 757 , изгнанным впоследствии бернскими патрициями из Швейцарии и сделавшимся по этому случаю одним из замечательнейших генералов Французской республики. Возвратясь из Тюбингена в Швейцарию, получил он в Берне патент адвоката в верховной апелляционной палате в участке романской, или французской, части Бернского кантона. (Хотя он и происходил от дворянской фамилии Ваатланда, но в Берне почитался илотом.)

Однажды адвокат Лагарп побудил какого-то своего клиента к выходке против верховного суда, который пришел в негодование. Член этого судилица Steiger Tschongg, постоянно благосклонный к юному адвокату, призвав Лагарпа к себе, грозно встретил его следующими словами: «Что значит такое поведение? Мы не хотим в Ваатланде этого женевского духа нововведений. Знаете ли вы, что вы наши подданные?» - «Нет, - возразил Лагарп так же громозвучно, - мы не признаем себя вашими подданными. Мы признаем себя наравне с вами подвластными одной республике и ее законам, а господ над собою не знаем». «Слова Штейгера: "Знаете ли вы, что вы наши подданные", - раздаются еще в моих ушах, - пишет Лагарп в своих "Записках", - и теперь, по прошествии 23 лет». Он хотел уже удалиться в Северную Америку, но был приглашен родным братом какого-то влиятельного русского вельможи сопутствовать ему в Италию. В Риме барон Гримм 758 предложил ему отправиться в Петербург по вызову императрицы Екатерины. Прибыл он туда в 1782 г., принят был кавалером к 11-летнему в[еликому] к[нязю] Александру Павловичу

* К сожалению, не знаю, где печатались самые мемуары, а потому не могу по тексту исправить выписанный перевод (примеч. С.Д. Свербеевой).

и через год сделался воспитателем обоих братьев, Александра и Константина. Воспитание их Лагарпом продолжалось от 1783 до 1795 г.

«Несколько данных, - пишет Лагарп, - относящихся до воспитания такого человека, как Александр I, могут обратить на себя внимание искренних друзей бедного человечества». Здесь привожу я собственные слова «Записок»: «Провидение, казалось, сжалилось, наконец, над миллионами людей, обитавших в России, но для этого необходима была Екатерина II, желавшая воспитывать внуков своих, как человеков. Того же хотели несчастный ее преемник Павел I и достойная всякого уважения его супруга. Будучи иностранцем и не имея покровителя, я бы не устоял против испытанных мною препятствий, если бы желание добра не одушевляло меня до фанатизма. Когда я падал духом и, изнемогая от неблагоприятных различных обстоятельств, уже покушался просить моей отставки, запирался я у себя и в писателях древности, особливо в Плутархе , тотчас же находил себе утешение. Арат, Филопемен, Брут, Демосфен , Цицерон 759 , несмотря на великие свои таланты, доблести и подвиги на пользу отечества, которые давали им столько прав на счастье, не были признаны по своим заслугам, были преследуемы и, однако, не удалялись с своего пути, а потому и меня простые препятствия, унижение по моей службе и прочие подобные мелочи не должны удалять от цели вести по возможности к лучшему будущему огромную массу 40 000 000 населения. Никогда принятое мною подобное врачевство мне не изменяло, и когда случалось мне встречать отчаяние в людях, достойных имени человека, я говорил им: «Возьмите щепотку древних, посоветуйтесь с Тацитом или с добрым Плутархом». Вспоминая теперь об этом, я и теперь еще удивляюсь тому, что, проникнутый республиканскими принципам, воспитанный в уединении, в совершенном отчуждении от большого света, живший более с книгами и с существами фантастическими, нежели с людьми, мог я пробыть без руководителя и советника 12 лет при дворе, не подвергая себя несравненно большим, нежели испытанные мною тогда, преследованиям. Во всех других странах, кроме России, я бы не избежал их, из чего я вывожу, что русские придворные менее, чем где-либо, зложелательны. Прежде меня подозревали в неограниченном самолюбии, которое казалось тем глубже, что я был равнодушен к чинам и милостям, но когда убедились все, что предполагаемое во мне честолюбие нисколько не идет вразрез с честолюбием других, тогда начали обращаться со мной с чувством благоволения, и я под конец находил много друзей в этой стране, ставшей второй моей родиной - по моим отношениям и по женитьбе на петербургской уроженке. Меня, по счастью, не коснулась буря Французской революции, но мои принципы, слишком известные, тотчас же поставили меня в ряды так называемых демократов; впрочем, меня не тревожили, и чтобы не возбудить против меня подозрения, я весь предался моему долгу, продолжая исполнять его с некоторым мужеством. Нелегка была мне эта задача.

Революционные события были ежедневным предметом разговоров и жарких споров о принципах и их изложении, и невозможно было не принимать в них участия. Когда доходила до меня очередь говорить, я выражал свое мнение откровенно, а в присутствии великих князей старался приводить из древней истории принципы и примеры, способные сделать на юные сердца благотворное впечатление. Вместо того, чтобы преподавать им обыкновенный курс естественного и народного права, я решился излагать пред ними в духе свободы великий вопрос о происхождении человеческих обществ. Я составил в этом смысле небольшой проект преподавания, но разные на меня нападения помешали продолжать этот труд, ибо его непременно назвали бы якобинским. Необходимо было дать всему другой оборот, что и было мною исполнено, и я начал заниматься с моими воспитанниками чтением таких сочинений, в которых великие вопросы человечества были энергично защищаемы знаменитыми писателями, жившими до революции. Это удалось, и благодаря речам Демосфена, Плутарха, Тацита, истории Стюартов, сочинениям Локка, Мабли, Руссо, Гиббона и посмертным мемуарам Дюкло 760 , я мог выполнить взятый на себя труд как человек, который подлежит ответственности перед великим народом».

Старшему из двух воспитанников Лагарпа не было тогда еще и 12 лет; не слишком ли рано занимал он их такими неудобоваримыми чтениями?

Из тех же мемуаров делаю другую выписку, имеющую тоже интерес для характеристики отношений Екатерины и Лагарпа:

«Французская революция в самом своем начале, казалось мне, должна была бы способствовать освобождению швейцарских илотов, но я тотчас же увидел грубую мою ошибку. Мучась сомнением, я не верил прочности новой французской конституции и потому очень желал, чтобы ею поспешили воспользоваться до контрреволюции, которая мне казалась неизбежною. Я составил записку, в которой изложил жалобы наших илотов, и убеждал их принять решительные меры, чтобы освободиться от оков.

За первой моей запиской последовало 60 других. Многие из них были переведены и печатались в немецких, итальянских и английских журналах; автор оставался неизвестным. Такие труды расстроили мои финансы и здоровье. Увидев, наконец, что наши патриции успели удержать первое движение к свободе своих илотов, тешат их одними обещаниями, я решился действовать официально и с благородной свободой и с подобающим уважением написал петицию «а messieurs de Berne» *, предлагая в ней созвание штатов. Один из 3 экземпляров этого проекта я отправил генералу Лагарпу. Моя петиция сделалась предметом преследований бернского Совета 200 761 , который произнес приговор к смерти генералу Лагарпу. Меня также в Берне обрекли на гибель,

* «к господам из Берна» (фр.).

и эти господа до того в ней были уверены, что уже везде разглашали о моей ссылке в Сибирь. Ландаман Мюлин старший и другие передали свои жалобы русскому министру 762 , который находился в Кобленце. (Там было собрано войско из эмигрантов, готовых вступить в возмутившуюся Францию.) Граф Эстергази, министр немецких принцев, владетельный принц Нассау Зигель 763 и все эмигранты дали слово действовать против человека, который становился опасным потому, что осмелился не разделять их мнений. Messieurs de Berne поступили без расчета. Если бы они с почтительной доверенностью обратили свои жалобы прямо к Екатерине II, вероятно, она не оставила бы их без внимания, особливо в такую минуту, в которую ей необходимо было выразить свое мнение против всего того, что носило на себе печать новых принципов времени. Но и тогда великая душа этой государыни признала бы мои заслуги и не оказала бы своего уважения такому человеку, политика которого настойчиво требовала его от нее удаления. Вместо того бернцы обнаружили одну жалкую страстность мелких правителей. Они косвенно обвиняли меня в сообществе с генералом Лагарпом, который удалился под защиту французских якобинцев, выставляли меня их корреспондентом и забылись до заявления, что если они не получат ожидаемого ими удовлетворения, то приведут в исполнение смертный надо мной приговор en effigie *. Екатерина II, оскорбленная неприличием подобных обвинений, прислала мне обвинительные против меня пункты и требовала объяснении. Слог моих записок ей, без сомнения, казался излишне горячим, но содержание находила она согласным с известными ей моими принципами, которых, по ее мнению, я имел право держаться. Одним словом, эта великая государыня не могла признавать, чтобы швейцарец заслуживал название бунтовщика за то, что он воскрешал память древних освободителей и героев своей родины, и обвинение в бунте, на которое бернские господа сильно рассчитывали, утратило всю свою силу в глазах самодержицы России. Я имел честь по этому случаю написать два письма к государыне. В обоих изъявил я желание моих сограждан pays de Vaud ** иметь ее единственною посредницей в наших распрях. Думаю, что Екатерина II сама попала в немилость к бернцам за то, что выслушала такое якобинское предложение. Императрица убедилась в совершенной моей правоте, выразила свое неудовольствие всем тем, которые вмешивались в эту интригу, и потребовала от меня одного, чтобы я не принимал участия в швейцарских делах, пока я остаюсь в ее службе. Между тем эмигранты продолжали свои против меня козни, и известные газеты припутывали мое имя к тогдашним политическим событиям - хитрость, верно рассчитанная, ибо французы начинали уже принимать те отчаянные меры, которые наделали столько зла и

* заочно (фр.).

** кантона Во (фр.).

уничтожили всякое доверие к их правому делу. Членов дипломатического корпуса не могло удовлетворить мое удаление от всякой политики: интриганам всегда бывает опасен человек независимый, выражающий с мужеством истину всякий раз, когда вызывают его мнения. Злоба их на меня оставалась, впрочем, бессильною до приезда в Петербург графа д"Артуа (Карла X) 764 . Тогдашние события были благоприятны врагам принципов французской революции. Барон де Ролль 765 , патриций из Солотурна, сопровождавший принца, этим воспользовался, и я снова сделался опасным. Предположено было от меня избавиться при обручении нынешнего государя. Все лица, находившиеся при великом князе Александре, получили разные награды, обыкновенно раздаваемые при таких случаях, один я ничего не получил. Оскорбленный такою обидой, я нарочно старался с большим рвением исполнять свой долг и твердо решился не покидать его, если меня не выгонят. Обманутые в своих предположениях интриганы добились, однако, того, что один из министров императрицы предупредил меня, что императрица как будто желает, чтобы я оставил свое место за награждение, которое я сам должен был назначить. Такого рода повеление могло быть передано мне только моим непосредственным начальником, т. е. главным воспитателем великих князей, графом Николаем Ивановичем Салтыковым, и я понял, что интриганы рассчитывали на какую-нибудь с моей стороны неловкость. Объяснив моему начальнику все, что со мной происходило, и представив ему на бумаге мое безукоризненное поведение и всю мою службу, я просил его представить императрице: 1) что так как она желает моего удаления, я повинуюсь; 2) что мне невозможно согласиться на предлагаемое мне почетное условие, которым хотели прикрыть мою отставку; 3) что я прошу дозволения остаться на несколько месяцев в Петербурге для устройства собственных моих дел и, наконец, 4) что касается до вознаграждения, я не прошу его; я пришел ко двору бедняком, - писал я в моем письме, - но жил при нем благодаря милостям ее величества с почетным приличием; если мне предстоит удалиться от двора таким же бедняком, я это сделаю без ропота, без угрызения, совести, с той же честной душой, с какой пришел, но с уязвленным сердцем. Напрасно было бы предполагать, что нужда может заставить меня начать в другом месте новую карьеру, я от нее отказываюсь. Честь быть воспитателем великих князей российских и воспоминание о том лестном для меня доверии, которым ее величество так долго награждала правдивость моих принципов и безукоризненность моего поведения, слишком достаточны, чтобы помочь мне перенесть самые тягостные лишения. Решение императрицей моей судьбы будет без сомнения достойно ее великой души, и я всегда буду считать себя счастливым, что уплатил мой долг человечеству.

