Open
Close

Перед лицом ушедших былей. Сын за отца не отвечает

Известная поэма Александра Твардовского «По праву памяти», краткое содержание которой можно найти в этой статье, является последним и итоговым произведением поэта. Известно, что работа над этой поэмой длилась долго, но ее замысел он вынашивал в себе всю жизнь, пройдя через те испытания, которые и легли в основу сюжета.

История создания

Впервые поэма «По праву памяти», краткое содержание которой есть в этой статье, была напечатана во втором номере известного журнале «Знамя». В том же 1987 году ее опубликовали в третьем номере журнала «Новый мир». Известно, что поэт начала свою работу над произведением в 1963 году, и она продолжалась на протяжении шести лет. Тогда же в 1969 году было напечатано несколько фрагментов из текста.

В поэме есть и небольшое предисловие, которое написано Марией Твардовской. В нем объяснялось, что такой срок написания произведения связан со смертью матери поэта.

Поэма Твардовского написана в форме исповеди. Повествование идет лирическое, и все, о чем пишет автор, касается судьбы самого поэта. В произведении «По праву памяти», краткое содержание которой есть в этой статье, нет глав, которые бы имели сюжетные повествования. Это в первую очередь исповедальное произведение, и оно является своеобразным монологом автора. Поэт рассказывает о том, что им было пережито в годы коллективизации. Все, рассказанное Твардовским, было забыто на многие годы, так как на подобные темы нельзя было говорить.

В поэме звучит монолог, наполненный горечью и скорбью. Автор пишет о том, как сложилась судьба его отца. Рассказывает, как прошла юность самого поэта, который сам был постоянно подвержен гонениям. Читатель хорошо чувствует гражданскую позицию автора. Название произведения не случайно. Право памяти - это личная боль поэта Твардовского.

Тема покаяния

Жизнь самого поэта Твардовского связана с теми страшными и трагическими годами, которые пережил русский народ. Он решил в поэме «По праву памяти», краткое содержание которой есть в статье, показать ужасные сталинские репрессии и хрущевскую оттепель.

Главная тема поэмы - покаяние. Автор говорит о том, что проблема памяти постепенно перерастает в проблему ответственности будущего поколения. Мастер говорит: молодые люди не желают разбираться в том, что было в прошлом. Автор считает, что человек не имеет право забывать страшное прошлое своей страны и своего народа. Ведь если все забыть, то трагические и страшные последствия неизбежны. Связь поколений находит сильное звучание в произведении Александра Трифоновича Твардовского.

Пережив арест отца, автор показывает, как сложно выжить в обществе, если на ребенке уже поставили клеймо «сын врага народа». И чтобы жизнь протекала по-другому, нужно было отказаться от отца, то есть предать самого близкого и родного человека. И в этом заключается трагедия отдельного гражданина и всего поколения. Отсюда и такое двойственное отношение к Сталину: как к сильной личности и тирану. Поэт считает, что молодое поколение должно знать суровую правду о страшном времени правления вождя. Неудивительно, что тема покаяния оказывается основной в поэме.

Твардовский, «По праву памяти»: краткое содержание по главам

В первой части поэмы А. Т. Твардовского («Перед отлетом») показаны деревенские ребята, которые молоды, полны сил и строят планы на будущее. Они желают служить во благо своей Родины. Но уже во второй части («Сын за отца не отвечает») показана семья, которая сослана в Сибирь. Что-то изменить к лучшему в их жизни уже невозможно. Молодой деревенский мальчишка, который верил в эту страну, получил удар в спину. И его крик - свой крик души - показывает и описывает Твардовский. «По праву памяти», краткое содержание которой изложено в этой статье, показывает очень важные вещи. Читатель видит, как лирический герой желает понять, разобраться и осмыслить все то, что произошло с ним и его семьей.

Третья часть поэмы называется «О памяти». В ней автор обращается к своему читателю и просит никогда не забывать страшные страницы нашей истории.

Анализ поэмы

Автобиографическая поэма «По праву памяти», краткое содержание которой мы рассматриваем, делится на три части. Первая - это радужные и прекрасные впечатления юности, когда еще строятся надежды. Но настроение второй части поэмы резко меняется. Через всю главу проходит боль самого автора, который стал «врагом народа». Чтобы получить личную свободу, нужно отказаться от родственников. Но герой произведения не желает этого делать. Он желает заступиться на своего отца. Создает его образ. Описание труженика, крестьянина с большими руками, становится ключевым. Поэт не старается оправдаться. Он просто не считает себя виноватым за то, что, даже не участвуя в злодеяниях того времени, он, как и многие другие, оставался молча в стороне. И расплатой за такое поведение становятся огромнейшие нравственные муки, которые длятся десятилетиями.

