Источник: Щиголев И.И. Психиатры о великих.
Издательство БГПУ, 2003. - 360с. Тираж 1000 экз.

О книге: Вниманию читателя предлагается достаточно интересный и в определенной степени редкий реферативный материал из жизни известных в мире личностей. В большей степени излагаемые сведения отражают некоторые стороны психического состояния у творческих личностей.
Материалы об особенностях творческой деятельности и характера, психических, неврологических, соматических заболеваниях известных личностей (с древних времен до настоящего времени), подобранных как из специальной медицинской, так и из художественной, мемуарной литературы. В конце книги приведена обширная библиография по каждому предлагаемому материалу имеется ссылка на источник. Даны краткие сведения обо всех представленных в книге персоналиях.
В книге использованы как отечественные, так и зарубежные источники.
Предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей культуры и патопсихологией, будет полезна и для специалистов: психиатров, неврологов, психологов, социологов, преподавателей, студентов.

Об авторе: Игорь Иванович Щеголев - психиатр с 30 летнем стажем. Историк медицины, главный врач Брянской областной психиатрической больницы № 4, заслуженный врач РФ, доктор медицинских наук. В 2001 году избран действительным членом Академии гуманитарных наук, на основании разработки проблем молодежного экстремизма с психиатрической точки зрения и Международной академии экологии и безопасности жизнедеятельности в связи с выходом в свет цикла работ, посвященных воздействию микродоз радиоактивных веществ на психическую сферу человека, действительный член Российского общества медиков-литераторов, член профессиональной психотерапевтической лиги.
Родился в 1944 году в г. Тула, окончил школу, медицинское училище, работал фельдшером. Служил на Северном флоте, на острове Новая Земля. Окончил Смоленский государственный медицинский институт и институт физической культуры. Мастер спорта СССР. Имеет около 150 научных работ, в том числе 7 монографий, посвященных вопросам психиатрии и искусства. Неоднократный участник последних съездов психиатров России, международных и российских медицинских форумов, посвященных актуальным проблемам научно-практической психиатрии.

Болезнь Н. В. Гоголя (1809-1852)

Он пишет своей сестре Анне Васильевне (12.04.1839 г. - из Рима): "Слава богу, наша маменька физически здорова, я разумею душевную, умственную болезнь, о ней была речь".
Психиатр, профессор Чиж в своей известной монографии о болезни Гоголя считает мать Гоголя ненормальной... От скрещивания линии материнской с отцовской происходит писатель Гоголь, который, как известно, сам страдал психически, и это же психическое страдание через его сестру передается его племяннику.

Если любовным похождениям Пушкина не было конца, и необузданная половая страсть его нашла отклики в его поэзии, то у Гоголя совсем нет половой жизни. У Гоголя за всю его жизнь не было никаких связей с женщинами, Гоголь никогда не любил, не знает, что такое любовь, что такое женщина и в его произведениях любовь меньше всего играет роль.

По семейному преданию, весной 1850 года Гоголь просил руки Анны Михайловны Всльгорской. При всем видимом расположении к Гоголю Вельгорские не могли допустить и мысли о родстве с незнатным мелкопоместным дворянином, пусть и прославленным писателем.
С семьей графа Вельгорского, близкого ко двору сановника, талантливого музыканта и композитора, одного из друзей Пушкина, Гоголь встречался в Петербурге, а затем за границей и был с ней в дружеских отношениях. В особенности близок он был с младшей дочерью графа - Анной Михайловной.
Писатель граф В. А. Сологуб (он был женат на сестре Анны Михайловны) в своих воспоминаниях отмстил: "Анна Михайловна, кажется, единственная женщина, в которую влюблен был Гоголь".
...По свидетельству А. Т. Тарасенкова - врача, наблюдавшего Гоголя в последние дни его жизни, можно было заметить резкую перемену в самочувствии писателя приблизительно за месяц до его смерти; появилась общая слабость и удрученное настроение. Это состояние только усиливалось. В ночь с 11 на 12 февраля 1852 года Гоголь сжег подготовленный к печати 2-й том "Мертвых душ".
С каждым днем Гоголь слабел. Приглашенные к нему врачебные знаменитости Москвы ничего не могли сделать. Больной решительно отказывался от еды и лекарств. Да и саму болезнь врачи не смогли определить. Доктор Тарасенков так, одновременно и научно, и образно, определил ее причину: "Это было медленное изнурение себя голодом". Около 8 часов утра 21 февраля Гоголь умер.

Некоторые авторы, например, Ломброзо, считают, что Гоголь был онанистом. Профессор Чиж, посвятивший жизни Гоголя особую монографию, считает это недоказанным. По его мнению, легенда об онанизме Гоголя создалась потому, что он не имел любовных увлечений - ни идеальных, ни грубых - отсюда заключили, что он предавался онанизму. Но при этом упускают из виду, что встречаются люди с патологической организацией нервной системы, у которых половые желания или совершенно отсутствуют, или так слабы, что эти люди не онанируют... и не имеют половых влечений. По Чижу, Гоголь принадлежал именно к таким натурам с крайне слабым половым чувством, т.е. отличался половой гипэстезией".

Впалая грудь, узкая грудная клетка с узкими плечами, худощавый, болезненный, физически слабый, он никогда не имел здорового свежего цвета лица... из ушей у него текло... Ребенком он был золотушным, слабым и болезненным. Гоголь не любил учиться и не мог учиться, и так и остался на всю жизнь недоучкой - это факт, констатированный всеми исследователями.
Отмечается авторами "параноический характер" Гоголя, из которого затем развивается паранойяльный бред величия и преследования.
Обычные юношескому возрасту любовные увлечения, выраженные так или иначе у нормальных юношей, совершенно или почти отсутствуют у Гоголя.
Важен предыдущий момент отсутствия или понижения полового чувства, который заменялся тем или иным извращенным эквивалентом этого чувства.
Известно, что Гоголь любил рассказывать циничные анекдоты и рассказывал их с таким мастерством, с таким удовольствием, что несомненно это было нечто болезненное, а не шутки грубого человека. Своим странным щегольством, чудачествами и манерностью в костюме Гоголь удивлял всех... Он выше толпы, он презирает всех тех, кто не разделяет его вкуса.
Умер Гоголь в состоянии глубокой депрессии и в связи с тем, что длительное время отказывался от еды... Страдал шизофренией, вероятно, вялотекущей формой.

Психиатры в большом долгу перед русской литературой, оставив неясным характер заболевания Н. В. Гоголя. Причиной этого является, с одной стороны, то обстоятельство, что ряд биографов, не без оснований, душевную драму великого сатирика объясняют чисто психологически - творческой неудачей, пагубным реакционным окружением во второй половине писательской деятельности. С другой - психиатрия еще недостаточно разработала психопатологию, к которой относится длительно и нетипично протекавшее заболевание Гоголя. Историческая отдаленность, кроме того, приводит к некоторой гадательности в выводах. Однако, чем больше пользоваться в объяснении болезни Гоголя несомненными документами, особенно его многочисленными письмами и описаниями очевидцев, тем адекватнее можно применить современные психопатологические закономерности. Известный наш литературовед Пыпин о душевной драме Гоголя говорил: "Личность Гоголя является цельной, развитие - последовательным... Страшное противоречие, мучившее его в последние годы, крылось в нем с самого начала... и было борьбой его высокого побуждения служить обществу с теми ошибочными теоретическими представлениями об обществе, с которым он сжился. В личной судьбе Гоголя отразилась борьба двух различных сторон общественного развития: как великий талант он принадлежал к прогрессивной стороне, тогда как его теоретические понятия не шли дальше обиходного консерватизма, и здесь главный источник той борьбы понятий, которой он не выдержал".
На это объяснение душевной драмы Гоголя нередко ссылаются. Так, например, понимает душевный перелом Гоголя и Б. В. Ермилов в книге "Гений Гоголя" (1959). При такой трактовке остается все же неясным, почему произошел резчайший сдвиг, и гениальный писатель не завершил "Мертвых душ", а рукопись сжег, почему последние десять лет были не только бесплодными, но являлись, собственно говоря, медленным, мучительным его творческим угасанием. Когда читаешь многочисленных биографов Гоголя, совершенно неясно, почему он покончил жизнь самоубийством (сам, может быть, не сознавая этого) в возрасте 42 лет при внешнем благополучии, окруженный вниманием и сердечными заботами. "Нынешним молодым людям даже трудно растолковать обаяние, окружавшее тогда его имя", - писал И. С. Тургенев.

Изменение его поведения некоторые биографы объясняют тем, что он предался мистицизму. Но Гоголь не был мистиком, хотя и был религиозным. До последних лет все его интересы были достаточно реальны, за прогрессивность и реализм говорит все его творчество. Он хотел стать проповедником религии и нравственности, но после всеобщего осуждения его "Переписки с друзьями" и особенно письма Белинского, он отказался от этого, жалел, что выпустил в свет эту книгу, в какой-то мере осудил сам себя, заявив даже в письме к Жуковскому: "Каким Хлестаковым я размахнулся!"
Современники Н. В. Гоголя, которые сталкивались с ним непосредственно, знали о большом его психическом своеобразии. В известном "Письме Гоголю" В. Г. Белинский, отказываясь понимать его логику, высказал, правда неопределенно, подозрение о болезни писателя, сравнил его суждения с религиозной манией. С. Т. Аксаков, наиболее любивший и опекавший Гоголя, писал: "Если бы я не имел утешения думать, что он на некоторых предметах помешался, то жестоким бы словом назвал его". И. С. Тургенев в своих воспоминаниях о встречах с Гоголем упоминает: "Мы с Щепкиным ехали к нему как к необыкновенному, гениальному человеку, у которого что-то тронулось в голове... Вся Москва была о нем такого мнения". Многие современники сравнивали Н. В. Гоголя с Ж.-Ж. Руссо, ставшим в последние годы жизни параноиком.