После этого письма 13-го июня 1793 года я был призван императрицей и в продолжение более нежели 2-хчасовой аудиенции предметы самые инте-

ресные были перебраны с такою откровенностью, что воспоминание об этом разговоре никогда не изгладится из моей памяти. События Французской революции не были забыты. Екатерина желала знать мое мнение, ее собственное было то, что Франция погибла, я осмелился ей противоречить. Этого мало: убежденный в том, что я должен как человек воспользоваться столь благоприятною минутою послужить великой идее, я весь предался моему увлечению и высказал все мои убеждения. Императрица, глубоко пораженная, выразила мне самым лестным образом свое одобрение. Так много наглецов хвалятся тем, чего не сделали, что человеку честному, который долго был жертвой клеветы, простительно высказывать и доказывать, что он в самых трудных обстоятельствах никогда не забывал своих принципов и не изменял истине ко благу своих ближних. Во дворце многие ожидали с разными надеждами результата такой долгой аудиенции; хотя она превзошла все мои надежды, но говорить о ней самому было бы неприлично. Скоро сделалась она предметом благоприятных мне различных разговоров в городе, и, вероятно, Екатерина отзывалась обо мне очень милостиво, потому что моему влиянию на нее приписывали отмену данных уже распоряжений относительно выступления в поход войск, стоявших в Польше, и присоединения их к войску эмигрантов.

Это, конечно, не приобрело мне друзей между агентами и защитниками эмиграции. Как бы то ни было, такая перемена дала мне спокойствие на долгое время. Вероятно, однако, интрига против меня возобновилась, и усталая Екатерина согласилась отставить меня как камень преткновения. Меня собственно предупредили бережно благосклонным предложением промедлить несколько месяцев, чтобы иметь время все покончить. Вероятно, все это мог бы я изменить, если бы я захотел испросить новую аудиенцию, но я чувствовал утомление, необходимость жить в климате более умеренном и непреодолимое желание обнять моих старых родителей 766 и потому решился ни о чем не просить. Данная мне награда была ниже посредственной: богатый купец был бы щедрее, но я приобрел мою независимость и сверх того чувство, что я исполнил мой великий долг как человек. Екатерина простилась со мной с умилением, она почувствовала в эти минуты, что была передо мной виновата, и я оставил ее, уверенный в ее уважении. Павел I, отличавший меня постоянно, был так предубежден против меня, что всячески хотел помешать моему к нему представлению. Опять, сильный моею правотою, я объявил решительно, что не удалюсь от двора, с ним не повидавшись. Он пригласил меня в свой загородный Гатчинский дворец, принял и обошелся со мною не только с отличием, но и с искренним радушием. Я этим воспользовался, говорил с ним откровенно, давал полезные советы и был им понят. Он благодарил меня с такой искренностью чувства, что последнее наше свидание глубоко врезалось в мое сердце. Я расстался с грустью с этим несчастным принцем, который имел превосходные качества и царствование которого было так злополучно.

Кто бы мог тогда ожидать, что он лишит меня моей скромной пенсии, заслуженной 12-летним трудом, что он оставит меня жертвою всех ужасов нужды! И несмотря на все это, повторяю, что этот человек, который будет строго осужден беспристрастным потомством, имел добрую душу и что в нем был зародыш всех добродетелей. Минута разлуки с моими воспитанниками, особливо с старшим, сильно ко мне привязанным, была мне очень тяжела, и при воспоминании о днях 9 мая 1795 г. и марта 1802 года слезы навертываются у меня на глазах...» 767 .

Цитируется по изд.: Д.Н. Свербеев. Мои записки. М., 2014, с. 237-244.

Примечания

747 Лагарп (La Нагре) Фредерик Сезар де (1754-1838) - швейцарский политический деятель, воспитатель великих князей Александра и Константина Павловичей (1784-1795). В 1798-1800 гг. один из руководителей Гельветической республики, образованной на территории Швейцарии после вступления французских войск, в 1817-1828 гг. член Большого совета кантона Во.

748 Женат он был на уроженке петербургской m-lle Betticher... - Неточно приведена фамилия: женой Ф.С. Лагарпа с 1791 г. была Доротея Катерина Бетлинг (Boehtlingk) (1775-1857), дочь российского подданного купца и банкира Левина Фабиана Бетлинга (Boehtlingk) (1727-1800).

749 ...m-lle Charlotte Laharpe... Шарлотта де Лагарп (La Нагре) (в первом браке Пердоне (Perdonnet), во втором - Крусаз (Crousaz)) (1805-1868), племянница Ф.С. Лагарпа (дочь его брата Жан Марка Луи де Лагарпа (1766-1810)).

750 Бонапарт (Bonaparte) Жозеф (Иосиф) (1768-1844) - брат Наполеона I; король Испании (1808-1813) под именем Иосифа (Хосе) I Наполеона.

751 ...Plon-plon... - Наполеон Жозеф Шарль Поль Бонапарт (Bonaparte) (1822-1891), принц Франции, двоюродный брат Наполеона III; с 1879 г. глава рода Бонапартов. Носил прозвище «Plon-plon» (от его детского прозвания «Plom-Plom»).

752 В рукописи добавлено: «...и моего темного и незвучного имени» (ФС. Д. 12. Л. 102 об.)

753 В рукописи добавлено: «...и неприятное поражение от него слишком щекотливому моему самолюбию» (ФС. Д. 12. Л. 102 об.)

754 Меттерних-Виннебург (Metternich-Winneburg), фон, Клеменс Венцель Лотар - (1773-1859)- князь, австрийский дипломат, министр иностранных дел (1809- 1821), канцлер Австрии (1821-1848).

755 Предлагаю здесь характеристику... деятельности Лагарпа... писателя Цшокке... - В рукописи этот абзац звучит иначе: «Предполагался здесь очерк воспитательной и отчасти политической деятельности Лагарпа, взятый из собственных его мемуаров, написанных им для другого знаменитого швейцарского писателя Цшоке в начале XIX столетия; но собранный сырой материал остался не разработанным» (ФС. Д. 12. Л. 102 об.-103) и отсутствует следующий за ним очерк (С. 238-244). (до фразы «Мирно проводил я и весело...»). Можно предполагать, что этот очерк деятельности Лагарпа был вставлен в текст публикации из черновых переводов Д.Н. Свербеева уже его дочерью, С.Д. Свербеевой. Возможно, мемуары Лагарпа были обработаны Свербеевым позже, чем сделана данная копия его «Записок».

Имеются в виду мемуары Лагарпа: Memoires de Frederic-Cesar Laharpe concernant sa conduite comme directeur de la Republique helvetique, adresses pas lui meme a Zschokke... Paris; Geneve, 1864. Фрагменты из них были опубликованы П.И. Бартеневым под заглавием; Ф.Ц. Лагарп в России (из записок)// РА. 1866. Вып. 1. Стб. 75-94. В «Моих записках» Свербеев цитирует свой собственный перевод, не совпадающий с публикацией в «Русском архиве».

Цшокке (Zschokke) Генрих (1771-1848) - немецкий и швейцарский писатель-просветитель, историк, журналист.

756 ...(Saussure). - Орас Бенедикт Соссюр (Saussure) де (1740-1799)- швейцарский геолог, ботаник; ректор Женевской академии (1774-1776), автор проектов педагогических реформ.

757 Лагарп (La Нагре) Амедей де (1754-1796) - член Совета двухсот в Лозанне (1780- 1791); с 1791 г. на службе Франции: бригадный генерал (с 1793 г.); генерал-майор итальянской армии (1795); двоюродный брат Ф.С. Лагарпа. 

758 Гримм (Grimm) Фридрих Мельхиор (1723-1807)- барон, немецкий публицист, критик и дипломат; корреспондент Екатерины II.

759 ...особливо в Плутархе... находил себе утешение. Арат, Филопемен, Брут, Демосфен, Цицерон... - Упомянуты: Плутарх (ок. 45 - ок. 127) древнегреческий писатель и историк, автор «Сравнительных жизнеописаний» выдающихся греков и римлян; Арат из Сикиона (271-213 до н. э.), руководитель Ахейского союза в Древ-ней Греции; Филопемен (253-183 до н. э.), древнегреческий полководец, стратег Ахейского союза; Марк Юний Брут (85-42 до н. э.), в Древнем Риме глава заговора против Юлия Цезаря, один из руководителей республиканцев в борьбе со вторым триумвиратом; Демосфен (ок. 384-322 до н. э.), афинский оратор, глава демократической антимакедонской группировки; о Цицероне см. примеч. 189 к т. I.

760 ...истории Стюартов, сочинениям Локка, Мабли, ... Гиббона и посмертным мемуарам Дюкло... - Упомянуты: Джон Локк (Locke) (1632-1704)- английский философ, основатель либерализма; Габриель Бонно де Мабли (Mably) (1709- 1785) - французский просветитель, автор трудов по международному праву, соци-ально-политическим вопросам и истории; Эдуард Гиббон (Gibbon) (1737-1794), английский историк, автор трудов по истории Рима и Византии с конца II в. до 1453 г. и Шарль Пино Дюкло (Duclos) (1704-1772), французский историк, автор мемуаров, напечатанных в 1791 г.; а также, очевидно, труд «История Великобритании при доме Стюартов» (1759) шотландского философа и историка Дэвида Юма (Hume) (1711-1776).

761 Бернского Совета 200... - Совет двухсот (или Большой совет) - выборный орган управления Бернского кантона.

762 Ландаман Мюлин старший и другие... передали свои жалобы русскому министру... - Вероятно, имеется в виду Альбрехт фон Мюлинен (Miilinen) (1732-1807), швейцарский политический деятель, председатель бернского Военного совета (в 1790-е годы), позднее председатель Исполнительного совета (с 1802 г.). Русским министром Лагарп, очевидно, называет русского посланника при французских принцах (братьях короля Людовика XVI) - Н.П. Румянцева, пребывавшего тогда в Кобленце.

763 Граф Эстергази, министр немецких принцев, владетельный принц Нассау Зигель... - Валентин Ладислав Эстерхази (Эстергази) (Esterhazy) (1740-1805), граф, венгр, служил во французской армии, представлял интересы французской эмиграции после революции (в том числе в России). Здесь ошибочно назван «министром немецких принцев» (имеются в виду, очевидно, принцы французские (братья Людовика XVI), покинувшие родину). Карл Генрих Нассау-Зиген (Nassau- Siegen) (1745-1808), французский принц, в 1788-1794 гг. адмирал на русской службе; в 1789 г. был в Кобленце, помогая средствами французским эмигрантам.

764 Карл X (граф д"Артуа) (1757-1836)- король Франции (1824-1830); до 1824 г. - граф д"Артуа, брат Людовика XVIII; был известен своими ультрароялистскими взглядами. Приезжал в Петербург в марте-апреле 1793 г.

765 Барон де Ролль... - Очевидно, Франц Йозеф фон Ролль (Roll) (1743-1815), бригадный генерал полка швейцарской гвардии во Франции (1788-1792); член Большого совета Золотурна(1765-1798, 1803-1814).

766 ...моих... родителей... - Это капитан Сигизмунд Рудольф Фредерик Лагарп (La Нагре) (1723-1796) и его жена София Доротея (урожд. Кринсоз (Crinsoz)) (1731-?). 

767 9 мая 1795 г. и марта 1802 года... слезы навертываются у меня на глазах... - В публикации мемуаров Лагарпа в «Русском архиве» здесь фигурируют даты: 9 мая 1795 г. и 8 мая 1802 гг., о чем замечено: «Лагарп разумеет дни разлук своих с императором Александром в первый и во второй свой приезд в Россию (см. ниже)» (РА. 1866. Вып. 1. Стб. 92). Далее в мемуарах Лагарп коротко пишет о своем визите в Россию в 1801-1802 гг., что делает обоснованным подобный комментарий.