Третья глава - это итог раздумий автора о его жизни, которую он прожил. Твардовский размышляет о том, что он успел сделать и как пережил все те трудности, которые выпали на его долю. Основная мысль этой части - это историческая память, которая всегда должна жить. Это и будет искуплением вины и неким покаянием.

Автор вспоминает, как в далекой юности с товарищем они жили заветным замыслом дорваться до всех наук. Друзьям казалось, что никакие преграды им нипо-чем, поскольку главное в жизни — не трусить, не лгать, любить свою землю, быть верным народу. Молодые люди представляли, как вернутся потом на родину великолепными московскими гостями, как будут гордить-ся родители и обмирать девушки на танцах. Никто не мог предположить, что готовила им судьба в будущем. Сейчас автору кажется, что те юношеские мечты посещали его «жизнь тому назад» — столько пришлось ему пережить за прошедшие годы.

2. Сын за отца не отвечает

Эти пять слов были сказаны в кремлевском зале "вершителем земным" судеб, И. Сталиным. Автор обращается к молодому поколению, которому уже трудно представить, какой резонанс имела в обществе эта короткая фраза. Для людей его, автора, поколения анкетная графа о происхождении имела «зловещий» смысл. В сталинское время те, кому с графой не повезло, подставляли «для несмываемой отметки» свое чело, чтобы всегда быть под рукой, «на случай нехватки классовых врагов». Самые близкие друзья отворачивались и боялись сказать слово в защиту «сына врага народа», который, в большинстве случаев лично ничем не провинился перед режимом, но должен был нести кару за «прегрешение» отца. После исторического заявления Сталина же можно было благодарить вождя за то, что он простил родного отца.

Сталину, впрочем, не пришло вовремя на ум, что такой «реабилитированный» сын вполне мог бы ответить за несправедливо осужденного отца — того, что работал всегда в поте лица, и приходя домой обедать, клал на стол усталые рабочие руки. На этих руках не было отдельных мозолей — она была сплошная.

Автор слышит в свой адрес обвинения в сердобольности, в попытке смотреть на вещи «с кулацкой колокольни» и «лить воду на мельницу врага». Автору уже надоело «слышать эхо древних лет», ведь ни колоколен, не мельниц тех нет на свете уже давно. Зато сам крестьянин, «голоштанный помощник» Советской власти, ни в чем не ее упрекал, а только славословил и благодарил за «земельку долгожданную» Любой репрессированный искренне верил, что несправедливый приговор будет немедленно отменен, едва Сталин лично «в Кремле письмо его прочтет». Крестьяне, выселенные с насиженных мест, не унывали, и переходили в рабочий класс. Теперь эта почетная дорога была для них открыта: ведь сын за отца не отвечал. Однако скоро все пошло по-прежнему. Стране, казалось, все не хватало клейменых сыновей. Только война предоставляла «право на смерть и даже долю славы». Страшно было только пропасть без вести или же оказаться в плену. Тогда приходилось проследовать под гром победы с двойным клеймом из плена в плен. Вряд ли Родина стала счастливей, собрав рать своих сынов под небом Магадана. У советских людей появился в лице Сталина новый бог, звавший «отринь отца и мать отринь»... В особенности это касалось национальных окраин, переселенных народов — крымских татар и пр. Автор свидетельствует о том, что отец как раз должен отвечать головой за сына, и жаль, что сам Сталин не стал ответчиком ни за своего сына, ни за дочь.

3. О памяти

Автор считает, что нельзя забывать «крестный путь» тех, кто стал «лагерной пылью». Впрочем, об этом постоянно «забыть велят и просят лаской» для того, чтобы не смущать непосвященных оглаской. Однако автор не видит вокруг себя непосвященных: вся страна знала о репрессиях, даже если человека лично они не коснулись, то наверняка «мимоездом, мимоходом». Именно с поэта впоследствии «взыщется», он обязан будет объяснить «пытливой дочке-комсомолке», «зачем и чья опека к статье забытой отнесла неназываемого века недоброй памяти дела». Новое поколение тоже должно знать правду о прошлом, поскольку «кто прячет прошлое ревниво, тот вряд ли с будущим в ладу». Автор думает, что невероятная популярность Сталина в народе, несмотря на все его свершения, объяснялась в том числе и тем, что мы рукоплескали всегда не одному лишь ему. Казалось, что всегда был рядом Ленин - тот, кто не любил оваций. Не случайно в народе бытовала поговорка: «вот если б Ленин встал из гроба, на все, что стало, поглядел». Автор сравнивает подобные суждения с детским лепетом безответственных людей. Мы сами виноваты во всем, что происходило, нам самим расхлебывать заваренную нами кашу, «и Ленин нас судить не встанет». Если уж непременно хочется «вернуть былую благодать», автор советует вызывать дух Сталина: «Он богом был, он может встать». К тому же «вечная жизнь» Сталина продолжается в его китайском преемнике (Мао Цзе Дун).