Психиатрические исследования болезни Н. В. Гоголя незначительны, имеются лишь две солидные статьи на эту тему: Н. Н. Баженова "Болезнь и смерть Гоголя" (1902) и В. Ф. Чижа "Болезнь Н. В. Гоголя" (1903). Статья доктора Сегалина "Шизофреническая психика Гоголя" (1926), к сожалению, отличается предвзятостью и упрощенностью. Описания болезни и диагностические выводы у этих авторов достаточно разноречивы. Баженов устанавливал "периодическую меланхолию", Чиж - "наследственное помешательство в смысле Мореля", а Сегалин устанавливал "типичную шизофрению", перечисляя всю симптоматику из монографии Блейлера. По Баженову, у нашего великого писателя было функциональное заболевание, а по Чижу и Сегалину - заболевание было разрушительное, с бредом и галлюцинациями. К этому последнему мнению склонился и П. М. Зиновьев, который в 1932 г. в одной из своих статей о шизофрении, между прочим, писал: "Интересно жизненное развитие Гоголя. В 21 год, после оставшейся незамеченной окружающими психотической вспышки, - начало творчества. До 26 - 27 лет - его бурный расцвет, в дальнейшие годы только осуществление ранее задуманного, затем постепенный упадок и в 43 года смерть при явлениях психоза с кататоническим симптомокомплексом". И. Б. Галан, подошедший к болезни Н. В. Гоголя с эндокринологической точки зрения, в диагностическом отношении полностью солидаризуется с Сегалиным.
Любопытно еще одно высказывание. В своей известной книге "Гениальность и помешательство" Ч. Ломброзо в 1876 г., как видно без достаточной осведомленности, писал: "Николай Гоголь, долгое время занимавшийся онанизмом, написал несколько превосходных комедий после того, как испытал полнейшую неудачу в страстной любви... В это время Гоголь был на вершине своей славы, поклонники его называли русским Гомером, само правительство ухаживало за ним, как вдруг его стала мучить мысль, что слишком уж мрачными красками изображенное им положение родины может вызвать революцию... Эта мысль овладела им с такой силой, с какой раньше он отдавался то любви к женщинам, то увлечению сначала драматическим родом литературы, потом повествовательным и, наконец, сатирическим... совершенно перестал писать... проводил время в молитве... Он даже совершил путешествие в Иерусалим и вернулся оттуда значительно спокойнее.
Но вот в Европе вспыхнула революция 1848 г. и упреки совести возобновились у Гоголя с новой силой. Его начали мучить представления о том, что в мире восторжествует нигилизм, стремящийся к уничтожению общества, религии и семьи. Обезумевший от ужаса, потрясенный до глубины души, Гоголь ищет теперь спасения в "Святой Руси", которая должна уничтожить языческий запад и основать на его развалинах панславянскую православную империю. В 1852 г. великого писателя нашли мертвым от истощения сил, или скорее от сухотки спинного мозга, на полу возле образов, перед которыми он до этого молился, преклонив колени". Трудно сказать, чего больше в этом суждении: неправды, поверхностности или развязности.
Таким образом, большинство высказавшихся психиатров считают болезнь Гоголя шизофренией. На втором месте становится периодическая депрессия. Высказывается также мнение, что нервно-психическую неуравновешенность Гоголя следует связать с хронической малярией, которой он будто бы заразился в Италии. Доктор Качановский по этому поводу написал специальное исследование. О малярии говорил также Н. Н. Баженов. Однако никто из многочисленных врачей, которым показывался Гоголь, не высказывал подозрения на заболевание малярией. Бросается в глаза одно несомненное обстоятельство: все врачи, включая и знаменитости Парижа и Берлина, первопричиной страданий у него считали заболевание центральной нервной системы - "нервическое состояние".

АНАМНЕЗ

Наследственность Гоголя в психиатрическом смысле не отягощена, но отец и мать отличались нервной неуравновешенностью. Отец умер 42-х лет от какого-то легочного заболевания. Мать вышла замуж в 16 лет, и Николай был ее первенцем. После него было еще три дочери, выросших здоровыми и уравновешенными, сын же отличался слабым здоровьем, и первые годы родители тревожились за его жизнь. Окреп физически только к юношеским годам. В детстве отличался задумчивостью и серьезностью. В его поведении, движениях и манерах в младших классах было что-то, что вызывало насмешки товарищей. Вместе с тем с ранних лет у него была склонность к юмору и шаловливости, чем он привлекал сверстников. Учился в лицее плохо из-за отсутствия интереса к преподаваемым предметам, несмотря на хорошие способности и блестящую память, посредственно переходил из класса в класс и до старших классов нисколько не выделялся среди других учеников. В последних классах сочинял бесхитростные комедии, которые разыгрывались на лицейской сцене и в которых он сам принимал участие, с успехом исполняя комические роли.
Своеобразная внешность Гоголя всегда привлекала внимание встречавших его. Еще в лицее его прозвали "заморским карлой". Современники говорили, что ни один из портретов Гоголя не дает полного понятия о выражении его лица, в особенности глаз, то беспокойно бегавших, то на продолжительное время устремленных в одну точку. Позже один из наблюдавших его записал: "Низкий, сухощавый, с весьма длинным заостренным носом, с прядями белокурых волос, часто падающих на маленькие прищуренные глазки". Всегда отмечалась вегетативная и эндокринная неполноценность, признаки "вегетативной стигматизации", он был патологически зябким, удовлетворительно чувствовал себя только на юге.
Гоголь был гипосексуален. Любовь не играла роли в его произведениях. Если он описывал любовные ситуации, то трафа-ретно и ходульно. Его дружба с А. С. Смирновой была чисто платонической и поддерживалась тем, что она была самой верной "ученицей" в период его проповедничества. Его предложение младшей дочери графа Вельгорского в 1850 г. было робким (через родственников) и неожиданным. Отказ родителей невесты был воспринят им совершенно спокойно. По словам знавших его, сексуальной жизнью он не увлекался, никто из сверстников и знакомых не знал о каких-либо его любовных увлечениях. Костюмы его отличались смесью щегольства с неряшливостью.
Характерологически Гоголь определяется как астеник и шизоид, всеми отмечалась его скрытность, застенчивость и парадоксальность наряду с чувством юмора. Сам он писал: "Часто я думаю о себе: зачем бог, создав сердце, может единственное, по крайней мере, редкое в мире, чистую, пламенеющую жаркою любовью ко всему высокому, прекрасному душу, зачем он дал всему этому такую грубую оболочку? Зачем он одел все это в такую страшную смесь противоречий, упрямства, дерзкой самонадеянности, самого униженного смирения?"
Гоголь сам называл себя скрытным и недоверчивым. Вместе с тем он нуждался в критике со стороны друзей. Так, он писал: "Мне больше, нежели кому-либо другому, нужно указывать на мои недостатки" (1840); "Будьте взыскательнее, как только можно, и постарайтесь во мне побольше найти недостатков, хоть бы даже они вам самим казались неважными" (1842). Гоголь всегда был требователен к себе и хотел идти путем внутреннего самоусовершенствования. Он будто бы не ценил дружбы: "Я был в состоянии всегда любить всех вообще, но любить кого-либо особенно предпочтительно я мог только из интереса". Читая его искренние письма, нетрудно понять, что это самооговор.
Многие называли его высокомерным и тщеславным. Пушкин, который знал Гоголя в цветущем периоде, назвал его веселым меланхоликом, вскрыв одну черту его внутренней противоречивости.

ГЕНИЙ Н. В. ГОГОЛЯ

Нельзя говорить о личности Гоголя и о его поведении, не обрисовав хотя бы самым кратким образом характер его гениальности. С этим не может не считаться ни психолог, ни психопатолог. Здесь не место говорить о великом художественном значении произведений Гоголя. Известно, что все его творчество, начавшееся
в "Пушкинском кружке", было страстным порывом, оно было прогрессивно до известного перелома в его мировоззрении, начавшегося в 1843 г., после которого он предался религии всем существом и уже мало что сделал для литературы, а что сделал, так сжег, поскольку оно не соответствовало его идеалам.
Гоголь - реалист, воспринимавший действительность с исключительной живостью и глубиной. Гениальность Гоголя проявлялась в новой манере литературного творчества, обогатившей русскую и мировую литературу. Необычайная сила воображения и фантастики, безошибочная прозорливость, тончайшая ирония и необозримый круг представлений, направляемые живым природным юмором и идейными устремлениями, определяют существо его гениального творчества. Неразрывная связь комического с трагедийным, их взаимное проникновение достигают в "Мертвых душах" особенной глубины и силы.
По мнению Пушкина, у Гоголя была способность угадывать человека и несколькими чертами выставить его вдруг, как живого. В другом месте он добавляет, что у него имеется "прекрасное чутье слышать душу". Вместе с тем Гоголь, по определению Чернышевского, был сильной и страстной натурой, большие чувства захватывали его всегда целиком, безраздельно. Это усугублялось тонкостью его психической организации, живостью воображения и остротой восприятия.
Следует привести отрывок из обращения Гоголя к своему гению в канун 1854 г., поскольку он характерен для его личности и ее порывов.
"О, не разлучайся со мной! Живи на земле со мною, хоть два часа каждый день, как прекрасный брат мой. Я совершу... Я совершу! Жизнь кипит во мне. Труды мои будут вдохновенны. Над ними будет веять недоступное земле божество! Я совершу... О, поцелуй и благослови меня!"
Гоголь выводил свой талант юмориста из своей природной меланхолии. В "Авторской исповеди" он писал: "На меня находили припадки тоски, мне самому необъяснимой, которая происходила, может быть, от болезненного состояния. Чтобы развлекать себя самого, я придумывал себе все смешное, что только мог выдумать". Это же спорное утверждение о происхождении своего комедийного таланта Гоголь еще более подробно развивает в письме к Жуковскому в 1848 г. Едва ли с таким простым толкованием происхождения способности изображения комического можно согласиться, хотя бы частично оно и было справедливо. Имели, видимо, значение индивидуальный склад ума и украинский юмор, которым отличался и его отец, материнская одаренность фантазией.

ПЕРЕЛОМ В МИРОВОЗЗРЕНИИ

После постановки "Ревизора" Гоголь понял, какая сила заключена в его литературной деятельности. Он полностью осознал свое величие. Это послужило началом все укреплявшегося затем мнения о его особом назначении, руководимом какими-то внешними силами. Наибольшего развития эта идея достигла после наивысшего подъема его творческих сил во время окончания первого тома "Мертвых душ". Это послужило толчком для возникновения у него сверхценной идеи своего необыкновенного значения.
Существует установившееся объяснение крутого перелома во взглядах Гоголя на цели своего творчества и того творческого бессилия, которое последовало за этим. Сущность его - в изменении миросозерцания. Гоголь был создан для сатирической литературы. И когда он, насилуя самого себя, взялся за изображение идеальной личности, то потерпел крах. Белинский противопоставил Гоголя-художника, преданного народу, Гоголю-ложному, проти-вонародному, ставшему врагом своего же художественного творчества.
Если рассматривать психический кризис с литературных позиций, Гоголя погубил переделанный второй том "Мертвых душ", поскольку он восстал против своего художественного гения. После кризиса, глубокого обдумывания своего писательского признания, он пришел к мысли, что все его произведения, написанные до "Мертвых душ", - "маранье", которое следует уничтожить. Постепенно он входит в роль учителя, религиозного моралиста, переходит от обличения крепостной России к
панегирику ей. В явно болезненном виде это стало проявляться уже после 1842 г.
Чернышевский отметил, что у Гоголя не было твердой опоры в прочном современном образовании. Изображая пошлость жизни, ужасавшую его, он не понял, что это не удел народной жизни. Он отклонился от своей стихии, прекратил в значительной мере свое творчество, а у него был принцип: "Не работать - не жить".