Фредерика Лагарпа в России помнят как воспитателя одного из монархов - Александра I, а вот в Швейцарии - как выдающегося государственного деятеля, который оставил заметный след в истории своей родины.

Фредерик Сезар де Лагарп родился 6 апреля 1754 года в небольшом и приветливом городке Ролль близ Лозанны, расположенном на северном берегу Женевского озера. Его семья принадлежала к местной элите. Получив образование в знаменитом Тюбингенском университете, 20-летний доктор права Лагарп устроился адвокатом при высшей апелляционной палате в Лозанне. Но вдруг в 1782 году добросовестного адвоката выдворили из Швейцарии. Что же произошло?

Свободу «стране Во»!

Первый период жизни Лагарпа в Швейцарии совпал с тиранией олигархической республики германоязычного Берна, где политически полноправными были лишь бернские знатные семьи. Они-то по сути и определяли состав однопалатного собрания, которое принимало законы, совершенно не учитывавшие интересы жителей юго-запад-ной части Швейцарии. К этим землям примыкала и родина Лагарпа - территория Лозанны, население которой говорило по-французски.

Они называли свою малую родину «страной Во» (le Pays Vaud). Многие из них,в том числе и Лагарп, пытались обосновать права этой «страны» на отделение от «старшего брата». А все потому, что бернские цеховые привилегии, дававшие им право платить меньшие налоги, чем обитателям «страны Во», лишали заработка искусных часовщиков из Лозанны. Бернские чиновники так и норовили побольше содрать с франкоязычных соседей.

Взбунтовавшись против наглой несправедливости, Лагарп предложил соотечественникам простой выход: коль бернская демократия хороша только для Берна и ближайших окрестностей, то от них необходимо отделиться. Власти, разоблачив молодого юриста, писавшего памфлеты, которые сегодня были бы признаны сепаратистскими, выслали его прочь из Швейцарии.

Опальный Фредерик направился в Италию, где его приметил немецкий публицист Фридрих Мельхиор Гримм и рекомендовал Екатерине II. Во второй половине XVIII века швейцарские гувернеры и преподаватели пользовались высочайшим доверием в России. Они слыли серьезными и скромными работниками, а также владели изящными манерами, что не могло не привлекать семьи русского дворянства. Поэтому неудивительно, что франкоговорящий швейцарский житель был приглашен и для воспитания юного внука российской императрицы.

Учитель и его ученик быстро нашли общий язык. Суждения Лагарпа о народной свободе и справедливости завораживали и впечатляли юного монарха, но отнюдь не царский двор. Особенно недоволен новым учителем был цесаревич Павел, раздраженный политическими и моральными сказками, наполнявшими детское воображение идеями в духе либерализма.

Фредерик не переставал вести политическую деятельность на родине даже из своего убежища - России. О чем не замедлили известить Екатерину II швейцарские власти. Но царица до поры до времени не обращала внимания на эти доносы. Охлаждение к швейцарцу наступило лишь после того, как Лагарп отказался выполнить ее особое поручение - уговорить воспитанника стать наследником престола в обход отца, не угодного государыне Павла...

В 1795 году Лагарпу пришлось покинуть Россию. Впрочем, на прощание Екатерина II возвела Фредерика в чин полковника и назначила ему пожизненную пенсию.

Гельветическая республика

После Петербурга Фредерик Лагарп (под влиянием революции избавившийся от дворянской частицы «де» в своем имени) обосновался в Париже. Как раз в это самое время армия Наполеона триумфально приближалась к швейцарским границам. Видя это, Фредерик начал свою игру. Он подстрекал французское правительство вмешаться в швейцарские дела. С помощью Директории он намеревался добыть независимость «стране Во». Своих земляков он призывал к решительному отделению от Берна, только в таком случае они будут свободны... и 24 января 1798 года это произошло. Спустя четыре дня в Швейцарию вторглись французские войска - старая Швейцарская Конфедерация распалась.

12 апреля 1798 года в Арау, под контролем французского правительства, была провозглашена Гельветическая республика, состоявшая из 22 кантонов (другими словами, территориально-административных единиц), включая Во. Конституция ее была составлена по образцу французской. Теперь все, несмотря на свое сословие, были равны перед законом. Упразднилось феодальное право, были сняты все таможенные барьеры внутри страны. Исполнительная власть состояла из пяти человек, одним из которых был назначен Лагарп. Впоследствии именно эти пять человек отвечали за внутригосударственный строй.

Между тем причин для торжества у Лагарпа не было. Французы фактически поработили Гельветическую республику, наложив на нее огромные контрибуции. Как ни пытался Лагарп образумить «союзников», уверяя их, что грабительские поборы склоняют швейцарцев на сторону противников Франции - австрийцев и русских, все было тщетно.

Чтобы хоть как-то исправить ситуацию, Лагарп даже решился на государственный переворот. В ночь с 8 на 9 декабря 1799 года он планировал добиться провозглашения себя первым консулом республики, стабилизировать положение в стране и избавиться от иноземного завоевателя. Но план провалился: власть окончательно перешла к французам, а самого Лагарпа доставили в Париж, где Бонапарт настойчиво попросил его более не вмешиваться в политику.

Потерпевший фиаско Фредерик обосновался в поместье близ Парижа, пристально и с глубочайшим огорчением следя за событиями в Швейцарии.

29 января 1803 года Наполеон официально заявил: «Европой признано, что Италия, Голландия и Швейцария стоят под властью Франции... Я никогда не потерплю в Швейцарии иного влияния, кроме своего, хотя бы это мне стоило 100 000 человек». Таков был его неизменный прием: выставлять в виде последнего аргумента острие своего меча...

Последняя битва

К середине 1801 года Лагарп принял приглашение Александра I и поспешил в Россию. Единственное, чем он мог помочь своей родине, - тайно поддерживать своего бывшего ученика Александра I в борьбе с Наполеоном, что он и делал. В Историческом архиве Санкт-Петербурга находится письмо Лагарпа к императору Александру I, датированное 22 февраля 1812 года: «...я надеюсь, государь, что Вы в состоянии противостоять грозе... Сделайте популярным Ваше дело, государь, и Вы найдете новых Пожарских, новых Сухоруких, если Вы сами не отречетесь от себя, если Вы найдете патриотических, энергичных и храбрых советников, истинных русских, девизом которых станет: победить или погибнуть».

После того как союзные войска сбросили пронаполеоновский режим в Швейцарии, Александр I смог отблагодарить своего учителя. Он поддержал Лагарпа на Венском конгрессе и признал независимость кантона Во, ради которой столько времени сражался Фредерик Лагарп. Но победа вновь оказалась горькой.

Новый Федеральный договор не дал Швейцарии свободы больше, чем при Наполеоне. Теперь в стране не было единой столицы: Федеральный совет заседал поочередно в Берне, Цюрихе и Люцерне, перемещаясь из города в город каждые два года... Да что говорить, в Швейцарии стали использовать 20 разных мер длины! «Федеральный договор - постыдный документ, содержащий в себе все, что неизбежно приведет к гражданской войне», - с горечью писал Лагарп в своих мемуарах. Так и получилось, но уже после его смерти.

Последние годы жизни «борец за свободу и независимость» провел в Лозанне, где и скончался 30 марта 1838 года. Спустя шесть лет в его честь был назван небольшой искусственный остров на Женевском озере. На нем был воздвигнут обелиск со словами Александра I: «Всем, что аз есмь, обязан швейцарцу».

Александра Шепель

ИССЛЕДОВАНИЯ И МАТЕРИАЛЫ

А. Ю. Андреев

ИМПЕРАТОР И ЕГО УЧИТЕЛЬ: ЛИЧНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ АЛЕКСАНДРА I И Ф. С. ЛАГАРПА1

Присутствие уроженцев Швейцарии в разных европейских странах всегда было заметным. Но во второй половине XVIII в. к традиционному «экспорту» оттуда солдат и часовых дел мастеров добавились еще и учителя, гувернеры и гувернантки, пользовавшиеся большим спросом в дворянских семьях от Тулузы до Санкт-Петербурга.

Востребованными оказались прежде всего франкоговорящие швейцарские жители, происходившие из области между Женевским озером (Леманом) и Юрскими горами, носившей название Ваадт-ланд (будущий швейцарский кантон Во). Знание французского языка, владение изящными манерами считалось здесь образцовым, а сама французская культура и образованность уже давно прописалась в этой земле: на берегах Лемана, вблизи Женевы и Лозанны, жили Вольтер, Ш. Боннэ, О. Б. де Соссюр, А. С. Шаванн и другие просветители; отсюда же был родом Ж. Ж. Руссо. В 1770-1780 гг. в Ивердоне выходила в свет «Энциклопедия, или универсальный словарь человеческих познаний», второй после труда Дидро и Даламбера подобный свод - выдающийся труд большой группы ваадтландских просветителей, в некоторых отношениях даже превосходивший французский первообраз.

Неудивительно поэтому, что швейцарский гувернер был приглашен и для воспитания юных внуков российской императрицы Ека-

1 Исследование выполнено в рамках проекта, поддержанного РГНФ, № 11-01-00301а.

терины II. Его звали Фредерик Сезар де Лагарп, он был уроженцем городка Ролль на Лемане. Ко двору он попал после окончания успешной воспитательной миссии в семействе Ланских (к которому принадлежал один из фаворитов императрицы). С шести лет будущий российский император Александр I учился у Лагарпа французскому языку, французской и античной литературе, истории, географии, началам философии и права. Воспитание прекратилось, когда Александру исполнилось семнадцать лет и он женился. Вскоре Лагарп покинул Россию, но с воцарением своего ученика он вновь навестил его и гостил у него в Петербурге восемь месяцев, с августа 1801 по начало мая 1802 г. Новая, но на этот раз последняя длительная встреча ожидала учителя и его ученика в 1814 г. , когда Александр I находился в Европе во главе русских войск, а живший тогда в Париже Лагарп прибыл к его свите и сопровождал императора вплоть до конца Венского конгресса1.

Казалось бы, рассказ об этих встречах должен укладываться в традиционные, естественные рамки жанра: старый учитель навещает своего прежнего питомца, чтобы насладиться его славой и успехами, а при случае и дать полезный совет, присущий мудрецу. Такой канон, восходящий еще ко времени Аристотеля и Александра Македонского, преобладает и в отечественной истории, в которой о свиданиях Лагарпа с Александром I обычно упоминается с аналогичными интонациями.

Между тем - и в этом утверждении заключен центральный тезис данной статьи - встречи между российским императором Александром I и швейцарцем Ф. С. Лагарпом не сводятся к простой схеме взаимоотношений «учитель - ученик». Эти отношения нельзя рассматривать в отрыве от политического контекста своего времени, и при ближайшем рассмотрении оказывается, что на самом деле, в каждом случае речь идет о встрече двух политических деятелей, имевших колоссальное влияние на судьбы своих стран.

1 В качестве наиболее полной и подробной биографии Лагарпа в отечественной историографии до сих пор не утратила актуальности работа: Сухомлинов М. И. Фридрих-Цезарь Лагарп, воспитатель императора Александра I // Исследования и статьи по русской литературе и просвещению: В 2 т. СПб., 1889. Т. 2. С. 37-142.

В этом смысле историческая взаимосвязь Александра I и Лагар-па уникальна - вряд ли еще можно подобрать другую пару политиков эпохи Просвещения и наполеоновских войн (причем принадлежавших к различным, даже входившим во враждебные друг другу альянсы, государствам!), один из которых с детства воспитывал бы другого. Следовательно, каждый раз, разбирая обстоятельства и результаты встреч российского императора и швейцарского патриота, мы имеем дело со сложным, запутанным клубком как политических, так и личных отношений, анализ которых может принести немало интересного.

В августе 1803 г. Лагарп написал весьма любопытный документ, проливающий свет на многие стороны его взаимосвязей с царственным учеником, - завещание или прощальное письмо, которое должны были передать Александру I уже после смерти швейцарца1. В нем, среди прочего, Лагарп завещал Александру медаль, которую в его честь «благодарные и свободные сограждане единодушно велели выбить после их освобождения»2.