Анализ

Произведение в первую очередь примечательно тем, что было искренней попыткой человека старшего поколения осмыслить трагические страницы истории страны, связанные с репрессиями 30-х годов и "культом личности" Сталина. В своей собственной судьбе ("сын врагов народа") автор видит отражение судеб миллионов незаслуженно униженных людей, он призывает не забывать беззаконно уничтоженных в лагерях людей. Вместе с тем произведение является типичным примером творчества так называемых "шестидесятников" и в нем отразились не только темы и "социальные проблемы", характерные для деятелей и - шире - поколения шестидесятых, но и присущие им иллюзии, в частности, об извращении Сталиным ленинских идей, об изначальной верности "идеи", о "возвращении к Ленину" и проч.

На этой странице сайта находится литературное произведение По праву памяти автора, которого зовут . На сайте сайт вы можете или скачать бесплатно книгу По праву памяти в форматах RTF, TXT, FB2 и EPUB, или прочитать онлайн электронную книгу Твардовский Александр Трифонович - По праву памяти без регистрации и без СМС.

Размер архива с книгой По праву памяти = 9.08 KB


Твардовский Александр Трифонович
По праву памяти
Александр Твардовский
По праву памяти
Смыкая возраста уроки, Сама собой приходит мысль Ко всем, с кем было по дороге, Живым и павшим отнесись. Она приходит не впервые, Чтоб слову был двойной контроль: Где, может быть, смолчат живые, Так те прервут меня: - Позволь! Перед лицом ушедших былей
Не вправе ты кривить душой, Ведь эти были оплатили Мы платой самою большой... И мне да будет та застава, Тот строгий знак сторожевой Залогом речи нелукавой По праву памяти живой.
1. ПЕРЕД ОТЛЕТОМ
Ты помнишь, ночью предосенней, Тому уже десятки лет, Курили мы с тобой на сене, Прозрев опасливый запрет.
И глаз до света не сомкнули, Хоть запах сена был не тот, Что в ночи душные июля Заснуть подолгу не дает...
То вслух читая чьи-то строки, То вдруг теряя связь речей, Мы собирались в путь далекий Из первой юности своей.
Мы не испытывали грусти, Друзья - мыслитель и поэт, Кидая в наше захолустье В обмен на целый белый свет.
Мы жили замыслом заветным Дорваться вдруг До всех наук Со всем запасом их несметным И уж не выпускать из рук.
Сомненья дух был нам неведом; Мы с тем управимся добром И за отцов своих и дедов Еще вдобавок доберем.
Мы повторяли, что напасти Нам никакие нипочем, Но сами ждали только счастья, Тому был возраст обучен.
Мы знали, что оно сторицей Должно воздать за наш порыв В премудрость мира с ходу врыться, До дна ее разворотив.
Готовы были мы к походу, Что проще может быть: Не лгать. Не трусить. Верным быть народу.
Любить родную землю-мать, Чтоб за нее в огонь и в воду. А если То и жизнь отдать.
Что проще! В целости оставим Таким завет начальных дней. Лишь от себя теперь добавим: Что проще - да. Но что сложней?
Такими были наши дали, Как нам казалось без прикрас, Когда в безудержном запале Мы в том друг друга убеждали, В чем спору не было у нас.
И всласть толкуя о науках, Мы вместе грезили о том, Ах, и о том, в каких мы брюках Домой заявимся п о т о м.
Дивись, отец, всплакни, родная, Какого гостя бог нанес, Как он пройдет, распространяя Московский запах папирос. Москва, столица, - свет не ближний, А ты, родная сторона, Какой была, глухой, недвижной, Нас на побывку ждать должна.
И хуторские посиделки, И вечеринки чередом, И чтоб загорьевские девки Глазами ели нас потом, Неловко нам совали руки, Пылая краской до ушей.
А там бы где-то две подруги, В стенах столичных этажей, С упреком нежным ожидали Уже тем часом нас с тобой, Как мы на нашем сеновале Отлет обдумывали свой...
И невдомек нам было вроде, Что здесь, за нашею спиной, Сорвется с места край родной И закружится в хороводе Вслед за метелицей сплошной...
Ты не забыл, как на рассвете Оповестили нас, дружков, Об уходящем в осень лете Запевы юных петушков.
Их голосов надрыв цыплячий Там, за соломенной стрехой, Он отзывался детским плачем И вместе удалью лихой.
В какой-то сдавленной печали, С хрипотцей истовой своей Они как будто отпевали Конец ребячьих наших дней.
Как будто сами через силу Обрядный свой тянули сказ О чем-то памятном, что было До нас. И будет после нас.