НЕРВНАЯ РАНИМОСТЬ Н. В. ГОГОЛЯ

Начало неуравновешенности определяется с трудом. Еще в юности у него, видимо, имелись слуховые галлюцинации. "Вам, без сомнения, когда-нибудь случалось слышать голос, называющий вас по имени... Признаюсь, мне всегда был страшен этот таинственный зов... Я обыкновенно бежал с величайшим страхом и занимавшимся дыханием, и тогда только успокаивался, когда попадался мне навстречу какой-нибудь человек". Таково одно из лирических отступлений в его повести. Разумеется, это не может быть верным доказательством наличия галлюцинаций у автора. С другой стороны, мы не можем не считаться со столь правдоподобным клиническим феноменом.
Рано его начала преследовать тоскливость, о которой он сам пишет следующим образом: "На меня находили припадки тоски, мне самому необъяснимой, которая происходила, может быть, от моего болезненного состояния". Нужно предположить, что не все, что было в письмах Гоголя, можно принять безоговорочно. Его образное мышление и ипохондричность, безусловно, искажали действительность. Первый выраженный приступ меланхолии случился во второй половине 1838 г. в 24-летнем возрасте, в Петербурге. "Если бы вы знали, какие со мной страшные перевороты, как сильно растерзано все внутри у меня. Боже, сколько я пережил, сколько я перестрадал". Это отняло почти год жизни, и это время он был мрачен, мнителен, думал, что он неизлечим, хотя казался свежим и бодрым. Последующие приступы еще более мешали ему работать (1837 - 1840). Самое незначительное умственное напряжение в это время "отяжелевало" голову, "на мой мозг точно надвинулся колпак, который мешает мне думать, туманит
мои мысли". Психическое состояние не связывалось с каким-либо физическим недомоганием, а прежде всего с диэнцефальной вегетативной недостаточностью. Жалобы на плохое состояние сменялись нотами удовлетворения, временами возникала экзальтация.
Первый психологический перелом окружающие отметили в 1841 г. Он стал особенно религиозным и ипохондричным, стал жаловаться на "летаргическое состояние". Сам Гоголь в первый раз хандру отметил у себя еще в 1829 г. В 1842 г. в одном из писем он пишет: "Вижу знакомые родные лица, но они мне кажутся, что они не здесь родились, что видел их в другом месте. Много глупостей, непонятных мне самому, чудится в моей ошеломленной голове. Но что ужасно, что в этой голове нет ни одной мысли. Я нахожусь в нравственном бессилии". Работоспособность Гоголя начала слабеть с 1836 г., а с 1842 г. он без чрезмерного усилия уже длительными периодами ничего художественного не создавал. Болезнь медленно прогрессировала, острые приступы возникали чаще, хотя более кратковременно. Сам Гоголь понимал, что он тяжело болен. Это видно хотя бы из письма Погодину в 1840 г., где он говорит, что последние годы он был "в летаргическом умственном бездействии, причиной чему было нервическое усыпление". По словам Гоголя, рассеянность и апатия иногда достигали полной прострации.
В 1844 г. он пишет С. Т. Аксакову, объясняя свое молчание: "Причиною этого было отчасти мое физическое болезненное расположение, содержавшее дух мой в каком-то бесчувственном сонном положении". Волна депрессии отступила летом 1848 г. после путешествия в Палестину. Весной 1849 года - опять тоска, которая продолжается и вторую половину этого года, затем вновь появляется в 1850 и 1851 гг.
В 1839 году, когда он заканчивал первую часть "Мертвых душ", у него зародилась мысль написать "Переписку с друзьями". Появление этой книги в 1845 году - самый тяжелый моральный удар по Гоголю: почти все осуждали его. Раздражение, негодование, насмешки и презрение, вызванные его книгой, были для него совершенно неожиданны. Дело его души - искренняя исповедь, так дорого стоившая ему, вдруг обернулась против него вместо того, чтобы принести ему славу и моральное удовлетворение. Ему казалось, что он сам себе нанес публичную оплеуху. Враги его торжествовали, а друзья от него лицемерно отвернулись, и в порыве отчаяния он восклицает: "Мое сердце разбито, деятельность отнялась. Можно еще вести брань с самыми ожесточенными врагами, но храни бог всякого от такой страшной битвы с друзьями". Все это явилось следствием появившихся у Гоголя идей величия и проповедничества, когда он мнил себя чуть ли не пророком. В одном из писем он указывал, что он провозвестник высшей воли.

ИЗМЕНЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

После поездки в Иерусалим "к гробу Господню" и отдыха в деревне у матери Гоголь поселился в Москве. Все встречавшиеся с ним в это время (1848 - 1849 гг.) отмечают его подавленность и мрачную молчаливость. Он "распространял какую-то неловкость, что-то принужденное вокруг себя" (И. Панаев), обнаруживал все большую склонность к уединению. Он работал над вторым томом "Мертвых душ", но болезнь все губительнее сказывалась на физическом и моральном состоянии. Работать становилось все труднее, мучительные раздумья все сильнее овладевали им. Гоголь определял это как преждевременную старость. Он писал в 1848 г.: "Мои мысли расхищаются. Приходят в голову незваные-непрошенные гости и уносят помышления бог весть куда, бог знает в какие места, прежде чем успеваю очнуться. Все как-то делается не вовремя: когда хочу думать об одном, думается о другом, когда думаю о другом, думается о третьем". В 1850 г. в письме к матери он писал: "Думал и я, что буду всегда трудиться, а пришли недуги, отказалась голова... Бедная моя голова! Доктора говорят, что надо оставить ее в покое. Вижу и знаю, что работа при моем болезненном состоянии тяжела". Гоголь, чувствуя психическую слабость, постоянно молится и просит молиться за него других. Чрезмерная, пагубная религиозность начала развиваться с 1842 г.
"Несколько раз, упрекаемый в недеятельности, я принимался за перо, хотел насильно заставить себя написать что-нибудь вроде небольшой повести или какого-нибудь литературного произведения, и не мог произвести ничего. Усилия мои почти всегда оканчивались болезнью, страданием и, наконец, такими припадками, вследствие которых нужно было продолжительно отложить всякое занятие" ("Авторская исповедь").
Хорошо знавшие его, говорили о "переломе" у Гоголя. Когда в 1848 г. Гоголь посетил Васильсвку, сестра отметила его равнодушие к семье, что особенно выявилось при замужестве одной из сестер. Летом 1851 г., когда он жил на даче у Смирновой, отмечалась "умственная измененность", говорилось - "остались развалины". Бросалась в глаза его худоба. Известный в Москве доктор Овер в эту пору о Гоголе говорил: "Несчастный ипохондрик, не приведи бог его лечить, это ужасно".
Окружающие одновременно отмечают у него "религиозное просветление" на фоне мрачного настроения, создавшегося отчасти плохой трудоспособностью. Весной и летом 1851 г. он на всех производил тяжелое впечатление, жаловался на расстройство нервов, на медленность пульса, на недеятельность желудка.
В последнем периоде своей жизни (1851 - 1852 гг.), по-видимому, не перенес острых переживаний, но истощение физических и душевных сил прогрессировало медленно и непрерывно. Гоголь, как ипохондрик, чувствовал, что он гибнет, жизнь ему стала в тягость. Видимо, у него было смутное желание посоветоваться со специалистом, только так можно понять тот факт, что он однажды нанял сани и поехал в Сокольники в психиатрическую больницу, но в нее не вошел, а довольно длительное время походил возле ворот и, несмотря на холод и ветер, постоял в отдалении от них, после чего, не заходя во двор, сел в сани и уехал домой.
Религиозная настроенность заняла его целиком, он беспрерывно помышлял о небесном и перестал дорожить земным. Затем все внимание устремил на приготовление себя к будущей загробной жизни достижением совершенства. На этом пути, особенно после бесед с духовными лицами, он открыл в себе недостатки, показавшиеся ему ужасными. Он стал исполнять один из христианских "подвигов" - измождение тела.
Биографы отмечают, что привычная его замкнутость в эту пору усилилась, и многие даже не предполагали, судя по его поведению, о той перемене, которая произошла в глубине его души. Он посещал знакомых, интересовался постановкой своих комедий, корректировал новое издание своих сочинений. В это же время он много молился, часто говел, постился и причащался, доводя себя до изнурения. Читал только религиозную литературу, восхищался религиозными аскетами. Встречался со своим духовником, священником-изувером Матвеем, который пугал его страшным божьим судом и "готовил к смерти", призывая к покаянию.
Психическое и физическое истощение не могло не благоприятствовать внушаемости, которой пользовались "духовные лица", поддерживая в нем мысль о греховности. Мучительное ощущение апатии, тоски и ужаса было почти постоянным, и он не находил отвлечения в путешествии, как прежде. Мыслей о самоубийстве не было, хотя еще в 1846 г. он писал: "Переношу такие болезненные состояния, что повеситься или утопиться кажется как бы похожим на какое-либо лекарство". По словам доктора Та-расенкова, Гоголь под влиянием сновидений, слуховых галлюцинаций обращался к приходскому священнику, чтобы он его еще раз причастил, считая себя умирающим.
Крутой перелом в психическом состоянии Гоголя произошел после неожиданной смерти Хомяковой, сестры поэта, с которым он был близок в Италии. Появился страх смерти, он ничем, кроме молитвы, не занимался и никого не принимал.
Заключительный этап жизни Гоголя начался со времени той роковой ночи, когда он сжег все 11 глав начисто переписанной второй части "Мертвых душ". Накануне он пригласил хозяина дома А. Толстого и просил передать рукопись епископу Филарету на его усмотрение, но Толстой отказался взять, не желая поддерживать в Гоголе безнадежность и мысли о смерти, так как Гоголь при этом сказал, что он скоро умрет.
В первый день после сожжения рукописи он горевал об этом и даже плакал. Последующие 10 дней до смерти Гоголь не выходил из комнаты и почти ничего не ел, будучи уже истощенным. Он готовил себя к смерти и примирился с мыслью о ней. Он говел, молился, стоя на коленях. Никого не принимал, отвечал только отрывисто. Когда Толстой, желая его отвлечь, стал рассказывать об общих знакомых, Гоголь сказал: "Что вы говорите, можно ли рассуждать об этих вещах, когда я готовлюсь к такой страшной минуте?" После этого он замолчал, как бы погрузившись в размышления. В эти дни им были сделаны лишь указания, чтобы двух крепостных, бывших у него слугами, отпустили на волю.
К Гоголю были приглашены лучшие врачи во главе с популярным Овером. Врачами, среди которых, однако, не было психиатра, все было сделано, чтобы ускорить конец: делали кровопускание, ставили мушки и пиявки, о насильственном кормлении речи не было.
Когда Овер сам взялся сделать ему клизму, он сначала соглашался, но затем стал кричать и сопротивляться, говоря, что не позволит мучить себя. После слов Овера, что он может умереть, Гоголь отвечал: "Ну, что же, я готов... я уже слышал голоса". При этом добавил о гуманной профессии врачей.
За три дня до смерти он слег в постель в полном изнеможении и сопротивлялся всякому исследованию и лечению, повторяя, что ему ничто не поможет. На консилиуме врачей превалировало предположение о начальном менингите. Суждения, однако, были неопределенными и противоречивыми. Пытались лечить гипнозом, но больной сразу же оказал сопротивление накладыванию "пассов".
Последние сутки он был взабытьи, произносил бессвязные слова, уже не просил пить, что до этого делал часто.