По мысли Лагарпа, надписи на медали должны напоминать о странности его судьбы - о том, что «в краткие сроки можно быть и коронованным, и объявленным вне закона одними и теми же людьми, и что те, которых судьба призывает бороться с древним злом и отстаивать права человеческого рода, постоянно гонимы, пока живут, и в том, чтобы им воздали по справедливости, должны рассчитывать лишь на потомство»3.

Действительно, «странности» и, на первый взгляд, даже неразрешимые парадоксы присутствуют в судьбе Лагарпа. В 1783 г. прежний горячий республиканец и пламенный публицист, призывавший к освобождению от любого принуждения и деспотизма, принимает

1 Это письмо-завещение так и не было передано адресату; подробнее его текст и комментарий к нему см.: Андреев А. Ю. Прощальный урок. Фредерик-Сезар Лагарп и его завещание // Родина. 2011. № 7. С. 49-52.

2 Медаль была изготовлена 30 марта 1798 г. по решению временного Собрания кантона Леман (в будущем - Во, Ваадтланд), в знак признания решающей роли Лагарпа в провозглашении его независимости.

3 Correspondance de F.-C. de La Harpe et Alexandre I-er / Publiee par J. Ch. Biau-det et F. Nicod. Neuchâtel, 1978-1980 (далее: Correspondance...). Vol. 1. P. 82.

приглашение одной из величайших (по общему мнению XVIII в.) деспотий Европы и начинает воспитывать будущего самодержца. Затем уже придворный учитель с одиннадцатилетним стажем, покинув Петербург, Лагарп в 1795-1797 гг. возглавляет борьбу за «лемани чес кую республику» и становится одной из центральных движущих фигур для революционных событий на берегах Женевского озера1.

Когда в 1798 г. благодаря этой революции и вмешательству французских сил вся территория Швейцарии была объявлена Гельветической республикой, Лагарпа избирают членом ее высшего исполнительного органа - Директории (состоявшей всего из пяти человек), трижды возлагая на него переходящие от одного члена к другому обязанности президента Директории, т. е. формально - главы исполнительной власти в стране. Не изменяя своим республиканским убеждениям, Лагарп тем не менее во главе Директории проводил реформы «жесткой рукою», в авторитарном стиле, подавляя сопротивление противников. В итоге, 7 января 1800 г., после полутора лет пребывания у власти, Лагарп и его сторонники были свергнуты путем переворота, а спустя полгода, спасаясь от ареста, Лагарп бежал во Францию2.

Он смог потом ступить на швейцарскую землю лишь после ликвидации Гельветической республики в 1803 г. (когда и написал в родном городе Ролле упоминавшееся выше письмо-завещание в адрес Александра I). До окончания наполеоновских войн Лагарп жил большей частью во Франции и только после нового переустройства Швейцарии на Венском конгрессе наконец постоянно обосновался в кантоне Во, который во многом именно ему был обязан своим возникновением. До самой смерти в 1838 г. в Лозанне Лагарп был членом кантонального парламента.

Как же получилось, что учителем французского языка для юного наследника российского трона стал не просто пушкинский «мосье

1 Глинский Б. Б. Республиканец при русском дворе //Исторический вестник. 1888. Т. 34. № 10. С. 54-96.

2 «Я вошел в состав Директории под рукоплескания всей Гельвеции, и все силы свои употреблял на упрочение нашей свободы и независимости, невзирая на тысячи препятствий. Но полтора года спустя группа мятежников меня изгнала как тирана, а вскоре я был объявлен вне закона как заговорщик», - писал позже (17 апреля 1801 г.) Лагарп Александру I (Correspondance... Vol. 1. P. 234).

Бопре», а человек со взглядами республиканца и будущей карьерой видного европейского политического деятеля? Это не выглядит такой уж случайностью. Как упоминалось, в наибольшей цене среди учителей были франкоговорящие швейцарцы, которые у себя на родине, в Ваадтланде, испытывали очевидные притеснения со стороны патрицианских властей Берна, владевшего этой территорией с середины XVI в. Противоречия с «бернскими господами» не только Лагарпа, но и многих других его соотечественников подтолкнули к эмиграции, побуждая искать счастья при чужих дворах1. К тому же в традициях местного дворянства было давать детям последовательное «республиканское» образование: так, родители Лагарпа направили того в четырнадцатилетием возрасте в известную в Швейцарии частную школу в замке Гальденштейн, где юношей воспитывали в строгом соответствии с принципами римской республики. Проникнутый ее духом, пламенный защитник свободы, Лагарп выбрал для своих дальнейших занятий юриспруденцию, изучал римское право, сочинения Монтескье и современные гражданские законы, а в 1774 г. в Тюбингенском университете удостоился степени доктора прав2.

Именно такой носитель идей Просвещения и требовался Екатерине II для воспитания внука и наследника в духе продолжения ее дела по реформированию России. Уже прибыв в Петербург, Лагарп составил для императрицы несколько записок с изложением своих политических взглядов, в которых Екатерина с удовлетворением отметила созвучие с принципами собственных реформ. В частности, взгляды Лагарпа на просвещенную монархию были очень близки к екатерининским. Цель правления монарха он видел в том, чтобы «разработать кодексы законов, чтобы примирить слабых и сильных, навести порядок и установить царство справедливости», что должно одновременно усилить власть государя и сделать его подданных счастливыми и свободными. «Повсюду, где монарх ведет себя как первый слуга своей страны и отец своего народа, он надежнее за-

1 Подробнее см.: De l’Ours à la Cocarde. Ancien Régime et révolution dans le Pays de Vaud (1536-1798). Lausanne, 1998.

2 Сухомлинов М. И. Указ. соч. C. 44-51.

щищен законами и любовью своих подданных, нежели солдатами и крепостями»1.

Таким образом, появление Лагарпа в ряду учителей юного Александра стало следствием целенаправленного отбора, осуществленного Екатериной II, а с весьма высокой вероятностью результатом такого отбора становился не просто образованный швейцарский республиканец-просветитель, но еще и борец за свободу против несправедливой власти, «порабощавшей» его родину. Конечно, с такими взглядами Лагарпу нелегко было в сановном Петербурге. «Противоположность моих привычек с привычками тех людей, в обществе которых я находился, - писал Лагарп позже, - подала повод предполагать во мне гордость, которая казалась тем сильнее, что я не искал никаких повышений или наград; но лишь только убедились, что эта гордость не была способна поставлять препятствия другим, стали желать мне добра, и благорасположение ко мне сделалось до того общим, что я приобрел много друзей в этой чужой стороне, которая с тех пор стала для меня вторым отечеством... Мои принципы были так хорошо известны, что меня сейчас же могли включить в число людей, которых называли тогда демократами. Несмотря на то, меня нисколько не потревожили, и я, с своей стороны, старался избегнуть всяких неприятностей, заключившись совершенно в круге моих обязанностей, которые я продолжал ревностно исполнять»2.

Однако в годы пребывания в Петербурге Лагарп не оставлял мыслей о судьбе родной земли. Может быть, для русского двора действительно казалось, что все внимание швейцарца целиком обращено лишь к учебным предметам, но на самом деле в начале 1790-х гг. под воздействием событий Французской революции он с далекого севера призывал своих соотечественников сбросить ярмо угнетения, «принять решительные меры к разрушению их цепей»3. По собственному признанию, из Петербурга им было послано шестьдесят прокламаций на разных языках с целью «революционизировать» Швейцарию, их передавали из рук в руки и даже печатали в газетах (естественно,

1 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 69; Biaudet J. Ch. Introduction // Correspondance..’. Vol. 1. P. 12-13.

2 Из записок Ф. Ц. Лагарпа // Русский архив. 1866. Вып. 1. С. 82.

’Тамже. С. 84.

без подписи)1. Лагарпа не остановило даже то, что «бернские господа» обратились к Екатерине П, выставив его как опасного заговорщика и потребовав его выдачи, но российская императрица, говоря словами Лагарпа, «не подумала, чтобы Гельветиец был достоин названия заговорщика за то, что вызвал тени древних освободителей и героев своего отечества»2.

Итак, еще в Петербурге Лагарп, по сути дела, начал свою деятельность в качестве политика и, неуклонно добиваясь эскалации революционных событий в Швейцарии, уже вступил на тот путь, который впоследствии приведет его к тому, чтобы возглавить республиканскую исполнительную власть.

Особенно плодотворными для будущей политической карьеры Лагарпа стали его первые годы после возвращения из России: с 1795 г. он поселился в женевских владениях, на самой границе с Ва-адтландом (ступать куда ему запрещали проскрипционные списки бернских властей), и с этой удобной позиции продолжал рассылать статьи, брошюры, петиции и обращения к соотечественникам. Его одновременные успешные переговоры в Париже стали одной из причин того, что в конце 1797 г. французская Директория объявила о своем покровительстве, защите безопасности и имущества жителей Ваадтланда. В ответ на это Лагарп призвал к немедленному объявлению независимости и действительно явился душой провозглашенной 24 января 1798 г. Леманической республики (среди трудов Лагарпа, в частности, есть инструкция для созыва ее Ассамблеи депутатов)3. Но в итоге вследствие вмешательства французских войск реализовался гораздо более крупный революционный проект: республикой, причем «единой и неделимой», сменявшей все прежнее кантональное устройство, была объявлена вся Швейцария4. Лагарпу это казалось

1 Анализ роли прокламаций в подготовке революции в Швейцарии см.: Tosato-Rigo D., Corsini S. (ed.) “Bon peuple vaudois, écouté tes vrais amis!” Discours proclamations et pamphlets diffuses dans le Pays de Vaud au temps de la revolution. Tausanne, 1999.

2 Из записок Ф. Ц. Лагарпа... С. 87.

3 WurglerA. Abwesender revolutionär - moderate Revolution: Frédéric-César de Ta Harpe und die Waadt (1789-1798) // Dossiers Helvetiques. Vol. 6. Basel, 2000. S. 140-159.

4 Böning H. Der Traum von Freiheit und Gleichkeit: Helvetische Revolution und Republik (1798-1803). Zürich, 2000.

верхом мечты - «объединение всех народностей Гельвеции в единственную нацию, с образованием единой республики»1.

Говоря о политическом опыте, полученном Лагарпом в Гельветической республике, следует подчеркнуть те задачи, которые пытались одновременно решать ее власти2. Среди них были отмена феодальных привилегий и установление гражданских свобод, реформа государственных учреждений и служб (например, создание единой почтовой системы), реформа законодательства и суда на основе передовых правовых концепций эпохи Просвещения, учреждение единой общегосударственной школьной системы, независимой от местных церковных и кантональных властей и предназначенной для воспитания «гельветических граждан»3.

Это была цельная, взаимосвязанная в своих отдельных элементах программа по обновлению или, иначе говоря, «модернизации» различных сторон государственной и общественной жизни страны - расставание со «старым режимом» и приведение ее в соответствие с потребностями новой эпохи. Но глухое, а иногда и открытое сопротивление населения сельских областей (при определенной поддержке республики в городах), нехватка денег и, наконец, вторжение иностранных войск - все это привело к тому, что многие проекты реформ так и остались на бумаге4.

Заметим, что оккупация русской и австрийской армиями в августе-сентябре 1799 г. северо-восточной части Швейцарии пришлась именно на президентство в Директории Гельветической республики Лагарпа, который был вынужден в резком тоне протестовать против того, что «русские солдаты, без всякого повода с нашей

Correspondance... Vol. 1. Р. 234.

2 Tosato-Rigo D. Frederic-Cesar de La Harpe entre reformes et revolution // Fre-deric-Cesar de La Harpe. 1754-1838 (sous la direction d’Olivier Meuwly). P. 147-160.

3 Rohr A. Philipp Albert Stapfer. Minister der Helvetischen Republik und Gesander der Schweiz in Paris 1798-1803 (Beitrage zur Aargauer Geschichte, 13). Baden, 2005.