Но мы тогда на сеновале Не так прислушивались к ним, Мы сладко взапуски зевали, Дивясь, что день, а мы не спим.
И в предотъездном наше часе Предвестий не было о том, Какие нам дары в запасе Судьба имела на п о т о м.
И где, кому из нас придется, В каком году, в каком краю За петушиной той хрипотцей Расслышать молодость свою. Навстречу жданной нашей доле
Рвались мы в путь не наугад, Она в согласье с нашей волей Звала отведать хлеба-соли. Давно ли? Жизнь тому назад...
2. СЫН ЗА ОТЦА НЕ ОТВЕЧАЕТ
Сын за отца не отвечает Пять слов по счету, ровно пять. Но что они в себе вмещают, Вам, молодым, не вдруг понять.
Их обронил в кремлевском зале Тот, кто для всех был одним Судеб вершителем земным, Кого народы величали На торжествах отцом родным.
Вам Из другого поколенья Едва ль постичь до глубины Тех слов коротких откровенье Для виноватых без вины.
Вас не смутить в любой анкете Зловещей некогда графой: Кем был до нас еще на свете Отец ваш, мертвый иль живой.
В чаду полуночных собраний Вас не мытарил тот вопрос: Ведь вы отца не выбирали, Ответ по-нынешнему прост.
Но в те года и пятилетки, Кому с графой не повезло, Для несмываемой отметки Подставь безропотно чело.
Чтоб со стыдом и мукой жгучей Носить ее - закон таков. Быть под рукой всегда - на случай Нехватки классовых врагов.
Готовым к пытки быть публичной И к горшей горечи подчас, Когда дружок твой закадычный При этом не поднимает глаз...
О, годы юности немилой, Ее жестоких передряг. То был отец, то вдруг он - враг. А мать? Но сказано: два мира, И ничего о материях...
И здесь, куда - за половодьем Тех лет - спешил бы босиком, Ты именуешься отродьем, Не сыном даже, а сынком...
А как с той кличкой жить парнишке, Как отбывать безвестный срок, Не понаслышке, Не из книжки Толкует автор этих строк...
Ты здесь, сынок, но ты нездешний, Какой тебе еще резон, Когда родитель твой в кромешный, В тот самый список занесен.
Еще бы ты с такой закваской Мечтал ступить в запретный круг. И руку жмет тебе с опаской Друг закадычный твой...
И вдруг: - Сын за отца не отвечает. С тебя тот знак отныне снят. Счастлив стократ: Не ждал, не чаял, И вдруг - ни в чем не виноват.
Конец твоим лихим невзгодам, Держись бодрей, не прячь лица. Благодари отца народов, Что он простил тебе отца Родного
с легкостью нежданной Проклятье снял. Как будто он, Ему неведомый и странный, Узрел и отменил закон.
(Да, он умел без оговорок, Внезапно - как уж припечет Любой своих просчетов ворох Перенести на чей-то счет;
На чье-то вражье искаженье Того, что возвещал завет, На чье-то г о л о в о к р у ж е н ь е От им предсказанных побед.)
Сын - за отца? Не отвечает! Аминь!
И как бы невдомек: А вдруг тот сын (а не сынок!), Права такие получая, И за отца ответить мог. Ответить - пусть не из науки, Пусть не с того зайдя конца, А только, может, вспомнив руки, Какие были у отца.
В узлах из жил и сухожилий, В мослах поскрюченных перстов Те, что - со вздохом - как чужие, Садясь к столу он клал на стол. И точно граблями, бывало, Цепляя
ложки черенок,
Такой увертливый и малый, Он ухватить не сразу мог. Те руки, что своею волей Ни разогнуть, ни сжать в кулак: Отдельных не было мозолей Сплошная.
Подлинно - к у л а к!
И не иначе, с тем расчетом Горбел годами над землей, Кропил своим бесплатным потом, Смыкал над ней зарю с зарей.
И от себя еще добавлю, Что, может, в час беды самой Его мужицкое тщеславье, О, как взыграло - боже мой!
И в тех краях, где виснул иней С барачных стен и потолка, Он, может, полон был гордыни, Что вдруг сошел за кулака.
Ошибка вышла? Не скажите, Себе внушал он самому, Уж если этак, значит - житель, Хозяин, значит, - потому...
А может быть, в тоске великой Он покидал свой дом и двор И отвергал слепой и дикий, Для круглой цифры приговор.
И в скопе конского вагона, Что вез куда-то за Урал, Держался гордо, отчужденно От тех, чью долю разделял.
Навалом с ними в той теплушке В одном увязанном возу. Тянуться детям к их краюшке Не дозволял, тая слезу.
(Смотри, какой ты сердобольный, Я слышу вдруг издалека, Опять с кулацкой колокольни, Опять на мельницу врага. Доколе, господи, доколе Мне слышать эхо древних лет: Ни мельниц тех, ни колоколен Давным-давно на свете нет.)