ДИАГНОЗ

Рассматривая последовательно особенности психики Н. В. Гоголя, нельзя не заметить постепенного нарастания болезненных явлений, начиная с 1835 г. Они выражались прежде всего в длительных приступах неврастенической тоскливости,"оцепенения" и различных вегетативных расстройствах. Тоскливость эта не укладывалась в циклотимическую, о чем следовало бы думать прежде всего. Она не сопровождалась ни моторным торможением, ни пониженной самооценкой и иногда была близка к состоянию астенической неврастении. Тоскливость вместе с тем была мучительной, часто сопровождалась тревожностью и страхом смерти.
Вторым существенным проявлением болезни надо считать признаки параноического развития личности, которое стало выступать после окончания в 1836 г. первого тома "Мертвых душ" и достигло наибольшего развития при выпуске "Переписки с друзьями", когда он считал, что сделал откровение для людей. Третьим клиническим феноменом, который существенен для определения болезни, являются нередкие нарушения восприятий, в частности слуховые галлюцинации, которые, если говорить о несомненных, были у него только в молитвенном экстазе.
Здесь не место излагать закономерности патологического развития личности, укажем лишь, что при той психопатии и вегето-патии, которые были у Гоголя, такой тип течения болезни возможен. Об этом говорит П. Б. Ганнушкин. В протекании патологического развития сначала возникла ипохондрия, а затем сверхценные идеи об особом его предназначении, которые были связаны с религиозным бредом.
Основным диагностическим вопросом в болезни Гоголя остается функциональность или процессуальность болезни. Психиатрия имеет в настоящее время относительные критерии, позволяющие ответить на него. Хотя при столь широком понимании критериев, трактующих шизофрению, здесь не может быть одного мнения. По всем имеющимся данным можно сказать, что хроническая болезнь Гоголя привела его к снижению "уровня личности". Но болезнь Гоголя, по словам Чижа, вследствие богатства его духовной природы, протекала не в той грубой, очевидной для всех форме, как у обыкновенных больных. Даже уже сниженный, он был интеллектуально богат. Самые тяжелые проявления выглядели как странность и чудаковатость, а ослабление критики и величавые идеи казались лишь некоторой нескромностью. Психоза и слабоумия в узком понимании не было, но поведение Гоголя становилось все менее адекватным и все более оторванным от его жизненных интересов. Никаких кататонических проявлений у него не было, поведение до конца оставалось продуманным. Убеждение в неизбежности наступающей смерти диктовалось направленностью мышления, обусловленной тревогой и отчасти слуховыми галлюцинациями, главное же — религиозным изуверством. Эмоциональность его была напряжена, но отличалась однообразием, инстинкт самосохранения угас.
В современной психиатрической систематике еще нет такого очерченного заболевания, к которому уверенно можно было бы отнести болезнь Н. В. Гоголя. Оправданно рассматривать ее структурно: паранойяльное развитие на вегетативной дефектной основе; против шизофрении говорят страдания больного и его в общем правдивый глубокий анализ своей болезни. Известно, что у художественно одаренных людей эта болезнь не изменяет свои основные черты (Гердерлин, Шуман и др.). Если же придерживаться наиболее распространенной систематики, то диагноз надо определить как паранойя в широком ее понимании, т.е. патологическое развитие личности с паранойяльным изменением мышления.
Не просто устранить распространившееся среди психиатров мнение о шизофрении Н. В. Гоголя. Казалось бы, много данных за вялый процесс в виде ее простой апатической формы. Ипохондрические высказывания его о хаотичности мышления, а также обострение возбудимости восприятий, близких к галлюцинаторным, и неадекватность некоторых его поступков могли аргументировать диагноз шизофрении. Однако такой подход был бы формальным, не учитывающим особенности эмоциональности и характера мышления Гоголя.
Главным документом, говорящим против шизофрении у Гоголя, остаются его сердечные и адекватные письма, особенно письма к матери, которой он писал до последних своих дней. Поведение его оставалось целесообразным, несмотря на религиозную отрешенность и физическую слабость. В Одессе, где он провел свою предпоследнюю зиму, он много и успешно работал, и никто не отметил каких-либо странностей. Второй том "Мертвых душ", по словам Чернышевского, в художественном отношении не уступал первому, но он был осужден автором и погиб вместе с ним.
Последние недели он был в бредовом психозе, возникшем в связи с его религиозными бредовыми идеями, истощением и приступом тревожности. По словам Тургенева, он жаждал смерти. Внешняя ситуация всецело этому содействовала, в особенности проповеди священника-изувера Матвея. Самыми последними записями Гоголя на клочках бумаги были следующие: "Как поступить, чтобы признательно и благодарно помнить в сердце полученный урок?"; "Если не будете малы, не внидите в царствие бо-жие"; "Помилуй, господи, меня грешного! Связи сатану вновь..." На наш взгляд, эти записи надо рассматривать как паранойяльный бред, обусловленный патологическим миросозерцанием, задатки которого обусловлены распространенным в то время религиозным суеверием.

Психическое расстройство, наличие которого почти никто не подвергает сомнению (дискуссия идет лишь о нозологической принадлежности психопатии), объясняет то изменение качества жизни и смену его приоритетов, которые ознаменовали закатные годы Гоголя.
В начале февраля 1852 г. писатель слег в постель. М. Погодин вспоминал: «С понедельника только обнаружилось его совершенное изнеможение... Призваны были доктора. Он отвергал всякое пособие, ничего не говорил и почти не принимал пищи. Просил только по временам пить и глотал по несколько капель воды с красным вином.
Он все-таки не казался так слаб, чтобы, взглянув на него, можно было подумать, что он скоро умрет. Он нередко вставал с постели и ходил по комнате совершенно так, как бы здоровый». В ночь с 11 на 12 февраля 1852 г., находясь в мучительном душевном кризисе, Гоголь сжег второй том «Мертвых душ», после чего сказал А. Хомякову: «Надобно уж умирать, а я уже готов и умру».
Лечащий врач Гоголя А. Тарасенков оставил нам описание больного: «Увидев его, я ужаснулся. Не прошло месяца, как я с ним вместе обедал; он казался мне человеком цветущего здоровья, бодрым, свежим, крепким, а теперь передо мной был человек, как бы изнуренный до крайности чахоткой или доведенный каким-либо продолжительным истощением до необыкновенного изнеможения. Все тело его до чрезвычайности похудело; глаза сделались тусклы и впали, лицо совершенно осунулось, щеки ввалились, голос ослаб, язык трудно шевелился от сухости во рту, выражение лица стало неопределенное, необъяснимое. Мне он показался мертвецом с первого взгляда. Он сидел, протянув ноги, не двигаясь и даже не переменяя прямого положения лица; голова его была несколько опрокинута назад и покоилась на спинке кресла».
Врачи решили насильно кормить Гоголя. Ему поставили несколько пиявок на нос, так как было носовое кровотечение, делали холодное обливание головы в теплой ванне.
Уже поздно вечером он стал забываться, терять память. «Давай бочонок!»— произнес он однажды, показывая, что желает пить. Ему подали прежнюю рюмку с бульоном, но он уже не смог сам приподнять голову и держать рюмку... Еще позже он по временам бормотал что-то невнятно, как бы во сне, или повторял несколько раз: «Давай, давай! Ну, что же!» Часу в одиннадцатом он закричал громко: «Лестницу, поскорее, давай лестницу!..» Казалось, ему хотелось встать. Его подняли с постели, посадили на кресло. В это время он уже так ослабел, что голова его не могла держаться на шее и падала машинально, как у новорожденного ребенка... Когда его опять укладывали в постель, он потерял все чувства; пульс у него перестал биться; он захрипел, глаза его раскрылись, но представлялись безжизненными. Казалось, что наступает смерть, но это был обморок, который длился несколько минут. Пульс возвратился вскоре, но сделался едва приметным. После этого обморока Гоголь уже не просил более ни пить, ни поворачиваться; постоянно лежал на спине с закрытыми глазами, не произнося ни слова. В двенадцатом часу ночи стали холодеть ноги.
По свидетельству друга писателя С. Шевырева, «одним из последних слов, сказанных им еще в полном сознании, были слова: «Как сладко умирать!».

Совсем недавно появилась еще одна версия о причине смерти Гоголя - «отравление врачами». Сотрудник журнала «Чудеса и
приключения» К. Смирнов считает, что «описанные симптомы болезни Гоголя практически неотличимы от симптомов хронического отравления ртутью - главным компонентом того самого каломеля, которым пичкал Гоголя каждый приступавший к лечению эскулап». По предположению Смирнова, первым прописал каломель Гоголю доктор Иноземцев, затем доктор Тарасен-ков и, наконец, доктор Клименков. Смирнов писал: «Особенность каломеля заключается в том, что он не причиняет вреда лишь в том случае, если сравнительно быстро выводится из организма через кишечник. Если же он задерживается в желудке, то через некоторое время начинает действовать как сильнейший ртутный яд сулема. Именно это, по-видимому, и произошло с Гоголем: значительные дозы принятого им каломеля не выводились из желудка, так как писатель в это время постился и в его желудке просто не было пищи. Постепенно увеличивающееся количество каломеля вызвало хроническое отравление, а ослабление организма от недоедания лишь ускорило смерть».
Спустя полтора века мы все еще не можем со всей определенностью назвать причину смерти Н. В. Гоголя.

39. Живые страницы: Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Белинский. В воспоминаниях, письмах, дневниках, автобиографических произведениях и документах. - М.: Детская литература, 1979.
49. Карташов В. «Смерть Гоголя остается загадкой». Медицинская газета.
50. Клинический архив. "Гениальность и одарённость" (эвропатология). Вып. 1, том I. - Свердловск, 1925.

57. Клинический архив. "Гениальность и одарённость" (эвропатология). Вып. 4, том II. - Свердловск, 1926.
58. Клинический архив. "Гениальность и одарённость" (эвропатология). Вып. 1, том III. - Свердловск, 1927.
88. Молохов А.Н. О паранойе у Н.В.Гоголя //Клиника шизофрении: Сб. научн. труд. - Кишинев, 1967.
129. Якобзон Я. Онанизм у мужчины и женщины: Для врачей и студентов. - Л.: Академическое изд-во, 1928.
130. Якушев И., Вуколов А. «Белая птица с черной отметиной. Смерть Гоголя: воля божья или своя». Медицинская газета. № 16. 01.03.2002 г. Стр.15.

http://www.medscape.ru/index.php?showtopic=1156

« Если бы среди нас сейчас жил Гоголь, мы относились бы к нему также как большинство его современников: с жутью, с беспокойством и, вероятно, с неприязнью: непобедимой внутренней тревогой заражает этот единственный в своем роде человек: угрюмый, востроносый, с пронзительными глазами, больной и мнительный... В нем можно было легко почувствовать старого врага...» «Что изменило ослепительное видение Гоголя в действительной жизни? Ничего. Здесь - осталась прежняя, хомяковская «недостойная избрания» Россия:

В судах черна неправдой черной //

И игом рабства клеймена».

Александр Блок.

«

Я всю жизнь боролся и ненавидел Гоголя: и в 62 года думаю: «Ты победил, ужасный хохол». Нет, он увидел русскую душеньку в ее преисподнем содержании»... Глаза его были - чудища, и он все рассмотрел совершенно верно, хотя пробыл в России всего несколько часов.» «Революция нам показала душу русских мужиков... Вообще только Революция, и - впервые революция оправдала Гоголя.» (1918 ).

Василий Розанов

Среди родственников Гоголя по материнской линии было много странных, мистически настроенных и просто психически больных людей. Сама Марья Ивановна Гоголь обладала крайней впечатлительностью, была мнительна, приписывала своему сыну «…все новейшие изобретения (пароходы, железные дороги) и… рассказывала об этом всем при каждом удобном случае».