4 «Никогда, пожалуй, ни одно правительство не подвергалось подобным испытаниям, - вспоминал потом Лагарп. - Внутренние враги затрудняли его деятельность, союзники предавали его, огромные армии вторгались на его территорию, и одно только деятельное усердие и непреклонное упорство помогало ему оставаться у власти. В течение марта, апреля, мая и июня 1799 года спал я в сутки не более одного часа» (Correspondance... Vol. 1. Р. 237).

стороны, пришли жечь наши дома и опустошать наши земли»1, посылая этот протест - о, вечные «странности» судьбы Лагарпа! - своему бывшему ученику, младшему брату Александра, великому князю Константину Павловичу, находившемуся тогда при штабе русских войск.

Насильственное удаление Лагарпа из Директории (во время пребывания в которой он, по собственному признанию, «постарел на десять лет»), вынужденное изгнание во Францию, где он дал Наполеону слово не участвовать в швейцарской политике, - таковы внешние обстоятельства его жизни к середине 1801 г., когда Лагарп, приняв приглашение Александра I, поспешил в Россию. Им, безусловно, владело чувство собственной нереализованности, но одновременно и ощущение накопленного большого политического опыта, который Лагарп готов был применять дальше.

Aero царственный ученик в начале своего правления испытывал явную нужду в таком опыте. Перед Александром I в 1801 г. стояли те же задачи обновления страны - приведения в единый порядок ее законодательства, административной, судебной системы и т. д. - что пыталась разрешить Гельветическая республика; вот только измерялись эти задачи уже российским масштабом.

В мыслях, в общем настроении Александр был готов к таким преобразованиям. Он давно впитывал уроки Лагарпа, который никогда не оставлял случая напомнить Александру о примерах правителей-реформаторов: «Траяна, Юлиана, Антонинов, Генриха IV, Фридриха II и Лоренцо Медичи», а из русских правителей - прежде всего Петра I2. О том, насколько полно Лагарп смог сформировать сознание молодого Александра, свидетельствуют пылкие слова последнего, обращенные к Лагарпу в день их расставания в мае 1795 г.: «Вам я обязан всем, кроме самого появления на свет»3.

О этом же говорят и рассуждения Александра при его первом знакомстве с князем Адамом Чарторыйским весной 1796 г.: «Александр сознался мне, что он ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую имеют право все люди,

Correspondance... Vol. 3. Р. 635.

2Ibid.Vol. 2. Р. 84.

3 Ibid. Vol. 1. Р. 139.

что с живым участием следил за французской революцией, что, осуждая ее крайности, он желает республике успехов и радуется им. Он с благоговением говорил мне о своем наставнике, г-не Лагарпе, как о человеке высокой добродетели, истинной мудрости, строгих правил, сильного характера. Ему он был обязан всем, что в нем есть хорошего, всем, что он знает; ему в особенности он был обязан всеми началами истины и справедливости, которые он имеет счастье носить в своем сердце и которые развил в нем Лагарп»1.

Но помимо общности политических взглядов, молодого Александра и Лагарпа связывает в эти годы огромная человеческая близость. Александр видит в своем наставнике одного из немногих людей, которым может полностью довериться. Он часто пишет швейцарцу (с надежными оказиями), говоря в письмах такие вещи, которые не смог бы написать никому другому. Так, например, в феврале 1796 г. Александр дает совершенно уничижительную характеристику окружавшей его петербургской атмосферы конца екатерининского царствования: «Кругом непостижимое творится: все только и делают, что воруют, порядочного человека не сыскать, это ужасно»2. Часто пишет он Лагарпу о нежелании править, о том, что предпочитает тихую, спокойную жизнь где-нибудь на природе: «Я променял бы охотно звание мое на ферму подле Вашей, дорогой мой друг, или по крайней мере где-нибудь поблизости»3 (т. е. на берегах Женевского озера).

Наконец, 27 сентября (8 октября) 1797 г. - именно в те недели, когда Лагарп был полностью погружен в подготовку швейцарской революции, - Александр пишет ему знаменитое письмо о будущей конституции для России. Поразительное историческое сближение! Практически одновременно Лагарп с жаром добивался свободы для своей родины Ваадтланда, а Александр - для своей, России. «Я подумал, что если когда-нибудь наступит мой черед царствовать, тогда, вместе того чтобы покидать отечество, надобно мне попытаться сделать мою страну свободной и тем самым наперед помешать ей становиться игрушкой в руках безумцев. Размышлял я на сей счет очень

1 Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия: из записок князя А. Чар-торыйского. 1795-1805 / Предисл. К. Военского. М., 2007. С. 41.

Correspondance... Vol. 1. P. 157.

долго и пришел к выводу, что это будет наилучшей из революций, ибо совершится она законным правителем и закончится тотчас же после того, как конституция будет принята, а нация изберет своих представителей». А в подготовке такой «наилучшей из революций» Александр очень рассчитывает на помощь Лагарпа. Александр пишет: «...[я хотел бы] мнение Ваше обо всем этом узнать и попросить Вас нами руководствовать. О! Как был бы я счастлив, будь Вы нынче рядом со мной! Сколько услуг могли бы Вы мне оказать!»1.

Но очередной парадокс заключался в том, что именно результаты швейцарской революции прервали переписку Александра и Лагарпа. Последний потом явно указывал, что, став официальным должностным лицом в Директории, прекратил отправлять письма в Петербург, не желая прослыть в глазах своих противников «российским агентом»2. Как потом выяснилось, и Александр получил от своего отца, императора Павла I, строжайший запрет на переписку с Лагар-пом3.

Тем важнее кажется приезд Лагарпа в Россию в первые же месяцы царствования Александра. Их насильственно прерванный обстоятельствами диалог о конституции и других преобразованиях для России должен был получить теперь закономерное развитие.

Итак, еще раз подчеркнем: когдав августе 1801 г. Лагарп вновь свиделся с Александром в Петербурге, это был вовсе не визит «старика-учителя» (не говоря уже у том, что Лагарпу тогда исполнилось лишь 47 лет), но встреча двух преобразователей, объединенных общим пониманием необходимости «модернизации» политической жизни в своей стране (для одного - Швейцарии, для другого - России).

У Лагарпа с его огромными познаниями и политическим опытом были все шансы занять место «правительственного эксперта» по реформам, подобно тому как несколько десятилетий назад Екатерина II приглашала таких экспертов на русскую службу (например, уро-

1 Correspondance... Vol. 1. P. 215-217.

315 октября 1799 г. вышел указ Павла I Сенату о лишении Лагарпа, «который, по неистовому и развратному поведению его... начал явно участвовать в мятежах Швейцарии», российской пенсии, назначенной за воспитание великих князей (Глинский Б. Б. Указ. соч. С. 77).

женцев Австрийской монархии для реформ народного образования в России).

Однако реальное положение Лагарпа в Петербурге оказалось иным. Он сознательно отказался не только от повторного зачисления на русскую службу, но и вообще от любых внешних знаков, которые бы демонстрировали его влияние на императора или участие в подготовке реформ. Вероятно, свою роль в этом решении сыграло последовательное желание Лагарпа сохранять верность Гельветической республике. Позднее в «Записках» он отмечал: «Те, кто не знал меня, предполагали, что я хотел взять дань с его (императора. - A.A.) дружбы, доверия и богатства, словом, сыграть роль вельможи. Эти люди ошиблись. Я всегда старался действовать согласно тому, чего требовало от меня мое положение. Республиканцем прожил я двенадцать лет при дворе; республиканцем появился в нем снова, не смутив никого»1. Характерно, что Лагарп для официальных выходов в Петербурге надевал мундир директора Гельветической республики, не признавая тем самым свое свержение и пришедших ему на смену в Швейцарии «властей мимолетных, меняющих одна другую и одинаково незаконных».

Но таких официальных поводов для ношения мундира у Лагарпа было немного. Дело в том, что он решил избегать появлений при дворе, и, таким образом, все его общение с императором в эти восемь месяцев 1801-1802 гг. получило вообще частный характер. Александр I обычно навещал Лагарпа дважды в неделю (и поэтому из опасения пропустить очередной визит императора, для которых не могло быть установлено четкого расписания, Лагарп старался всегда быть дома и даже не ходил в гости к своим петербургским друзьям). «Очень часто, - пишет Лагарп, - император находил меня в домашнем халате, все выглядело как если бы юный друг пришел дружески поболтать со стариком, который его вырастил. Однако, именно в часы этих непринужденных бесед, избавленные от любопытного внимания придворных, так сказать, украдкой, между нами возбуждались те важные вопросы, которые приводили к возникновению моих писем и записок императору»2.

1 Из записок Ф. Ц. Лагарпа... С. 93.

В последней фразе имеются в виду проекты реформ, которые Ла-гарп составлял и передавал Александру по мере их общения. В сумме за весь период пребывания в Петербурге швейцарцем была проделана огромная работа: им было написано свыше 70 писем к Александру, ко многим из которых приложены многостраничные записки и проекты1. Они касаются самых разных отраслей преобразований: от реформ суда и сословных учреждений до международных дел.

Но приходится отметить, что далеко не всегда эти проекты оказывались действительно востребованными, а их идеи доходили до практического воплощения в России. Особенно жесткая оценка деятельности Лагарпа встречается в мемуарах князя Адама Чарто-рыйского, по словам которого, «пребывание Лагарпа в Петербурге в начале царствования Александра в действительности не имело серьезного значения, и сам он весьма мало оказал влияния на будущие реформы Александра».

Впрочем, за такой оценкой легко различимо неприятие Чаторый-ским и другими «молодыми друзьями» императора, членами т. н. Негласного комитета, той реальной и крепкой привязанности, которая объединяла императора и его учителя. Чарторыйский явно ошибается, когда говорит о «ничтожности» вклада Лагарпа в реформы: так, достаточно убедительно установлено, что именно швейцарцем была обоснована необходимость создания в России министерства народного просвещения (министерство с похожими функциями уже действовало в Гельветической республике). Тем не менее в Негласном комитете проекты Лагарпа наталкивались на сопротивление. Чарторыйский с явным удовлетворением вспоминал: «Он имел настолько такта, что сам не пожелал участвовать в наших собраниях... впрочем, из вежливости ему было сказано, что он считается членом нашего совета и что на собраниях наших для него заготовлено кресло»2. Несмотря даже на то, что публично члены Негласного комитета высказывали свою признательность Лагарпу за представленные им проекты.

cantonale et universitaire (BCU) de Lausanne. Fonds de La Harpe. Ba 5. P. 50; Ba 6. P. 51.

1В швейцарской трехтомной публикации переписки Александра I и Лагарпа письма петербургского периода 1801-1802 гг. занимают без малого 400 страниц, иначе говоря, большую часть первого тома.

2 Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия... С. 140.

наделе они пренебрегали ими1. Куда легче было тишком высмеивать швейцарского реформатора (так, по словам Чарторыйского, Лагарп слишком часто повторял о необходимости «регламентированной организации учреждений» (франц. organisation réglementaire), и эти слова для молодых друзей превратились в его насмешливое прозвище), чем разбираться в принципах, которые он закладывал в основание реформ.

Возможно, если бы отношения Лагарпа с Александром были более формальными, то его рукописи получили бы несколько большую сферу хождения внутри правительственного аппарата. Однако, как уже подчеркивалось, и для российского императора, и для швейцарца был важен именно личный аспект их общения. Памятуя о том, что Александр уже привык высказывать Лагарпу все то, что тяготило его душу и что царь не мог бы сказать никому другому, становится понятным: в их взаимоотношениях личные моменты, возможность «открыть сердце» являлись не менее, а, быть может, и более важными, чем общественно значимые, политические.