От их злорадства иль участья Спиной горбатой заслонясь, Среди врагов Советской власти Один, что славил эту власть. Ее помощник голоштанный, Ее опора и боец, Что на земельке долгожданной При ней и зажил наконец, Он, ею кинутый в погибель, Не попрекнул ее со злом: Ведь суть не в малом перегибе, Когда - Великий перелом...
И верил: все на место встанет И не замедлит пересчет, Как только - только лично Сталин В Кремле письмо его прочтет...
(Мужик не сметил, что отныне, Проси чего иль не проси, Не Ленин, даже не Калинин, Был адресат всея Руси. Но тот, что в целях коммунизма Являл иной уже размах И на газетных полосах Читал республик целых письма Не только в прозе, но в стихах.)
А может быть, и по-другому Решал мужик судьбу свою: Коль нет путей обратных к дому, Не пропадем в любом краю.
Решал - попытка без убытка, Спроворим свой себе указ. И - будь добра, гора Магнитка, Зачислить нас В рабочий класс...
Но как и где отец причалит, Не об отце, о сыне речь: Сын за отца не отвечает, Ему дорогу обеспечь.
Пять кратких слов...
Но год от года На нет сходили те слова. И званье с ы н в р а г а н а р о д а Уже при них вошло в права.
И за одной чертой закона Уже равняла всех судьба: Сын кулака иль сын наркома, Сын командира иль попа...
Клеймо с рожденья отмечало Младенца вражеских кровей, И все, казалось, не хватало Стране клейменных сыновей.
Недаром в дни войны кровавой Благословлял ее иной: Не попрекнув его виной, Что горькой душу жгла отравой, Война предоставляла право На смерть и даже долю славы В рядах бойцов земли родной.
Предоставляла званье сына Солдату воинская часть...
Одна была страшна судьбина: В сраженье без вести пропасть.
И, до конца в живых изведав Тот крестный путь, полуживым Из плена в плен - под гром победы С клеймом преследовать двойным.
Нет, ты вовеки не гадала В судьбе своей, Отчизна-мать, Собрать под небом Магадана Своих сынов такую рать.
Не знала, Где всему начало, Когда всему начало, Когда успела воспитать Всех, что за проволкой держала, За з о н о й той, родная мать...
Средь наших праздников и буден Не всякий даже вспомнить мог, С каким уставом к смертным людям Взывал их посетивший бог.
Он говорил: иди за мною, Оставь отца и мать свою, Все мимолетное, земное Оставь - и будешь ты в раю.
А мы, кичась неверьем в бога, Во имя собственных святынь Той жертвы требовали строго: Отринь отца и мать отринь.
Забудь, откуда вышел родом, И осознай, не прекословь: В ущерб любви к отцу народов Любая прочая любовь.
Ясна задача, дело свято С тем - к высшей цели - прямиком. Предай в пути родного брата И друга лучшего тайком.
И душу чувствами людскими Не отягчай, себя щадя. И лжесвидетельствуй во имя, И зверствуй именем вождя.
Любой судьбине благодарен, Тверди одно, как он велик, Хотя б ты крымский был татарин, Ингуш и л ь д р у г с т е п е й к а л м ы к.
Рукоплещи всем приговорам, Каких постигнуть не дано. Оклевещи народ, с которым В изгнанье брошен заодно.
И в душном скопище исходов Нет, не библейских, наших дней Превозноси отца народов: Он сверх всего. Ему видней.
Он все начала возвещает. И все концы, само собой.
Сын за отца не отвечает Закон, что также означает: Отец за сына - головой.
Но все законы погасила Для самого благая ночь. И не ответчик он за сына, Ах, ни за сына, ни за дочь.
Там, у немой стены кремлевской, По счастью, знать не знает он, Какой лихой бедой отцовской Покрыт его загробный сон...
Давно отцами стали дети, Но за всеобщего отца Мы оказались все в ответе, И длится суд десятилетий, И не видать еще конца.
3. О ПАМЯТИ
Забыть, забыть велят безмолвно, Хотят в забвенье утопить Живую быль. И чтобы волны Над ней сомкнулись. Быль - забыть!
Забыть родных и близких лица И стольких судеб крестный путь Все то, что сном давнишним будь, Дурною, дикой небылицей, Так и ее - поди забудь.
Но это было явной былью Для тех, чей был оборван век, Для ставших л а г е р н о ю п ы л ь ю, Как некто некогда изрек.
Забыть - о, нет, не с теми вместе Забыть, что не пришли с войны, Одних, что даже этой чести Суровой были лишены.
Забыть велят и просят лаской Не помнить - память под печать, Чтоб ненароком той оглаской Непосвященных не смущать.
Нет, все былые недомолвки Домолвить ныне долг велит. Пытливой дочке-комсомолке Поди сошлись на свой главлит;
Втолкуй, зачем и чья опека К статье закрытой отнесла Неназываемого века Недоброй памяти дела;