Гоголь был угрюмым, упрямым, малообщительным, очень скрытным ребёнком. И вместе с тем, склонным к неожиданным и подчас опасным проделкам. Из-за этого для части товарищей по лицею Гоголь служил «…объектом забав, острот и насмешек. Учился он плохо. По словам Гоголя, в нём была заложена «страшная смесь противоречий, упрямства, дерзкой самонадеянности и самого униженного смирения ».

В течение почти всей жизни Гоголь жаловался на боли в желудке, сочетавшиеся с запорами, болями в кишечнике и всем тем, что он в письме к Пушкину именовал «геморроидальными добродетелями».

Ещё были состояния, которые Гоголь именовал то припадками, то обмороками, то переворотами.

В своём завещании Гоголь писал, что на него «находили… минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться ». Это состояния сопровождались выраженным чувством страха. Гоголь очень боялся, что во время этих приступов его сочтут мертвым и похоронят заживо.

- … тела моего не погребать , - писал он в своём завещании, - до тех пор пока не покажутся явные признаки разложения .

Настроение Гоголя было неустойчивым. Приступы уныния и необъяснимой тоски чередовались с веселостью. Наблюдательный Пушкин назвал Гоголя «веселым меланхоликом».

По выражению С.Т. Аксакова Гоголь вёл «строго монашеский образ жизни». У него не было ни жены, ни любовницы. Предложение, сделанное им весной 1850 года Анне Михайловне Виельгорской, было совершенно неожиданным. И отказ мало расстроил его.

- Любимый род его рассказов, - писал кн. Урусов, - были скабрезные анекдоты.

Первый клинически очерченный приступ депрессии, отнявший у писателя, «почти год жизни» был отмечен в 1834 году.

У Гоголя изменилось отношение к жизни и к её ценностям.. Он начал уединяться, потерял интерес к близким, обратился к религии. Его вера стала чрезмерной, подчас неистовой, исполненной неприкрытой мистики. Приступы «религиозного просветления» сменялись страхом и отчаянием.. Гоголю не давали покоя мысли о его греховности. Во время последнего, наиболее тяжелого приступа болезни, развившегося в начале 1852 года, Гоголь умер.

Был ли Гоголь болен психически? И если болен, то чем? Этот вопрос задавали себе современники писателя. И отвечали на него, в большинстве случаев, положительно.

Часть психиатров, начиная от проф. В. Ф. Чижа, написавшего в1903 году, что у Гоголя имели место признаки « наследственного помешательства в смысле Мореля », считала его шизофреником. Другая часть предполагала, что Гоголь был болен МДП .

В принципе в поведении больного Гоголя было много такого, что не укладывалось в прокрустово ложе классификации психических заболеваний.

- Я почитаюсь загадкой для всех, - писал Гоголь в одном из своих писем. - Никто не разгадал меня совершенно.

Эти слова писателя в полной мере могут быть отнесены и к его болезни. Обстоятельства смерти Гоголя загадочны и до конца не выяснены.

Уже позднее, большинство исследователей, вне зависимости от их диагностических пристрастий, считало, что Гоголь умер вследствие физического истощения, вызванного голодовкой на фоне тяжелейшего приступа депрессии.

В ночь с 8 на 9 февраля Гоголь слышал голоса, говорившие ему, что он скоро умрет. Вскоре после этого он сжег рукопись второго тома «Мертвых душ».

Лечение Гоголя не было адекватным. Частично это было связано с негативным отношением Гоголя к лечению вообще. А.Т. Тарасенков, невропатолог, занимавшийся также вопросами психиатрии, полагал, что вместо назначения слабительного и кровопускания, следовало бы заняться укреплением организма ослабленного больного, вплоть до искусственного кормления.

Однако «неопределительные отношения между медиками» не позволили ему повлиять на лечебный процесс. И он счел для себя невозможным «впутываться в распоряжения врачебные».

Тайна болезни и смерти Гоголя ушла вмести с ним.

Гоголь в русской литературе для психиатра это то же, что Гофман с его «Элексирами сатаны» в немецкой и Кафка в австрийской. Для психиатра чтение таких авторов не менее важно, чем профессиональная литература.

Был ли Гоголь психически больным? Какой у него диагноз? Не это главное и не об этом речь. Существует большая биографическая и патографическая литература на этот счет, вплоть до попыток доказать, например, что и Гоголь, и Достоевский психически совершенно здоровые люди http://lenta.ru/conf/zolotussky . Но это обнаруживает лишь отношение таких авторов к психической болезни как к чему-то, что снижает, умаляет, унижает.,

Для психиатра важно, ЧТО и КАК Гоголь сумел показать нам.

Характерно, что его дар имитации, сказавшийся в исполнении даже женских ролей, никак не был связан с эмпатией , а ограничивался исключительно ярким - псевдогаллюцинаторным миром, особенностью которого у Гоголя было архетипическое видение, в частности персонифицированной нечистой силы в первый период творчества, и ее обеспредмечивание до общей атмосферы, окраски, общего стиля во второй.

Интересна половая загадка Гоголя... Он, бесспорно, «не знал женщин», Что же было? Поразительна яркость кисти везде, где он говорил о покойниках... Везде покойник у него живет удвоенную жизнью, покойник нигде не «мертв», тогда как живые люди удивительно мертвы. Это - куклы, схемы, аллегории пороков. Напротив, покойники - и Ганна, и колдунья - прекрасны и индивидуально интересны. Я и думаю, что половая тайна Гоголя находилась где-то тут в «прекрасно упокойном мире»... Ни одного мужского покойника он не описал... Он вывел целый пансион покойниц - и не старух (ни одной), а все молоденьких и хорошеньких... Характерно, что мы не знаем, кого из женщин любил Гоголь, да и любил ли? Когда он описывает женщин - то или видение, или холодная статуя, или похотливая баба.

Заключение:

· формальность, как фундаментальная черта, амбивалентно контрастирующая с высокой способностью к уподоблению без эмпатии, показной приветливостью

· псевдогаллюцинаторное творческое воображение с «конфабуляторным комбинированием» образов, поток котороголегко приобретал самостоятельность,

· и экстатическими взвихрениями , «то крайнего отчаяния, то беспредельного восторга, то гордости, то самоуничижения»,

· на гомономной почве: с юности отмечалась «странная смесь дерзкой самонадеянности и самого униженного смирения», и другие выраженные шизоидные проявления с фазными колебаниями настроения. (« Как только завернули мы в глухой переулок, Гоголь принялся петь разгульную малороссийскую песнь, наконец, пустился … в пляс…» - П.Анненков).

· Резкий перелом в стиле творчества в сторону обеспредмечивания «бесовского» начала на депрессивно-ипохондрическом фоне.

· Изменение характера смеха: от комического светлого смеха к «смеху сквозь слезы», к «смеху со страху» и до «дикого безыдейного хохота» («я увидел, что … смеюсь… сам не зная зачем. .») и до «смеха с погоста, смеха мертвеца».

· Стерильность (отсутствие потомства)

Представленные данные указывают на эндогенный биполярный шизоаффективный круг психозов страха - счастья.

Ю.С.Савенко http://www.npar.ru/journal/2009/3/25_gogol_psy.htm

21 февраля (4 марта) 1852 года из жизни ушел великий русский писатель Николай Васильевич Гоголь. Он умер в 42 года, скоропостижно, «сгорев» буквально за несколько недель. Позже его смерть называли ужасающей, загадочной и даже мистической.

Прошло уже 164 года, а тайна смерти Гоголя так до конца и не разгадана..

Летаргический сон

Самая распространенная версия. Слух о якобы страшной смерти писателя, похороненного заживо, оказался настолько живучим, что до сих пор многие считают его абсолютно доказанным фактом. А поэт Андрей Вознесенский в 1972 году даже увековечил это предположение в своем стихотворении «Похороны Гоголя Николая Васильевича».

Вы живого несли по стране.
Гоголь был в летаргическом сне.
Гоголь думал в гробу на спине:

«Из-под фрака украли исподнее.
Дует в щель, но в нее не просунуться.
Что там муки Господние
перед тем, как в гробу проснуться.»

Вскройте гроб и застыньте в снегу.
Гоголь, скорчась, лежит на боку.
Вросший ноготь подкладку прорвал сапогу.

Отчасти слухи о своем погребении заживо создал, сам того не ведая… Николай Васильевич Гоголь. Дело в том, что писатель был подвержен обморочным и сомнамбулическим состояниям. Поэтому классик очень боялся, как бы в один из припадков его не приняли за мертвого и не похоронили.

В «Завещании» он писал: «Находясь в полном присутствии памяти и здравого рассудка, излагаю здесь свою последнюю волю. Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться...»

Известно, что спустя 79 лет после смерти писателя могилу Гоголя вскрыли для перенесения останков с некрополя закрывшегося Данилова монастыря на Новодевичье кладбище. Говорят, что тело его лежало в непривычной для мертвеца позе - голова была повернута вбок, а обивка гроба изодрана в клочья. Эти слухи и породили укоренившуюся уверенность в том, что Николай Васильевич умер страшной смертью, в кромешной тьме, под землей.

Этот факт практически единогласно отрицают современные историки.

«Во время эксгумации, которая проводилась в условиях определенной секретности, у могилы Гоголя собралось всего лишь около 20 человек… - пишет в своей статье «Тайна смерти Гоголя» доцент Пермской медакадемии Михаил Давидов . - Писатель В. Лидин стал по существу единственным источником сведений об эксгумации Гоголя. Вначале он рассказывал о перезахоронении студентам Литературного института и своим знакомым, позднее оставил письменные воспоминания. Рассказы Лидина были неправдивы и противоречивы. Именно он утверждал, что дубовый гроб писателя хорошо сохранился, обивка гроба изнутри была изорвана и исцарапана, в гробу лежал скелет, неестественно скрученный, с повернутым набок черепом. Так с легкой руки неистощимого на выдумки Лидина и пошла гулять по Москве страшная легенда о том, что писатель был похоронен заживо.

Николай Васильевич боялся быть похороненным заживо. Фото: Commons.wikimedia.org

Чтобы понять несостоятельность версии летаргического сна, достаточно вдуматься в следующий факт: эксгумация была произведена через 79 лет после захоронения! Известно, что разложение тела в могиле происходит неимоверно быстро, и по истечении всего лишь нескольких лет от него остается лишь костная ткань, причем обнаруженные кости уже не имеют тесных соединений друг с другом. Непонятно, как могли по истечении восьми десятилетий установить какое-то «скручивание тела»… А что остается от деревянного гроба и материала обивки по истечении 79 лет пребывания в земле? Они настолько изменяются (гниют, фрагментируются), что установить факт «исцарапывания» внутренней обивки гроба совершенно невозможно».

А по воспоминаниям скульптора Рамазанова, снимавшего посмертную маску писателя, на лице покойного явно были видны посмертные изменения и начало процесса разложения тканей.

Однако версия летаргического сна Гоголя жива до сих пор.