Так, среди неопубликованной части «Записок» Лагарпа поражает рассказ швейцарца о том, как Александр решился признаться ему в участии в заговоре, лишившем жизни его отца, императора Павла I. «По возвращении из Москвы (после состоявшейся в сентябре 1801 г. коронации. - А. А.) император пожелал побеседовать со мной конфиденциально о тех обстоятельствах, которые его вынудили занять трон его отца. Эти происшествия лежали тяжелым грузом на его сердце: ему необходимо было найти облечение, открыв другу с искренностью те мотивы, которые не позволили ему отстраниться от того, что от него требовали. Ему хорошо были известны серьезные поводы к общественному недовольству, давно уже он предвидел их тяжелые последствия, когда высказываемое всеми желание, которые можно назвать национальным, вдруг указало ему, что нация всецело на него полагается и зовет ее спасти. Ему цитировали разные примеры, чтобы оправдать то, что от него требовали. Павел I должен был уступить свое место преемнику, но на условии, что его персона

10 проекте Лагарпа по организации учебных заведений в России и причинах, по которым его реализация была фактически отвергнута «молодыми друзьями» царя см.: Андреев А. Ю. Ф. С. Лагарп и разработка реформы народного просвещения в России // Российская история. 2010. № 6. С. 40-47.

получит должное уважение и ничто не сможет заронить подозрения в отношении его преемника. Вожаки же переворота, должно быть, злоупотребили обстоятельствами, чтобы прибегнуть к такому образу действий, результатом которого стала смерть свергнутого монарха. Александр приходил в ужас от этого преступления, которое он не смог ни предвидеть, ни предотвратить и которого зачинщики и истинные подстрекатели, защищенные их соучастниками и даже общим мнением, должны были избегнуть наказания. Он изливал свою душу в мою, открывал мне дошедшие до его сведения подробности и глубоко меня расстроил, доказав невозможность наказать виновных, некоторые из которых еще осмеливались показываться в придворном кругу»1.

Видя такое полное и абсолютное доверие императора, его открытую душу, Лагарп и сам, отходя от политических тем, обращался к тому, чем так привык заниматься, - «воспитанию» своего ученика. От его внимания не ускользали малейшие детали поведения молодого императора (например, как именно он двигается, приветствует собравшихся придворных и т. д.2), и Лагарп делал ему соответствующие внушения. Но главным являлось не внешнее, а внутреннее, «сердечное воспитание». Особенно четко это высказано Лагарпом в письме-завещании 1803 г., из которого предельно ясно, что выше, чем конкретные навыки и умения, Лагарп ценил сам характер и личность Александра, видя в них залог успеха преобразований России.

«После десяти веков Провидению было угодно, чтобы в России родился человек, которого ей не так хватало для успешного, постепенного, лишенного смут развития цивилизации... Природа одарила Вас чувствительным, добрым и великодушным сердцем, превосходным умом, большим запасом спокойствия, величавой любезности и склонности к работе; разумеется, это великие дары. Вашему веку Вы обязаны знаниями, принципами, средствами. Наконец, и именно это Вас характеризует, Вы не думаете, что являетесь существом другого рода, чем люди, которыми управляете; Вы не думаете, что имеете право быть надменным; Вы их не презираете, напротив, Вы их любите, Вы снисходите к их ошибкам и страданиям, Вы торопитесь

1ВCU. Fonds de La Harpe. Ba 7. P. 92.

Correspondance... Vol. 1. P. 357.

прийти к ним на помощь; Вы, наконец, надеетесь быть им хорошим примером»1.

По сути, Лагарп идеализировал своего воспитанника, обращался к нему как к собственному «творению», как отец к сыну, а значит, лишался способности хладнокровно анализировать его поступки и конкретные результаты царствования2. «Личное» в отношениях учителя с царственным учеником явно брало верх над «политическим».

Означает ли это, что в политическом отношении Лагарп вообще ничего не смог сообщить Александру? Вовсе нет, напротив, пребывание Лагарпа в 1801-1802 гг. в Петербурге укрепило молодого царя в важном принципе: проводить реформы в России необходимо, не ослабляя, а напротив, в полной мере используя силу государственной власти (т. е. применительно к России - силу самодержавия). Такой опыт извлек Лагарп из собственной политической деятельности. Он вовремя предостерег Александра от того, к чему его подталкивали «молодые друзья», - от передачи части полномочий каким-либо коллегиальным органам, которые бы ограничивали волеизъявление императора. Совсем неодобрительно Лагарп отозвался о проекте российской конституции, подготовленной Чарторыйским (что лишний раз демонстрирует причины откровенной вражды последнего к швейцарцу). В предшествующие годы конституционные проекты революционного времени уже не раз проходили через руки Лагарпа, поэтому он мог с должным основанием судить о «безосновательности этого замысла, убедившей меня, что его породила голова юная и легкая, не отдавая себе отчета в том, что собой представляют 50 миллионов жителей России, а собрав без всякого обдумывания отдельные черты представительных органов, набранные случайно из тех стран, где их опробовали, и ничуть не волнуясь, применимо ли то в России»3.

‘Ibid. Vol. 2. P. 84.

2 Идеализацию образа Александра I Лагарп сохранил до конца жизни, что неоднократно отмечали общавшиеся с ним в Лозанне русские путешественники, см., например: Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем / Под ред. О. Б. Лебедевой, А. С. Янушкевича. Т. 13: Дневники. Письма-дневники. Записные книжки 1804-1833. М., 2004. С. 354.

’BCU. Fonds de La Harpe. Ba 6. P. 52.

Еще один ключевой принцип, который Лагарп практически познал на собственном опыте и который также стремился передать своему ученику, - постепенность реформ, внимание к традициям, характеру народа и существующих у него учреждений, пусть даже именно их и требуется обновить в ходе «модернизации». Так, в первом же письме, отправленном Лагарпом Александру после восшествия того на престол, звучит мотив «умеренности», осторожности в преобразованиях, необходимости узнавать и тщательно наблюдать за текущим ходом дел: «Остерегусь Вам давать советы. Один только решусь высказать, мудрость которого проверил я в течение тех полутора лет, когда, на мою беду, возложили на меня почетную обязанность управлять государством; вот в чем он состоит: сколько-нибудь времени предоставьте административной машине работать, как прежде, наблюдайте за ходом ее, а реформы начните, лишь когда убедитесь совершенно в их необходимости. Поспешайте медленно, как писали Вы мне в письме от 27 сентября 1797 года»1 (имеется в виду уже упоминавшееся знаменитое письмо Александра о конституции).

Но и в «последнем наставлении», высказанном в письме-завещании 1803 г., данный мотив повторяется со ссылкой на негативные последствия петровских реформ: «Желая поскорее увидеть Россию, приученную к иностранным обычаям, Петр I нанимал на службу слишком много иностранцев и не видел, что народ с уже определившимся характером нужно длительным образом обрабатывать лишь инструментами, извлеченными из его же недр, и с помощью учреждений, стремящихся постепенно сформировать новую породу людей»2.

Итак, главный «политический урок» Лагарпа, переданный Александру в первые месяцы царствования, - умеренность в проведении реформ и необходимость сохранения при этом сильной самодержавной власти (принципы, которых трудно было бы ждать от создателя швейцарской республики, рожденной революцией, но таков уж очередной парадокс Лагарпа!3).

"Correspondance... Vol. 1. P. 229.

2 Ibid. Vol. 2. P. 84 (курсив Ф. С. Лагарпа).

3 Позднее в примечании к одному из писем к императору Лагарп отмечал, что только его враги, боявшиеся человека, который говорит самодержцу правду, всегда пытались выставить его необузданным «новатором», чьи советы могли сбить с пути императора и всю Россию (Ibid. Vol. 1. P. 504).

В то же время большая человеческая привязанность к Александру заставляла Лагарпа высоко ценить личную сферу их отношений и мешала воспринимать характер и поступки императора критически (хотя при этом Лагарп мог абсолютно здраво оценивать легкомысленность и незрелость «молодых друзей» царя). Щепетильность Лагарпа, с которой он охранял эту сферу, желая внешне всячески отстраниться от подготовки российских реформ и оставаться представителем Гельветической республики, отчасти способствовала тому, что многие проекты Лагарпа, детально им разработанные, так и не были востребованы.

Даже сам отъезд Лагарпа из России - преждевременный с точки зрения развития преобразований, основной механизм которых был пущен в ход лишь спустя несколько месяцев, после создания министерств в сентябре 1802 г., - был вызван именно названной щепетильностью и имел корни в личной сфере отношений. Как швейцарец объяснял в неопубликованной части своих «Записок», «с марта <1802 г.> я заметил, что усилия, которые я предпринимал, чтобы остаться в тени, не смогли избавить меня от действий недоброжелателей, которые по-своему интерпретировали мою частную переписку с императором и особенно еженедельные беседы, коими он удостаивал мое жилище. Я счел разумным сообщить об этом Александру в письме от 8 марта 1802 г. и дать ему почувствовать необходимость моего удаления. Его дружба долго отказывалась поверить в то, что от этой близости между российским императором, выдвигающим благотворные реформы для своего народа, и иностранцем, известным уже в течение долгого времени аналогичными принципами, могут случиться серьезные неудобства. Мудрый образ действий, с которым начало трудиться новое правительство, принес благоприятные результаты, но те, кто страшатся устранения злоупотреблений, коих выгоды использовались ими до тех пор бесконтрольно, содрогнулись, видя, что пришел их срок, и не зная, на кого свалить вину открыто, глухо указывали на иностранца как на того, кто внушает эти проекты»1. Поэтому Лагарп боялся, что его пребывание в России будет вредить самому успеху реформ, что им будут препятствовать только потому, что они «исходят от иностранца», и поэтому просил

"ВСи. Ктск с!е Ьа Нагре. Ва 9. Р. 181.

императора отпустить его, надеясь, что и вдалеке от России сможет дальше приносить ей пользу1.

Последним примером из этого ряда, показывающим влияние личных причин Лагарпа на его решения в Петербурге, является его предложение передать письмо Александра I первому консулу Франции, генералу Бонапарту Здесь необходимо пояснить, что сам Лагарп был увлечен личностью и деятельностью Наполеона, действия которого к тому же имели решающее значение для успеха революции в Ваадтланде и последующего установления Гельветической республики. Накануне вступления французских войск в Швейцарию, приблизительно в декабре 1797 г., состоялась личная встреча Лагарпа с Наполеоном, которую первый описал так: «Он поразил меня точностью своих вопросов и ответов и талантом сводить предметы обсуждения к самым простым понятиям. Вследствие двухчасового разговора, бывшего весьма оживленным, я удалился убежденным, что этот человек призван к самому высокому предназначению и ему заранее следует извинить те амбиции, что пробивались в разговоре»2.

Поэтому желание сблизить Александра и Наполеона, двух людей, которыми Лагарп тогда восхищался, несмотря на всю сомнительность этого предприятия с точки зрения большой европейской политики началаXIX в., было у швейцарца вполне искренним3. Перед самым отъездом Лагарпа из Петербурга 8 мая 1802 г. Александр написал Наполеону короткое письмо, где выражал ему «свои дружеские чувства» и искреннюю надежду «установить самое близкое согласие между двумя правительствами и устранить все, что могло бы повредить этому согласию»4. И хотя Лагарп рассчитывал, что такое письмо поможет длительному «поддержанию мира в Европе», а также распространению «просвещения и свободных учреждений», в итоге оно так и не было передано. Вернувшись в Париж, швейцарец

"Correspondance... Vol. 1. P. 509.

2 Цит. по: Coppet et la Révolution de Suisse 1797-1803. Coppet, 2003. P. 72.

3 Отметим, что с точки зрения русского дипломатического корпуса это однозначно интерпретировалось как подтверждение донесений из Парижа о том, что Лагарп прибыл в Россию в качестве «агента Бонапарта» (Biaudet J. Ch. Op. cit. P. 21-22).

4Correspondance... Vol. 1. P. 610-611.

увидел в новых действиях Наполеона шаги к «всемирному господству и абсолютизму» и добровольно отказался от своей посреднической миссии1.

Итак, причуда истории неразрывно соединила две фигуры из стран, совершенно разных по своим размерам, природе, климату, религии, народным характерам и т.д.

Лагарп и Александр I - швейцарец и русский; республиканец и самодержец; один - освобождающий свою родину от вековой тирании и несправедливости чужих господ, другой - мечтающий о таком же освобождении своей страны от клейма деспотизма и рабства (крепостного права). До определенного времени их объединяла несомненная общность принципов, которая объяснялась тем, что Ла-гарпу действительно удалось передать юному Александру свой образ мыслей и жизненные установки. К их новой встрече в 1801 г. , обсуждению которой была посвящена большая часть настоящей статьи, Лагарп получил еще и бесценный политический опыт, которого так недоставало Александру. Вместе они готовы были приняться за «модернизацию» России.