Какой, в порядок не внесенный, Решил за нас Особый съезд На этой памяти бессоной, На ней как раз Поставить крест.
И кто сказал, что взрослым людям Страниц иных нельзя прочесть? Иль нашей доблести убудет И на миру померкнет честь?
Иль, о минувшем вслух поведав, Мы лишь порадуем врага, Что за свои платить победы Случалось нам втридорога?
В новинку ль нам его злословье? Иль все, чем в мире мы сильны, О матерях забыть и женах, Своей не ведавших вины, О детях, с ними разлученных И до войны, И без войны.
А к слову - о непосвященных Где взять их? Все посвящены. Все знают все; беда с народом! Не тем, так этим знают родом. Не по отметкам и рубцам, Так мимоездом, мимоходом, Не сам, Так через тех, кто сам...
И даром думают, что память Не дорожит сама собой, Что ряской времени затянет Любую быль, Любую боль;
Что так и так - летит планета, Годам и дням ведя отсчет, И что не взыщется с поэта, Когда за призраком запрета Смолчит про то, что душу жжет...
Со всей взращенной нами новью, И потом политой и кровью, Уже не стоит той цены? И дело наше - только греза, И слава - шум пустой молвы?
Тогда молчальники правы, Тогда все прах - стихи и проза, Все только так - из головы. Тогда совсем уже не диво, Что голос памяти правдивой Вещал бы нам и впредь беду: Кто прячет прошлое ревниво, Тот вряд ли с будущим в ладу...
Что нынче счесть большим, что малым Как знать, но люди не трава: Не обратить их всех навалом В одних не помнящих родства.
Пусть очевидцев поколенья Сойдут по-тихому на дно, Благополучного забвенья Природе нашей не дано.
Спроста иные затвердили, Что будто нам про черный день Не ко двору все эти были, На нас кидающие тень.
Но все, что было, не забыто, Не шито-крыто на миру. Одна неправда нам в убыток И только правда ко двору!
А я - не те уже годочки, Не вправе я себе отсрочки Предоставлять.
Гора бы с плеч Еще успеть без проволочки Немую боль в слова облечь.
Ту боль, что скрытно временами И встарь теснила нам сердца И что глушили мы громами Рукоплесканий в честь о т ц а.
С предельной силой в каждом зале Они гремели потому, Что мы всегда не одному Тому отцу рукоплескали.
Всегда, казалось, рядом был, Свою земную сдавший смену, Тот, кто оваций не любил, По крайней мере знал им цену.
Чей образ вечным и живым Мир уберег за гранью бренной, Кого учителем своим Именовал о т е ц смиренно.
И, грубо сдвоив имена, Мы как одно их возглашали И заносили на скрижали, Как будто суть была одна.
А страх, что всем у изголовья Лихая ставила пора, Нас обучил хранить безмолвье Перед разгулом недобра.
Велел в безгласной нашей доле На мысль в спецсектор сдать права, С тех пор как отзыв давней боли Она для нас - явись едва. Нет, дай нам знак верховной воли, Дай откровенье божества.
И наготове вздох особый Дерзанья нашего предел: Вот если б Ленин встал из гроба, На все, что стало, поглядел...
Уж он за всеми мелочами Узрел бы ширь и глубину. А может быть, пожал плечами И обронил бы: - Ну и ну!
Так, сяк гадают те и эти, Предвидя тот иль этот суд, Как наигравшиеся дети, Что из отлучки старших ждут.
Но все, что стало или станет, Не сдать, не сбыть нам с рук своих. И Ленин нас судить не встанет Он не был богом и в живых.
А вы, что ныне норовите Вернуть былую благодать, Так вы уж Сталина зовите Он богом был Он может встать.
И что он легок на помине И подлунном мире, бог-отец, О том свидетельствует ныне Его китайский образец.
...Ну что ж, пускай на сеновале, Где мы в ту ночь отвергли сон, Иными мнились наши дали, Нам сокрушаться не резон.
Чтоб мерить все надежной меркой, Чтоб с правдой сущей быть не врозь, Многостороннюю проверку Прошли мы - где кому пришлось.
И опыт - наш почтенный лекарь, Подчас причудливо крутой, Нам подносил по воле века Его целительный настой.
Зато и впредь как были - будем, Какая вдруг ни грянь гроза, Людьми
из тех людей,
что людям, Не пряча глаз, Глядят в глаза.
Было бы отлично, чтобы книга По праву памяти автора Твардовский Александр Трифонович понравилась бы вам!
Если так будет, тогда вы могли бы порекомендовать эту книгу По праву памяти своим друзьям, проставив гиперссылку на страницу с данным произведением: Твардовский Александр Трифонович - По праву памяти.
Ключевые слова страницы: По праву памяти; Твардовский Александр Трифонович, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн

Смыкая возраста уроки,

Сама собой приходит мысль --

Ко всем, с кем было по дороге,

Живым и павшим отнестись.

Она приходит не впервые.

Чтоб слову был двойной контроль:

Где, может быть, смолчат живые,

Так те прервут меня:

Позволь!

Перед лицом ушедших былей

Не вправе ты кривить душой, --

Ведь эти были оплатили

Мы платой самою большой...

И мне да будет та застава,

Тот строгий знак сторожевой

Залогом речи нелукавой

По праву памяти живой.

1. ПЕРЕД ОТЛЕТОМ

Ты помнишь, ночью предосенней,

Тому уже десятки лет, --

Курили мы с тобой на сене,

Презрев опасливый запрет.

И глаз до света не сомкнули,

Хоть запах сена был не тот,

Что в ночи душные июля

Заснуть подолгу не дает...

То вслух читая чьи-то строки,

То вдруг теряя связь речей,

Мы собирались в путь далекий

Из первой юности своей.

Мы не испытывали грусти,

Друзья -- мыслитель и поэт.

Кидая наше захолустье

В обмен на целый белый свет.

Мы жили замыслом заветным,

Дорваться вдруг

До всех наук --

Со всем запасом их несметным --

И уж не выпустить из рук.

Сомненья дух нам был неведом;

Мы с тем управимся добром

И за отцов своих и дедов

Еще вдобавок доберем...

Мы повторяли, что напасти

Нам никакие нипочем,

Но сами ждали только счастья, --

Тому был возраст обучен.

Мы знали, что оно сторицей

Должно воздать за наш порыв

В премудрость мира с ходу врыться,

До дна ее разворотив.

Готовы были мы к походу.

Что проще может быть:

Не лгать.

Не трусить.

Верным быть народу.

Любить родную землю-мать,

Чтоб за нее в огонь и в воду.

То и жизнь отдать.

Что проще!

В целости оставим

Таким завет начальных дней.

Лишь от себя теперь добавим:

Что проще -- да.

Но что сложней?

Такими были наши дали,

Как нам казалось, без прикрас,

Когда в безудержном запале

Мы в том друг друга убеждали,

В чем спору не было у нас.

И всласть толкуя о науках,

Мы вместе грезили о том,

Ах, и о том, в каких мы брюках

Домой заявимся потом.

Дивись, отец, всплакни, родная,

Какого гостя бог нанес,

Как он пройдет, распространяя

Московский запах папирос.

Москва, столица -- свет не ближний,

А ты, родная сторона,

Какой была, глухой, недвижной,

Нас на побывку ждать должна.