Самоубийство

В последние месяцы своей жизни Гоголь переживал тяжелейший душевный кризис. Писателя потрясла смерть его близкой знакомой, Екатерины Михайловны Хомяковой , которая внезапно умерла от стремительно развившейся болезни в 35 лет. Классик бросил писать, большую часть времени проводил за молитвами и неистово постился. Гоголем овладел страх смерти, знакомым писатель сообщал, что слышал голоса, говорившие ему, что он скоро умрёт.

Именно в тот лихорадочный период, когда писатель пребывал в полубреду, он сжег рукопись второго тома «Мертвых душ». Считается, что сделал он это во многом под давлением своего духовника, протоиерея Матфея Константиновского , который был единственным человеком, прочитавшим это так и не изданное произведение и посоветовал уничтожить записи. Священник оказал огромное влияние на Гоголя в последние недели его жизни. Считая писателя недостаточно праведным, батюшка требовал, чтобы Николай Васильевич «отрекся от Пушкина», как от «грешника и язычника». Он призывал Гоголя постоянно молиться и воздерживаться от пищи, а также безжалостно запугивал ожидающей его расправой за совершенные грехи «в миру ином».

Депрессивное состояние писателя усиливалось. Он слабел, очень мало спал и практически ничего не ел. Фактически писатель добровольно сживал себя со свету.

По свидетельствам врача Тарасенкова , наблюдавшего Николая Васильевича, в последний период жизни он за месяц «враз» постарел. К 10 февраля силы уже настолько оставили Гоголя, что он не мог больше выходить из дома. 20 февраля писатель впал в горячечное состояние, никого не узнавал и все время шептал какую-то молитву. Собравшийся у постели больного консилиум врачей назначает ему «принудительное лечение». К примеру, кровопускание с помощью пиявок. Несмотря на все усилия, в 8 часов утра 21 февраля его не стало.

Однако и версию о том, что писатель намеренно «заморил себя голодом», то есть по сути совершил самоубийство, большинство исследователей не поддерживают. Да и для летального исхода взрослому человеку необходимо не есть дней 40. Гоголь же отказывался от пищи около трех недель, да и то периодически позволял себе съесть несколько ложек овсяного супа и выпить липового чая.

Врачебная ошибка

В 1902 году вышла в свет небольшая статья доктора Баженова «Болезнь и смерть Гоголя», где он делится неожиданной мыслью - скорее всего, писатель умер от неправильного лечения.

В своих заметках доктор Тарасенков, впервые осмотревший Гоголя 16 февраля, так описывал состояние писателя: «...пульс был ослабленный, язык чистый, но сухой; кожа имела натуральную теплоту. По всем соображениям видно было, что у него нет горячечного состояния... один раз он имел небольшое кровотечение из носа, жаловался, что у него руки зябнут, мочу имел густую, темноокрашенную...».

Эти симптомы - густая темная моча, кровотечения, постоянная жажда - очень похожи на те, что наблюдаются при хроническом отравлении ртутью. А ртуть являлась главным компонентом препарата каломель, которым, как известно из свидетельств, Гоголя усиленно пичкали доктора, «от желудочных расстройств».

Особенность каломеля заключается в том, что он не причиняет вреда лишь в том случае, если быстро выводится из организма через кишечник. Но это не произошло с Гоголем, у которого из-за длительного соблюдения поста в желудке просто не было пищи. Соответственно, старые дозы препарата не выводились, новые поступали, создавая ситуацию хронического отравления, а ослабление организма от недоедания и упадка духа лишь ускорили смерть, считают ученые.

Кроме того, на врачебном консилиуме был поставлен неверный диагноз - «менингит». Вместо того чтобы кормить писателя высококалорийными продуктами и давать ему обильное питье, ему назначили ослабляющую организм процедуру - кровопускание. И если бы не эта «медицинская помощь», Гоголь мог бы остаться жив.

У каждой из трех версий смерти писателя есть свои приверженцы и противники. Так или иначе, тайна эта не разгадана до сих пор.

«Скажу Вам без преувеличения, - писал еще Иван Тургенев Аксакову, - с тех пор, как себя помню, ничего не произвело на меня такого гнетущего впечатления, как смерть Гоголя… Эта странная смерть - историческое событие и понятна не сразу; это тайна, тяжёлая, грозная тайна - её надо стараться разгадать... Но ничего отрадного не найдёт в ней тот, кто её разгадает».

Антон Иванов (1818–1863). «Переправа Н.В. Гоголя через Днепр» (1845). Гоголь в письме к А. Смирновой-Россет: «Не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком одарены Богом».

Блондин с высоким напомаженным хохлом-тупеем, в золотых очках на длинном тонком носу, в зелёном фраке с длинными фалдами и перламутровыми пуговицами, в коричневых брюках с какими-то разводами и в цилиндре. Да-да, это Николай Васильевич Гоголь (1809–1852). Природа дала ему светлые волосы, которые, впрочем как и душевный покой, были принесены в жертву желанию жить в Петербурге. На его родной Украине существовало поверье, что коль уж собираешься ехать в столицу империи - обрей волосы. Не то от столичной воды, неровен час, все вылезут. Гоголь сначала было не послушал, а потом и сбрил. А те взяли и сыграли такую шутку, кунштюк - выросли тёмными. Вот так невинно начинался трагический поединок между Николаем Гоголем и Судьбой.

Жилет как зеркало души

Мы представляем автора «Ревизора» в основном по портретам кисти Фёдора Моллера (1812–1874), поэтому в приведённом выше описании нам непривычна не только шевелюра литератора, но и его костюм - ведь мы привыкли к тёмной строгости его одежды. На самом деле Гоголь вполне мог придти в общество в жёлтых панталонах и бирюзовым жилете со взбитым коком. Его можно было встретить и в гранатовом сюртуке и бархатной жилетке, расшитой красными мушками по тёмно-зелёной материи в окружении жёлтых пятнышек. Нередко даже он сам кроил себе новые наряды. Но общество находило гоголевские пристрастия довольно безвкусными. Брат знаменитой Александры Смирновой-Россет (1809–1882) Лев Арнольди (1822–1860), чиновник по особым поручениям при калужском губернаторе, как-то колко подметил: на первый взгляд складывалось впечатление, что Гоголь мало заботился об одежде, «а между тем видно, что он много думал, как бы нарядиться покрасивее».

Но мы не забавы ради ведём здесь разговор о гоголевских костюмах. Этот сюжет - всего лишь пример для того, чтобы уловить главное: характер взаимоотношений между Гоголем и миром. И он здесь очевиден - это психологическая дисгармония, несовпадение поведенческих норм, жизненных стилей и образа мысли, которое одна из сторон никак не может осознать, что время от времени ввергает её в состояние неадекватности. По сути не что иное, как максимальная интровертность - идеальная основа для таких недугов. И Гоголю, по мнению большинства психиатров, была уготована печальная участь тоже находиться во их власти.

Гениальная посредственность

Социальная неадекватность была характерна для Гоголя ещё в школьные годы, которые он провёл в нежинской гимназии высших наук (1821–1828). Там его даже прозвали «таинственным карлой» за необщительность и неопрятность. Волосы его всегда были нечесаны и немыты, в карманах - потёкшие медовые пряники, припасённые для съедения на задней парте во время урока. На рынке у баб-хохлушек Николенька покупал грушевый квас. Правда, напиток имел свойство привлекать в гимназическую спальню немало ос, за что его счастливый обладатель время от времени изгонялся во двор. Из-за этой неряшливости многие не подавали Гоголю руки и даже оскорбляли, а начальство делало одно строгое предупреждение за другим. Но пятнадцатилетний маргинал был невозмутим: «Отвечать на оскорбленье? - говорил он. - Да кто же может сказать, что я его принял? Я считаю себя выше всех всяких оскорблений, а потому и не принимаю его на себя».

Федор Моллер. Портрет Н.В.Гоголя. Иван Золотарев (1812–1881), чиновник, попутчик писателя, вспоминал: «Из наиболее любимых Гоголем блюд было козье молоко, которое он варил сам особым способом, прибавляя туда рому [...]. Эту стряпню он называл гоголь-моголем и часто, смеясь, говорил: „Гоголь любит гоголь-моголь“».

Всё свое окружение Гоголь записал в «существователи», которые только и делают, что досаждают ему своей грубостью, тупостью и самодовольством. Он верил, что после окончания учёбы покажет всем, на что способен. «Существователи» платили той же монетой, весьма справедливо обращая внимание Гоголя на его плохую учёбу, особенно по языкам. По словам однокашника автора «Мёртвых душ» Николая Артынова, «Гоголь был самая обыкновенная посредственность, и никому из нас и в голову не приходило, чтобы он мог в последствии прославиться на поприще русской литературы».

И вот такой плохо образованный и ни в чем себя не проявивший Николай Гоголь в 1828 году уезжает из родной Васильевки покорять Петербург. Можно сказать, что он просто верил в своё счастье, но психиатр непременно увидит здесь начальное проявление болезненно-маниакальной убеждённости Гоголя в собственном превосходстве.

В любом случае, нет ничего удивительного в том, что с самого начала карьера Гоголя не задалась. В Департаменте государстенного хозяйства и в Департаменте уделов он прослужил в общей сложности чуть больше года. Его не приняли в театр, а первое крупное произведение - идиллию в стихах «Ганц Кюхельгартен», опубликованную под псевдонимом В. Алов, подвергли такому осмеянию, что автор был вынужден скупить весь тираж и сжечь его (1829). Наконец, Гоголю по протекции известного в те годы литературного критика Петра Плетнева (1791–1855) удалось устроиться на «приличное» место - учителем русского языка в дом самого генерала Петра Балабина (1776–1856), героя войны 1812 года, теперь командовавшего 1-го округа Отдельным корпусом жандармов.

Молодой учитель сразу посвятил учеников в своё отношение к предмету их занятий. «В русском языке, - заявил он, - главное дело - умение ставить ять и е, а это вы и так знаете, как видно из ваших тетрадей. Просматривая их, я найду иногда случай заменить вам кое-что. Выучить писать гладко и увлекательно не может никто; эта способность даётся природой, а не ученьем». С тех пор Гоголь говорил о чём угодно - об истории, географии, биологии - только не о грамматике. Ученики были счастливы.

Первый визит Дамы в черном

В это же время с Гоголем происходит один загадочный эпизод, до сих пор вызывающий споры среди его биографов. Речь идёт о его путешествии в Германию, длившемся с 13 августа по 22 сентября 1829 года. Неясны его мотивы. Сам Гоголь говорил о неком «противувольном влечении».

Да и было ли это путешествием? Гоголь побывал в Гамбурге и Любеке, но не вынес никаких впечатлений и столь же спонтанно вернулся на родину. Создаётся впечатление, что Гоголь просто бежал. А бежать он тогда мог только от самого себя. Вероятно, это был первый, ещё несильный и неосознанный депрессивный приступ: в одном из писем Гоголь прямо говорит о грусти, которая была его спутницей в этом приключении.

Обычно этой истории не придают особого значения. Однако, на наш взгляд, случившееся нужно расценивать как эпизод в процессе, сделавшем Гоголя Гоголем. Связь между начавшейся депрессией литератора и появлением произведений, принесших ему всероссийскую известность, для нас вполне очевидна.