Но действия Лагарпа-реформатора в Петербурге, его многочисленные проекты преобразований нельзя рассматривать в отрыве от сферы их личных взаимоотношений, искренних, практически отеческих чувств, которые наставник (кстати, не имевший собственных детей) питал к своему ученику. Впрочем, нельзя делать и обратное: сводить их общение в Петербурге к модели «старый учитель в гостях у юного друга» - в таком случае пропадает та огромная, поис-тине титаническая работа, которую проделал Лагарп по подготовке российских реформ. Причины же того, что результаты этой работы оказались не столь плодотворными, лежат глубоко в характерах обоих людей. Как это было свойственно концу ХУ1П - началу XIX в., чувство взяло верх над разумом, личные аспекты отношений взяли верх над чисто политическими, и Лагарп предпочел удалиться, хотя до конца жизни хранил в своих воспоминаниях идеальный образ российского императора, запечатленный им в те месяцы. Впрочем, история их отношений повторилась еще раз, только теперь с полной

Соггеврог^апсе... Уо1.1. Р. 611-612.

переменой ролей: в 1814 г. уже Александр I тайком от своего окружения общался с Лагарпом и сообщал ему свои решения, о которых еще не догадывались многие европейские дипломаты, а именно то, что образованные благодаря швейцарской революции новые кантоны (Во, Ааргау, Тессин) будут сохранены, несмотря на общее желание политиков Венского конгресса провести «реставрацию» дореволюционных порядков1.

В конечном счете, именно личным отношениям Александра и Лагарпа обязана своими контурами современная Швейцария.

1 Глинский Б. Б. Указ. соч. С. 91; Сухомлинов М И. Указ. соч. С. 137-138.

А. Б. Григорьев

ЗАГАДКИ СОЧИНЕНИЯ «МОЛОТОК НА КНИГУ “КАМЕНЬ ВЕРЫ”»

Издание преосвященным Феофилактом (Лопатинским), архиепископом Тверским и Кашинским, в 1728 г. фундаментального труда покойного митрополита Стефана (Яворского), местоблюстителя патриаршего престола, «Камень веры», в котором, наряду с подробнейшим богословским анализом разногласий между Православной и протестантскими Церквями, можно было прочитать призывы к полному запрету и государственному преследованию инославного прозелитизма и катехизации на канонической территории Русской Православной Церкви, вызвало шквал критики со стороны протестантских богословов, справедливо увидевших в воззрениях Яворского и Лопатинского опасность для себя и своих единоверцев. Защиту книги взял на себя архиепископ Феофилакт (Лопатинский), самый малоисследованный русский богослов XVII в., а после его заключения и смерти - митрополит Рязанский и Муромский священ-номученик Арсений (Мацеевич), один из известнейших полемических богословов середины XVII в.

Полемика между Иоганном Буддеем1 со стороны протестантизма, Бернардом Риберой2 со стороны католицизма и Феофилактом (Лопатинским)3 со стороны православия еще ждет своего вдумчивого и ответственного исследователя. А; вот защита «Камня веры» митрополитом Арсением (Мацеевичем)4 связана с критической руко-

1 Epístola apologética pro ecclesia Lutherana contra calumnias et obtrectationes Stephani Javorcii Rezanensis et Muromiensis metropolitae ad amicum Mosque degent-emscripta a Ioanne Francisco Buddeo. Ienae, 1729.

2 Ribera B. Responsum ant-apologeticum ecclesiae catholicae contra calumniosas blasphemias... Viennae, 1731.

3 Феофилакт (Лопатинский), архиеп. Апокрисис, или Возражение на письмо Будцея (ОР БАН РФ. Собр. Яков. № 51).

4 Арсений (Мацеевич), митр. Возражение на пашквиль лютеранский, нареченный «Молоток на книгу “Камень веры”», который молоток показался быть восковый, яко воск от лица огня, сиречь, от Слова Божия и самыя истины исчезнувший (Ярославский государственный архив. Ф. 59. Ед. хр. 1048).

Мог ли быть искренний и преданный друг у великого князя Александра Павловича, ставшего впоследствии цесаревичем и наследником всероссийского престола, а затем - императором?

Что дружба? Легкий пыл похмелья,
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор 1 .

Александр Пушкин

"Дружба ж., дружество ср. взаимная привязанность двух или более людей, тесная связь их; в добром смысле, бескорыстная, стойкая приязнь, основанная на любви и уважении; в дурном, тесная связь, основанная на взаимных выгодах. В дружбе правда" 2 .

Владимир Даль

Нет, конечно, и пушкинские строчки не о нем. У государя нет и не может быть истинного друга; "покровительства позор" - это не дружба.

Безусловно, нет, и "Толковый словарь" Владимира Ивановича Даля не про него. У самовлюбленного и двуличного Александра I, "властителя слабого и лукавого", не могло быть никакой стойкой приязни к кому бы то ни было.

Вот только и первое, и второе утверждение - исторические мифы. Они опровергаются многочисленными фактами, недавно введенными в научный оборот. У императора был настоящий друг. Его швейцарский наставник Фредерик-Сезар Лагарп.

Белая ворона при дворе

Профессор МГУ Андрей Юрьевич Андреев и его коллега из Лозанны госпожа Даниэль Тозато-Риго проделали титаническую работу и подготовили к печати капитальный трехтомник - полную переписку Александра I и Лагарпа (1754-1838). Швейцарцы почитались в Европе образцовыми гувернерами, и нет ничего удивительного в выборе императрицы Екатерины II наставника для любимого внука. Так убежденный республиканец Лагарп стал служить при русском императорском дворе.

Между Лагарпом, которому был пожалован чин премьер-майора русской армии, и его маленьким подопечным сразу установились доверительные отношения. Наставник учил великого князя многим полезным вещам.

Беспорядок и небрежение в делах ненавистны.

Будущий государь должен уметь работать самостоятельно.

Вставать надо в шесть утра.

Развлечения должны помогать трудиться.

Не дозволяйте себя обманывать.

Не поддавайтесь отвращению к власти.

Монарху следует посещать художественные галереи и поощрять искусства.

Царь должен быть для своих подданных образцом любящего мужа.

Будущему государю в своей повседневной деятельности следует брать пример с геометров: "возьмите себе за правило суждение не прежде высказывать, чем все без исключения факты изучите"...

Гордый швейцарец чванился своей независимостью. Он не искал покровителей, не принимал участия в борьбе придворных группировок. Но при этом постоянно по-мещански считал деньги, скрупулезно подчеркивая тот печальный факт, что его жалованье постоянно уменьшается из-за колебаний курса ассигнационного рубля по отношению к полновесной серебряной монете.

Такой человек воспринимался при дворе как белая ворона.

Когда Лагарп напомнил двору о святости заключенного с ним договора, ему прислали пятьсот рублей в качестве компенсации. Швейцарец расценил это как подачку и гордо отказался. Камердинер, принесший деньги, рассчитывал, вероятно, на щедрые чаевые, но не получил ничего...

Интрига императрицы

Стоит ли удивляться, что после этой истории Лагарп не мог добиться ни лошадей, ни экипажа из придворной конюшни, которые полагались ему по контракту. Все придворные служители составляли одну семью, единое братство; наставник великого князя в одночасье испортил отношения со всеми. Но заносчивый швейцарец даже не догадался об этом. И продолжал давать своему ученику уроки свободомыслия, республиканских принципов и либерализма.

Именно Лагарпу будущий император написал знаменитое письмо из Гатчины от 27 сентября (8 октября) 1797 года, в котором сформулировал свою заветную мечту: "Когда же мой черед придет, тогда надобно будет - разумеется, постепенно - подготовить нацию к тому, чтобы избрала она своих представителей и приняла свободную конституцию, после чего я власть с себя сложу полностью и, если Провидению угодно будет нам способствовать, удалюсь в какой-нибудь тихий уголок, где заживу спокойно и счастливо, видя благоденствие моей отчизны и зрелищем сим наслаждаясь. Вот каково мое намерение, любезный друг" 3 .

Вдумаемся: цесаревич доверил Лагарпу важнейшую государственную тайну! Наставнику или учителю так не пишут. Так пишут только другу - близкому и единственному.

Императрица Екатерина II проницательно заметила, что между внуком и воспитателем установились доверительные дружеские отношения, и решила этим воспользоваться. Она удостоила Лагарпа продолжительной двухчасовой аудиенции во внутренних покоях. Императрица намеревалась лишить своего сына Павла Петровича права наследования трона и, минуя сына, передать престол старшему внуку Александру. А значит, надо заблаговременно подготовить его к грядущей перемене судьбы. Кто мог это сделать?

По замыслу императрицы, именно друг великого князя Лагарп: "Только он один мог на юного принца необходимое влияние оказать" 4 .

Так швейцарец оказался вовлечен в эпицентр серьезной политической интриги. Екатерина изъяснялась намеками, Лагарп притворился, что он их не понял. У него хватило ума и такта не принять предложенную ему роль. "Я её тайну угадал и имел счастье не позволить меня в неё посвятить, притом подозрений не возбудив... Принужденная меня уважать, Екатерина Великая с тех пор замолчала и на свою сторону переманить больше не пыталась, но постаралась неудобного свидетеля удалить" 5 .

Императрица, впрочем, соблюла благопристойность. Сначала Лагарпу был пожалован чин полковника русской армии, а затем его уволили в отставку, выплатив вместо полагающейся пенсии единовременно 10 тысяч рублей. Это была весьма солидная по тем временам сумма, за которую Лагарп приобрел прекрасное имение на берегу Женевского озера.

Прощание инкогнито

Неожиданная отставка Лагарпа и его удаление от двора стали серьезным ударом для великого князя Александра. Будущему государю преподали наглядный урок политического лукавства. Он узнал реальную цену высокопоставленным придворным и важным вельможам и сделал горький вывод: я не хотел бы иметь этих господ своими лакеями.

9 мая 1795 года, прощаясь с уезжавшим на родину другом, Александр произнес ставшую потом знаменитой фразу: Лагарпу он обязан всем, кроме своего появления на свет. Зная, что за ним следят, великий князь незаметно покинул дворец и инкогнито в наемной ямской карете приехал на квартиру Лагарпа. Александр заключил друга в объятия и горько заплакал. "Прощание наше было мучительно" 6 .

Он подарил швейцарцу два миниатюрных портрета, украшенных брильянтами, - свой и супруги Елизаветы Алексеевны. Впоследствии, когда швейцарцы воздвигнут обелиск в память Лагарпа, на камне они выбьют от имени императора всероссийского: "Всем, чем я являюсь, я обязан швейцарцу" 7 .

Но и Лагарп был многим обязан ему: "Бесспорно, он был сделан не из того теста, что все прочие государи, раз в течение трёх десятков лет дозволял простому гражданину адресовать себе письма... в каждой строчке коих видна откровенность, даже между равными редкая" 8 .

Письма, которыми они обменялись при расставании, цепляют за сердце...

Прощайте, дорогой друг мой! Как горько мне к Вам эти слова обращать! Помните, что оставляете Вы здесь человека, который Вам предан, который не находит слов, чтобы Вам свою признательностью выразить, который обязан Вам всем, кроме рождения своего на свет.

Будьте счастливы, любезный друг, этого желает Вам человек, к Вам сердечно привязанный, Вас уважающий и питающий к Вам почтение неизъяснимое.

Едва разбираю, что пишу. В последний раз говорю Вам: прощайте, лучший из друзей, не забывайте меня.

Александр

Супруга моя поручила передать Вам, что до конца своих дней будет помнить обо всем, что Вы для нее сделали...

Еще раз: дорогой друг мой, благодетель.

У меня нет слов, Ваше Высочество, чтобы выразить, насколько глубоко запечатлены в моем сердце бесценное Ваше дружество, Ваши деяния, коротко говоря, все обхождение Ваше со мною. Посещение, каким Вы меня вчера удостоили, преисполняет мне душу радостью и печалью, и разумеется, никогда не забуду я всего, что Вы мне сказать изволили.

Ваши речи, Ваши чувства, все, что до Вас касается, навеки в сердце моем запечатлены. Записка же Ваша меня до глубины души растрогала. О дорогой мой Александр, позвольте назвать Вас так, дорогой мой Александр, сохраните дружеское Ваше расположение, кое Вы мне столько раз доказывали, а Вам до последнего вздоха верен буду.

Однако пора кончать. Обнимаю Вас мысленно в надежде когда-нибудь сие еще раз не только на словах сделать. Верьте, что до конца моих дней пребуду я Вам другом - раз уж Вы меня сего звания удостоили, - самым преданным и самым верным из всех Ваших друзей и слуг.

Ф.-Сезар де Лагарп.

P.S. После своего восшествия на престол император Александр поспешил выписать швейцарца в Петербург. Лагарп не замедлил приехать. Дважды в неделю император приезжал к своему единственному другу, чтобы обсудить неотложные государственные дела. "Дней Александровых прекрасное начало" невозможно представить себе без Лагарпа.

После победы над Наполеоном и взятия Парижа, в момент своего наивысшего личного торжества, Александр Благословенный вновь вспомнил о своем наставнике и друге, пожаловав ему орден Св. Андрея Первозванного - высшую награду Российской империи.

К друзьям

Пусть искатель гордой славы
Жертвует покоем ей!
Пусть летит он в бой кровавый
За толпой богатырей!
Но надменными венцами
Не прельщен певец лесов:
Я счастлив и без венцов
С лирой, с верными друзьями.

Пусть богатства страсть терзает
Алчущих рабов своих!
Пусть их златом осыпает,
Пусть они из стран чужих
С нагруженными судами
Волны ярые дробят:
Я без золота богат
С лирой, с верными друзьями.

Пусть веселий рой шумящий
За собой толпы влечет!
Пусть на их алтарь блестящий
Каждый жертву понесет!
Не стремлюсь за их толпами -
Я без шумных их страстей
Весел участью своей
С лирой, с верными друзьями.

Дмитрий Веневитинов
1821

Примечания
1. Пушкин А.С. Дружба // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 19 тт. Т. 2. Кн. 1. М.: Воскресенье, 1994. С. 408.
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 тт. Т. 1. А-З. М., 1994. Стлб. 1235.
3. Император Александр I и Фредерик-Сезар Лагарп: Письма. Документы: В 3 тт. / Сост., вступ. ст. и коммент. А.Ю. Андреева и Д. Тозато-Риго; пер. с фр. В.А. Мильчиной. Ответственный редактор С.В. Мироненко. Т. 1. М.: РОССПЭН, 2014. С. 338.
4. Там же. С. 363.
5 . Там же.
6. Там же. С. 164.
7. Там же. С. 95, 163, 291, 388, 777.
8. Там же. С. 4.

ЛАГАРП ФРЕДЕРИК СЕЗАР ДЕ - швейцарский по-ли-тический дея-тель, вос-пи-та-тель великих кня-зей Алек-санд-ра Пав-ло-ви-ча (бу-ду-ще-го императора Алек-санд-ра I) и Кон-стан-ти-на Пав-ло-ви-ча, генерал-лейтенант российской служ-бы (1814 год).

Учил-ся в Же-нев-ском, за-тем в Тю-бин-ген-ском университетах. С 1774 года вёл ад-во-кат-скую прак-ти-ку в Бер-не. При-вер-же-нец идей французского Про-све-ще-ния.

При-дер-жи-вал-ся рес-пуб-ли-кан-ских взгля-дов, вхо-дил в со-став ло-занн-ско-го Со-ве-та двух-сот - пред-ста-ви-тель-но-го ор-га-на кан-то-на Ва-адт. Ак-тив-но вы-сту-пал за не-за-ви-си-мость кан-то-на Ва-адт от Бер-на, за что под-вер-гал-ся пре-сле-до-ва-ни-ям со сто-ро-ны вла-стей Швей-цар-ско-го Сою-за.

В 1782 году по-ки-нул тер-ри-то-рию Швей-ца-рии, со-про-во-ж-дал груп-пу российских дво-рян в по-езд-ке по Ита-лии. В том же го-ду по ре-ко-мен-да-ции Ф. М. Грим-ма и Е. Р. Даш-ко-вой при-гла-шён в Рос-сию императрицей Ека-те-ри-ной II в ка-чест-ве пре-по-да-ва-те-ля французского языка для её вну-ков.

В 1784 году Лагарп пред-ста-вил Ека-те-ри-не II за-пис-ку, из-ло-жив в ней спи-сок пред-ме-тов (ис-то-рия, ма-те-ма-ти-ка, фи-ло-со-фия, пра-ви-ла за-ко-на граж-дан-ско-го, нра-воу-че-ние и др.), ко-то-рые сле-до-ва-ло бы пре-по-да-вать великим кня-зьям, и был ут-верж-дён на-ря-ду с Н. И. Сал-ты-ко-вым в долж-но-сти их вос-пи-та-те-ля.

За-ни-ма-ясь главным образом нравст-вен-ным вос-пи-та-ни-ем великих кня-зей, Лагарп вну-шал им идеи естественного ра-вен-ст-ва лю-дей, «все-об-ще-го бла-га», к ко-то-ро-му дол-жен стре-мить-ся го-су-дарь, по-ли-тические сво-бо-ды.

По сло-вам са-мо-го Алек-санд-ра I, в те-че-ние всей жиз-ни со-сто-яв-ше-го с Лагарпом в пе-ре-пис-ке, ник-то боль-ше Лагарпа не по-вли-ял на его «об-раз мыс-лей, не бы-ло бы Ла-гар-па, не бы-ло бы Алек-санд-ра».

Лагарп при-вет-ст-во-вал Фран-цуз-скую ре-во-лю-цию XVIII века. В 1791 году об-ра-тил-ся к пра-ви-тель-ст-ву Швейцарского Сою-за с по-сла-ни-ем, в ко-то-ром пред-ло-жил со-звать пар-ла-мент и про-вес-ти ре-фор-мы, что да-ло по-вод швейцарским вла-стям объ-я-вить Лагарпа за-чин-щи-ком бес-по-ряд-ков, про-изо-шед-ших в ря-де фран-коязыч-ных кан-то-нов, в т. ч. в Ва-ад-те.

Со-дер-жа-ние по-сла-ния Лагарпа бы-ло до-ве-де-но до све-де-ния Ека-те-ри-ны II; осо-бо-го зна-че-ния ему она не при-да-ла, ска-зав Лагарпу: «Будь-те яко-бин-цем, рес-пуб-ли-кан-цем, чем вам угод-но, я ви-жу, что вы чест-ный че-ло-век, и это-го мне до-воль-но». По мне-нию боль-шин-ст-ва ис-то-ри-ков, в част-но-сти Н. К. Шиль-де-ра, при-чи-ной от-став-ки Лагарпа, пос-ле-до-вав-шей в 1794 году, стал его от-каз на прось-бу Ека-те-ри-ны II уго-во-рить Алек-санд-ра Пав-ло-ви-ча стать нас-лед-ни-ком пре-сто-ла вме-сто от-ца, великого князя Пав-ла Пет-ро-ви-ча (бу-ду-ще-го императора Пав-ла I).

Вер-нув-шись в Же-не-ву, ак-тив-но вы-сту-пал про-тив гос-под-ства Бер-на над кан-то-ном Ва-адт. В 1796 году пе-ре-ехал в Па-риж, где сбли-зил-ся с бывшими чле-на-ми Гель-ве-ти-че-ско-го клу-ба, стал ли-де-ром ра-ди-каль-ной швейцарской пар-тии, т. н. пат-рио-тов.

Об-ра-тил-ся к французской Ди-рек-то-рии с пред-ло-же-ни-ем ор-га-ни-зо-вать ин-тер-вен-цию в Швей-ца-рию для обес-пе-че-ния не-за-ви-си-мо-сти кан-то-на Ва-адт.

По-сле про-воз-гла-ше-ния не-за-ви-си-мо-сти кан-то-на (январь 1798 года) и по-сле-до-вав-шей вслед за этим ок-ку-па-ции Швей-ца-рии французскими вой-ска-ми в ию-не 1798 года вме-сте с П. Ок-сом воз-гла-вил Ди-рек-то-рию Гель-ве-ти-че-ской рес-пуб-ли-ки.

В 1800 году в ре-зуль-та-те рос-пус-ка Ди-рек-то-рии эмиг-ри-ро-вал во Фран-цию. Про-жи-вал под Па-ри-жем, за-ни-мал-ся литературной дея-тель-но-стью.

По при-гла-ше-нию императора Алек-санд-ра I в 1801-1802 годах Лагарп со-вер-шил по-езд-ку в Рос-сию. Встре-тив-шись в Санкт-Пе-тер-бур-ге с не-дав-но всту-пив-шим на пре-стол Алек-санд-ром I, Лагарп, раз-де-ляв-ший с им-пе-ра-то-ром чув-ст-во «от-вра-ще-ния, ка-кое вну-ша-ет ему аб-со-лют-ная власть», в то же вре-мя ре-ко-мен-до-вал со-хра-нить её «в це-ло-сти и не-раз-дель-но», что-бы про-ве-сти в стра-не не-об-хо-ди-мые ре-фор-мы, например под-го-то-вить ус-ло-вия для от-ме-ны кре-пост-но-го пра-ва, не по-ся-гая на зе-мель-ную собст-вен-ность дво-рян-ст-ва, со-ве-то-вал на-ка-зать убийц императора Пав-ла I, а так-же за-клю-чить со-юз с Фран-ци-ей (пись-мо, на-пи-сан-ное Алек-санд-ром I На-по-лео-ну Бо-на-пар-ту, Лагарп не пе-ре-дал по наз-на-че-нию, ра-зо-ча-ро-вав-шись в пер-вом кон-су-ле).

Во вре-мя Вен-ско-го кон-грес-са 1814-1815 годов с по-мо-щью Алек-сан-д-ра I без-ус-пеш-но пы-тал-ся за-кре-пить не-за-ви-си-мое от Бер-на по-ло-же-ние кан-то-нов Ва-адт и Ар-гау в со-ста-ве об-ра-зо-ван-ной по ре-ше-нию кон-грес-са Швейцарской Кон-фе-де-ра-ции.

С 1816 года жил в Ло-зан-не, до 1828 года был де-пу-та-том Боль-шо-го со-ве-та (пар-ла-мен-та) кан-то-на Ва-адт.

На-граж-дён ор-де-ном Святого Анд-рея Пер-во-зван-но-го (1814 год).

Исторические ис-точники:

Пись-ма им-пе-ра-то-ра Алек-санд-ра I и дру-гих особ царст-вен-но-го до-ма к Ф. Ц. Ла-гар-пу. СПб., 1870

Спи-сок книг, из-бран-ных для вел. кн. Алек-санд-ра Пав-ло-ви-ча Ла-гар-пом. П., 1916

Correspondance de F.-C. de La Harpe et Alexandre I, suivie de la correspon-dance de F.-C. de La Harpe avec les membres de la fa-mille impériale de Russie / Publiée par J.Ch. Biaudet et F. Nicod. Neuchа̂tel, 1978-1980. Vol. 1-3

Correspondance de F.-C. de La Harpe sous la République helvétique. Neu-chа̂-tel, 1982-2004. Vol. 1-4.

Сочинения:

Quelques observations sur la révision de la constitution vaudoise de 1814. Lausanne, 1831

[Из за-пи-сок]. Ф. Ц. Ла-гарп в Рос-сии // Рус-ский ар-хив. 1866. Вып. 1

От-че-ты Ла-гар-па гра-фу Н. И. Сал-ты-ко-ву о вос-пи-та-нии ве-ли-ких кня-зей Алек-санд-ра и Кон-стан-ти-на Пав-ло-ви-чей. 1786-1794 гг. // Рус-ская ста-ри-на. 1870. Т. 1-2

Нес-коль-ко пи-сем Ф. Ц. Ла-гар-па. СПб., 1898.