По возвращении на родину молодой литератор начинает работать над задорными «Вечерами на хуторе близ Диканьки», первая часть которых выйдет в 1831 году. И в своей «Исповеди» автор прямо указывает причину, по которой он взялся за перо:

Причина той веселости, которую заметили в первых сочинениях моих, показавшихся печати, заключалась в некой душевной потребности. На меня находили припадки тоски, мне самому необъяснимой, которая происходила, может быть, от моего болезненного состояния. Чтобы развлекать себя самого, я придумывал себе всё смешное, что только мог выдумать. Выдумывал целиком смешные лица и характеры, поставлял их мысленно в самые смешные положения, вовсе не заботясь о том, зачем это, для чего и кому от этого выйдет какая польза.

Да, своим гением Гоголь обязан депрессии. Не будь её, он, вероятно, стал бы учителем в гимназии, или скромным провинциальным литератором. Здоровая психика и гениальность - «две вещи несовместные». По-настоящему талантливое произведение - всегда сублимация душевной боли.

А. С. Пушкин. Набросок Гоголя. Из письма Гоголя к историку Михаилу Погодину (1800–1875) после гибели поэта: «Моя жизнь, мое высшее наслаждение умерло с ним. Мои светлые минуты моей жизни были минуты, в которые я творил. Когда я творил, я видел перед собою только Пушкина». Смерть поэта очень повлияла на течение болезни Гоголя.

Профессор Хлестаков

1831–1836 годы были самыми плодотворными в гоголевской творческой биографии. За это время он написал «Миргород», «Арабески», «Ревизор» и многие другие произведения, вошедшие в золотой фонд русской классики. Течение его душевной болезни было стабильно, насколько можно считать стабильными припадки тоски, сменяющиеся периодами экзальтации - типичная картина маниакально-депрессивного расстройства средней тяжести. И только экзальтацией можно объяснить казус, приключившийся с Гоголем в 1834 году - классический пример маниакальной стадии депрессии. Речь идет о гоголевском «профессорстве».

Вообще, надо сказать, что литературная слава сыграла с Гоголем злую шутку, укрепив его во мнении о собственном превосходстве. Многие современники отмечали, что в тот период писатель стал держать себя как-то неприветливо или небрежно, как будто бы свысока. Уверившийся в своих силах Гоголь решил попробовать себя и на поприще истории - ведь хотелось быть не ниже Пушкина (1799–1837). Но болезненность гоголевского порыва очевидна: в своих желаниях литератор был абсолютно неадекватен. Он не просто мечтал написать «Историю Малороссии» в шести томах, но даже уверял, что почти пять лет старательно собирал материалы для своего труда, и что половина сочинения уже готова. И он уверил всех, в том числе и себя.

Когда Гоголь фантазировал, хотя, по-честному сказать, просто врал, он сам полностью верил в свои фантазии. Такие фокусы он начал проделывать ещё в гимназии. И, конечно, Хлестакова Гоголь писал с себя - главным качеством героя «Ревизора» автор считал именно веру в собственные фантазии, называя это «родом вдохновенья». Но как ни объяснял это писатель актёрам - никто ничего так и не понял. И вот уже скоро 200 лет Хлестаков представлен на сцене как банальный враль, лишённый всякого полёта души. Только двое Мироновых - Андрей (1941–1987) и Евгений - поняли, о чём идёт речь.

Так вот, почувствовав тягу к занятию историей, Гоголь, при помощи поэта и академика Василия Жуковского (1783–1852) и своей известности 24 июля 1834 года был определен адъюнкт-профессором (помощником профессора с правом его замещения) по кафедре всеобщей истории при Санкт-Петербургском университете и в течение года читал курс истории Средних веков. Это был полный провал. По словам шестнадцатилетнего студента Ивана Тургенева (1818–1883), присутствовавшего на лекциях, его однокашники очень быстро почувствовали, что их преподаватель «ничего не смыслит в истории».

Второй визит Дамы в черном

Тем временем депрессия Гоголя постепенно прогрессировала. В письмах он жалуется на тоску, сопровождаемую страданиями от геморроя. Хотя, скорее всего, этого заболевания у Гоголя не было, ему досаждали фантомные боли, которые, как правило, появляются при тяжёлых депрессиях.

6 июня 1836 года писатель не выдерживает и уезжает в Европу, надеясь дорогой и новыми впечатлениями облегчить страдания души, а минеральными водами - боли в прямой кишке. Путешествие действительно принесло ему облегчение. Правда, потом появится странное ощущение в голове, свидетельствующее об ослаблении мыслительной способности. Он писал своему знакомому:

На мозг мой как будто бы надвинулся какой-то колпак, который препятствует мне думать […] Если можешь, выбери или закажи для меня парик. Хочу сбрить волоса […] не поможет ли это испарениям, а вместе с ними вдохновению испаряться сильнее. Тупеет моё вдохновение, голова часто покрыта тяжелым облаком, которое я должен беспрестанно рассеивать.

Светлые состояния понемногу становятся короче.

1840 год стал роковым. Автор «Ревизора» был тогда в Вене, на водах. Ему нравился курорт, и настроение было вполне нормальным. Но депрессия - болезнь, которая хватает за горло, когда ничего не предвещает беды. Из сохранившихся писем становится явно, что в Вене Гоголь пережил первый депрессивный раптус, который психиатры между собой называют «штыковой депрессией».

Состояние, в которое Гоголь был ввержен, является, по общему мнению, одним из самых страшных положений, в котором может оказаться человек. Представьте себе чувство абсолютной безысходности, горестности и страха, как будто с вами произошло самое худшее из самого худшего, состояние, в котором человек понимает, что никто и никогда не сможет облегчить этот кошмар, длящийся вечность. Время останавливается, нельзя устоять на одном месте, ноги сами несут куда-то, подчиняясь инстинкту самосохранения, как будто от этой страшной тоски можно убежать. Но в тот же момент разум понимает, что бежать некуда, и это удесятеряет чувства безысходности и отчаяния. Холодная испарина, дрожь и ощущение камня в душе берут человека в свои объятия. Наваливается сонливость. Но если больному и удается отключиться на несколько минут, его возвращение к реальности просто ужасно. Такое может длиться до семи дней кряду.

Н.В. Гоголь (справа четвёртый в верхнем ряду) среди русских художников в Риме (1845). Из воспоминаний Михаила Погодина о встрече с писателем в Риме: «У самого папы не бывало, думаю, такого богатого и вкусного завтрака, как у нас […]. Начинаются наливания, разливания, смакования, подчивания и облизывания. Ближе часа никогда нельзя было управиться с чаем. "Довольно, довольно, пора идти!"- "Погодите, погодите, успеем. Еще по чашечке, а вот эти дьяволёнки, - отведайте, - какие вкусные! Просто - икра зернистая, конфекты!"». Гоголь любил сладкое, как все страдающие депрессией: мозг слабеет и требует больше глюкозы.

Гоголь был просто в отчаянии. Не зная, что делать, он понесся в Рим, где ему действительно стало лучше. С тех пор депрессивные раптусы стали частыми гостями в его душе. Да и тело исстрадалось.

Не скрою, - писал Гоголь графу Алексею Толстому (1817–1875) 28 марта 1845 года, - что признаки болезни моей меня сильно устрашили: сверх исхудания необыкновенного - боли во всем теле. Тело моё дошло до страшных охлаждений; ни днём, ни ночью я ничем не мог согреться. Лицо моё всё пожелтело, а руки распухли и почернели и были ничем не согреваемый лёд, так что прикосновение их ко мне пугало самого.

Пророк в аду

К этому же времении относятся и письма Гоголя, которые свидетельствуют и о шизофрении писателя. Нет никакого сомнения, что проявлять себя болезнь начала значительно раньше (по-другому просто не бывает), но прямые свидетельства этому отсутствуют. Вероятно, её резкий прогресс стимулировали депрессивные приступы.

Шизофрения, в отличие от депрессии, меняет сознание человека. У Гоголя это приняло форму уверенности в обладании божественным даром пророчества. Так, спустя некоторое время он пишет знакомому:

Теперь ты должен слушать моего слова, ибо вдвойне властно над тобою моё слово, и горе кому бы то ни было не слушающему моего слова […] Властью высшею облечено отныне мое слово. Все может разочаровать, обмануть, изменить тебе, но не изменит мое слово […] Рим как святыня, как свидетель чудных явлений, совершившихся надо мною, пребывает вечен.

Он начинает слышать голоса, появляются галлюцинации и волны религиозного экстаза. В таком состоянии в 1845 году он начинает писать книгу «Выбранные места из переписки с друзьями». Она вышла спустя два года, повергнув общество в настоящий шок. Гоголь - главный борец с косностью и мракобесием, начинает в дидактическом тоне давать советы, как нужно вести патриархальную, православно-благонамеренную жизнь! Как?! Виссарион Белинский (1811–1848) просто возопил:

Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов, что [Вы] делаете? Вы либо психически больны, либо - подлец.

Что ж, он угадал: Гоголь действительно был очень болен.

Шизофрения всегда расщепляет личность. У автора «Мёртвых душ» это проявлялось в одновременном сосуществовании в сознании двух противоположных сущностей - пророка и грешника, обреченного на страшные мучения в аду. Никакой «здоровый» пророк от такой рефлексии страдать не будет.

Вопрос о расщеплении личности Гоголя заставляет нас совершенно по-иному взглянуть на ставшее классическим рассуждение литератора о процессе написания «Мёртвых душ», работа над которыми была начата в 1835 году и длилась пять лет.

Я стал наделять своих героев, - писал Гоголь в «Выбранных местах», - сверх их собственных гадостей моею собственную дрянью. Вот как это делалось: взявши дурное свойство моё, я преследовал его в другом званье и на другом поприще, старался себе изобразить его в виде смертельного врага, нанесшего мне самое чувствительное оскорбление, преследовал его злобой, насмешкой и всем чем ни попало. Если бы кто увидел те чудовища, которые выходили из-под пера моего вначале для меня самого, он бы точно содрогнулся.

На наш взгляд, это классический пример гениальной художественной сублимации личностного распада, когда одна из сторон Я превращается в самостоятельную сущность.

Илья Репин (1844–1930). «„Самосожжение“ Гоголя» (1909). Говорят, что, когда припадок прошел и Гоголь пришёл в себя, он уверял, что хотел сжечь только ненужные бумаги, а рукопись второго тома «Мёртвых душ» ему подсунули бесы.

Гоголю суждено было мучиться ещё долгих 12 лет. Состояние его все больше ухудшалось, а творческие силы истощились. Но всё-таки их хватило на работу над второй частью «Мёртвых душ». По многочисленным отзывам современников, а Гоголь читал знакомым вторую часть поэмы, она была не менее хороша, чем первая. Нам же судить об этом трудно, поскольку в психотическом припадке в ночь на 12 февраля 1852 года Гоголь сжег своё произведение.

Через несколько дней после случившегося Гоголь погрузился в ступор с помутнением сознания: он лежал, ничего не ел и ни с кем не разговаривал. Усилия врачей только приносили ему новые страдания. 4 марта 1852 года, в 7 часов 45 минут писатель умер, вероятно от нервного и физического истощения. «Как сладко умирать!» Это были его последние слова.

“…Все мне бросилось разом на грудь. Нервическое расстройство и раздражение возросло ужасно, тяжесть в груди и давление, никогда дотоле мною не испытанное, усилилось… К этому присоединилась болезненная тоска, которой нет описания. Я был приведен в такое состояние, что не знал решительно, куда деть себя, к чему прислониться. Ни двух минут не мог я остаться в покойном положении ни на постели, ни на стуле, ни на …”

Так в часы очередного приступа депрессии описывал свое состояние Николай Васильевич Гоголь (1809-1852). Определить болезнь, мучившую великого писателя, исследователи пытались два века подряд.

Но лишь недавно, сопоставив все факты и описания, ситуацию как будто удалось прояснить. Живи Николай Васильевич в XXI веке, в его медицинской карточке с большой вероятностью появился бы суровый диагноз : маниакально-депрессивный психоз .

На роду написано

Вполне вероятно, что свой недуг Николай Васильевич унаследовал от родителей. Отец писателя, дворянин Василий Гоголь-Яновский, страдал приступами, во время которых впадал то в жестокую тоску “от страшных воображений”, то вдруг становился неудержимо веселым. Он свято верил в сны: однажды ему приснилась его невеста - семимесячная соседская девочка.

14 лет Василий Гоголь ждал, пока героиня его сновидения, Маша Косяровская, подрастет, чтобы жениться на ней. Сон оказался пророческим, и вскоре после свадьбы у четы Гоголей родился маленький Никоша - будущее светило мировой литературы. У матери Гоголя водились свои “тараканы в голове”, да такие, что школьные товарищи Николая открыто называли ее ненормальной.

Мария Гоголь-Косяровская была либо чересчур весела и делала бессмысленные покупки на последние деньги из семейного бюджета, либо становилась мрачной и часами сидела в одной и той же позе. Она же до смерти напугала маленького сына рассказами о Страшном суде и буднях в аду. С тех пор, по словам биографов, Гоголь постоянно жил “под террором загробного воздаяния”. Исследователи считают, что и у матери, и у отца писателя были симптомы, весьма напоминающие маниакально-депрессивный психоз. А если им страдают оба родителя, в 67% случаев болезнь передается ребенку.

Болезнь Н.В.Гоголя

Официально это расстройство эмоциональной сферы признали только в начале XX века. Для недуга характерно чередование фаз: маниакальной - с необычайным душевным подъемом, повышенной двигательной активностью и ускоренным мышлением - и депрессивной, когда все валится из рук, а тело и ум как будто впадают в спячку. Приступы длятся по несколько недель или месяцев и разделяются светлыми промежутками - гипоманией и субдепрессией.

По предположениям исследователей, болезненная наследственность проснулась в Николае Васильевиче в 21 год, причем в гипоманиакальной фазе. Ничего не подозревая, Гоголь в это время работал над произведением “Вечера на хуторе близ Диканьки “. Для писателя это был период невероятного подъема, упоения, повышенного физического и умственного тонуса.

После анализа всего творческого пути Н. Гоголя с учетом фаз его болезни выяснилось, что лучшие свои произведения он написал в гипоманиакальном или маниакальном состоянии, когда перо буквально летало по бумаге, лихо закручивались сюжеты. В такие дни писатель Н.В. Гоголь становился безудержно веселым, мог прямо посреди улицы пуститься в пляс. Но за периодами подъема следовала фаза депрессии: в эти дни Гоголь вымучивал каждое слово, но проза, выходившая из-под его пера, была блеклой, серой, невыразительной.

Депрессия напрочь отбирала у Гоголя сон и аппетит - он ужасно худел. При маниакально-депрессивном психозе нарушаются , и обмены. В клетках накапливаются продукты обмена, рушится кислотно-щелочной баланс. Даже при нормальном в моменты обострения болезни люди быстро теряют в весе. В периоды мании Гоголь страдал обжорством и булимией, но в месяцы депрессий худел настолько, что по его телу, как писал сам Николай Васильевич, можно было “изучать полный курс анатомии: до такой степени оно высохло и сделалось кожа да кости”. Всего исследователи и биографы насчитали у писателя четыре приступа депрессии, промежутки между которыми становились все меньше и меньше, а сама болезнь с каждым разом усугублялась.

Ощущения больного маниакально-депрессивным психозом Николай Васильевич сполна передал в своих записях: “Я был болен, очень болен, и еще болен доныне внутренне. Болезнь моя выражается такими страшными припадками, каких никогда еще со мною не было; но страшнее всего мне показалось то состояние, которое всякий образ, пролетавший в мыслях, обращало в исполина, всякое незначительно-приятное чувство превращало в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, и всякое сумрачное чувство претворяло в печаль, тяжкую, мучительную печаль, и потом следовали обмороки, наконец, совершенно сомнамбулическое состояние… Меня томит и душит все, и самый воздух”.
У Гоголя была мания сожжения своих литературных сочинений. За всю жизнь он совершал этот акт около 10 раз. Второй том поэмы “Мертвых душ” трижды предавал огню, и всякий раз в тот момент, когда произведение уже практически было готово к изданию!

Коллекция страхов Гоголя

На пике приступов Гоголя посещали страшные галлюцинации. Он слышал , обвиняющие его в греховных поступках и предрекающие жуткие наказания, видел умерших, картины ада. Душевная болезнь вытащила из подсознания и превратила рассказы о потустороннем мире, услышанные в детстве и испугавшие маленького Николая, в фобию Страшного суда и ада. Вообще, психиатры-клиницисты, изучавшие историю болезни писателя, насчитали у Гоголя по меньшей мере шесть фобий .

Кроме ужаса перед адом, у Николая Васильевича отмечалась тафефобия - страх быть погребенным заживо. Последние одиннадцать лет жизни, с конца 1840 года, писатель спал (точнее, дремал) исключительно сидя в кресле: горизонтальная поверхность кровати ассоциировалась у него со смертным одром. Он боялся уснуть и очнуться в могиле.

У Гоголя действительно были нарушения сна: – изнурительная бессонница, кошмарные сновидения, а в начале 40-х годов он несколько раз впадал в очень глубокий и продолжительный летаргический сон. Первую главу “Выбранных мест из переписки с друзьями” он начинает такими странными словами: “Находясь в полном присутствии памяти и здравого рассудка, излагаю здесь свою последнюю волю. Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения.

Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться…” Вот уже два века подряд ходит по миру легенда о сбывшихся опасениях писателя. Спустя 79 лет после смерти Гоголя его прах был перезахоронен. По словам одного из очевидцев этого действа, писателя Лидина - к слову, известного фантазера и выдумщика, - тело Гоголя нашли в скорченном положении, а внутренняя обивка гроба была искусана и исцарапана.
После смерти Н. Гоголя различными авторами были выдвинуты следующие версии: летаргический сон с последующей гибелью в могиле от недостатка кислорода, намеренное лишение себя пищи с развитием тяжелой алиментарной дистрофии, отравление или самоотравление каломелем, спинная сухотка, брюшной тиф, депрессивный психоз с отказом от пищи и другие.
У Гоголя была фобия отравления лекарствами (прописанные врачами препараты, он категорически отвергал) и танатофобия , или страх внезапной смерти: он боялся панически умирающих, умерших и церемонии похорон. Помимо этого писателя одолевал ужас перед профессиональной смертью. Гоголя била дрожь при мысли о том, что из-за тяжелого недуга он не сможет выполнить самую главную творческую работу его жизни - написать трехтомник “Мертвых душ”. Терзал его душу еще один - перед болезнями, особенно - перед неизлечимыми.

Последние двадцать лет жизни мнительный Гоголь обследовался у множества врачей, за исключением психиатра, и все ему ставили разные диагнозы: “нервическое расстройство”, “ипохондрия”, “болезнь печени”, “катар кишок”, “спастический колит”, “поражение нервов желудочной области”, “геморроидальная болезнь” и т. п. Но сказать с уверенностью, что именно гнетет прославленного пациента, не мог никто. Депрессии Гоголя сопровождались болями в пояснице, животе, голове, продолжительными запорами, мучительными спазмами в груди и сердце. Это была чистая : в симптомах телесных находила выход его душевная болезнь.

В последние 10 лет жизни муза практически не посещала Гоголя. Публика, с восторгом ходившая на постановки “Ревизора “, зачитывавшаяся “Тарасом Бульбой “, “Вечерами на хуторе …” и “Мертвыми душами “, ждала от писателя новых шедевров, но тот молчал. Окружающие замечали, как резко изменился характер писателя.

Некогда живой и жизнерадостный, у него проявился еще один симптом маниакально-депрессивного психоза – психическая анестезия , или скорбное бесчувствие : Гоголь стал безучастным и равнодушным ко всем земным радостям и печалям. Часами он мог сидеть неподвижно, уставившись в одну точку, и трудно было сказать, спит ли он наяву или думает свою невеселую думу.

Вверх по лестнице

Последняя депрессия накатила на писателя после внезапной смерти его близкой приятельницы Е. М. Хомяковой. С невероятной силой он вдруг почувствовал, что должен умереть. В феврале 1952 года начался Великий пост, и Николай Васильевич, и без того проживавший депрессию в голоде, вовсе отказался от пищи. В последние годы он был болезненно религиозен и считал себя невероятным грешником.

Поддержать дух писателя в пост прибыл его духовный наставник, отец Матфей. Вместо поддержки он потребовал ужесточения поста и призвал Гоголя оставить богопротивное писательство, сжечь последнюю редакцию второго тома “Мертвых душ”. Однажды он так запугал Николая Васильевича перспективами адского возмездия, что слуги слышали, как писатель кричал: “Оставьте! Слишком страшно!” В ночь с 11 на 12 февраля Гоголь сжег единственный экземпляр продолжения “Мертвых душ”.

Как умер Н.В. Гоголь

Три недели практически полного отказа от пищи и ограничений в воде, ночные бдения и самоистязание молитвами сделали свое дело. Истощение Гоголя достигло своей крайне точки: не подходивший одиннадцать лет к постели, в один из дней он повалился на нее в халате и сапогах и больше никогда уже не вставал. Возле него был собран консилиум врачей, которые долго не могли определиться с диагнозом и методом лечения.

Подозревали воспаление кишечника, брюшной тиф, “религиозную манию” с голоданием и истощением. Но сошлись почему-то на менингите, хотя большинство классических признаков этой болезни у Николая Васильевича совершенно отсутствовало. Вместо усиленного кормления, которое могло вернуть к жизни изнуренного больного, врачи насильственно лечили писателя холодными обливаниями, прикладывали к его носу пиявок, обкладывали тело горячими хлебцами и капали на голову едкий спирт. Гоголь просил оставить его, но эскулапы продолжали свое дело.

Отдых Николай Васильевич нашел лишь ночью. В полузабытьи он кричал: “Лестницу мне, лестницу!” Когда-то в детстве бабушка рассказывала ему о лестнице, которую ангелы спускали с неба. Чтобы попасть в рай, на седьмое небо, нужно было преодолеть семь ступеней… Когда наутро после дня насильственной терапии врачи вернулись для продолжения “лечения”, их пациент уже предстал перед Богом. Гоголь Н. В. умер во сне. Так, по преданию, уходят люди, которых любит Господь.