И хуторские посиделки,

И вечеринки чередом,

И чтоб загорьевские девки

Глазами ели нас потам,

Неловко нам совали руки,

Пылая краской до ушей...

А там бы где-то две подруги,

В стенах столичных этажей,

С упреком нежным ожидали

Уже тем часом нас с тобой,

Как мы на нашем сеновале

Отлет обдумывали свой...

И невдомек нам было вроде,

Что здесь, за нашею спиной,

Сорвется с места край родной

И закружится в хороводе

Вслед за метелицей сплошной...

Ты не забыл, как на рассвете

Оповестили нас, дружков,

Об уходящем в осень лете

Запевы юных петушков.

Там, за соломенной стрехой, --

Он отзывался детским плачем

И вместе удалью лихой.

В какой-то сдавленной печали,

С хрипотцей истовой своей

Они как будто отпевали

Конец ребячьих наших дней.

Как будто сами через силу

Обрядный свой тянули сказ

О чем-то памятном, что было

И будет после нас.

Но мы тогда на сеновале

Не так прислушивались к ним,

Мы сладко взапуски зевали,

Дивясь, что день, а мы не спим.

И в предотъездном нашем часе

Предвестий не было о том,

Какие нам дары в запасе

Судьба имела на потам.

И где, кому из нас придется,

В каком году, в каком краю

За петушиной той хрипотцей

Расслышать молодость свою.

Навстречу жданной нашей доле

Рвались мы в путь не наугад, --

Она в согласье с нашей волей

Звала отведать хлеба-соли.

Давно ли?

Жизнь тому назад...

2. СЫН ЗА ОТЦА НЕ ОТВЕЧАЕТ

Сын за отца не отвечает --

Пять слов по счету, ровно пять.

Но что они в себе вмещают,

Вам, молодым, не вдруг обнять.

Их обронил в кремлевском зале

Тот, кто для всех нас был одним

Судеб вершителем земным,

Кого народы величали

На торжествах отцом родным.

Из другого поколенья --

Едва ль постичь до глубины

Тех слов коротких откровенье

Для виноватых без вины.

Вас не смутить в любой анкете

Зловещей некогда графой:

Кем был до вас еще на свете

Отец ваш, мертвый иль живой.

В чаду полуночных собраний

Вас не мытарил тот вопрос:

Ведь вы отца не выбирали, --

Ответ по-нынешнему прост.

Но в те года и пятилетки,

Кому с графой не повезло, --

Для несмываемой отметки

Подставь безропотно чело.

Чтоб со стыдом и мукой жгучей

Носить ее -- закон таков.

Быть под рукой всегда -- на случай

Нехватки классовых врагов.

Готовым к пытке быть публичной

И к горшей горечи подчас,

Когда дружок твой закадычный

При этом не поднимет глаз...

О, годы юности немилой,

Ее жестоких передряг.

То был отец, то вдруг он -- враг.

Но сказано: два мира,

И ничего о матерях...

И здесь, куда -- за половодьем

Тех лет -- спешил ты босиком,

Ты именуешься отродьем,

Не сыном даже, а сынком...

А как с той кличкой жить парнишке,

Как отбывать безвестный срок, --

Не понаслышке,

Ты здесь, сынок, но ты нездешний,

Какой тебе еще резон,

Когда родитель твой в кромешный,

В тот самый список занесен.

Еще бы ты с такой закваской

Мечтал ступить в запретный круг.

И руку жмет тебе с опаской

Друг закадычный твой...

Сын за отца не отвечает.

С тебя тот знак отныне снят.

Счастлив стократ:

Не ждал, не чаял,

И вдруг -- ни в чем не виноват.

Конец твоим лихим невзгодам,

Держись бодрей, не прячь лица.

Благодари отца народов,

Что он простил тебе отца

Родного --

с легкостью нежданной

Проклятье снял. Как будто он

Ему неведомый и странный

Узрел и отменил закон.

(Да, он умел без оговорок,

Внезапно -- как уж припечет --

Любой своих просчетов ворох

Перенести на чей-то счет;

На чье-то вражье искаженье

Того, что возвещал завет,

На чье-то головокруженъе

От им предсказанных побед.)

Сын -- за отца? Не отвечает!

И как бы невдомек:

А вдруг тот сын (а не сынок!),

Права такие получая,

И за отца ответить мог?

Ответить -- пусть не из науки,

Пусть не с того зайдя конца,

А только, может, вспомнив руки,

Какие были у отца.

В узлах из жил и сухожилий,

В мослах поскрюченных перстов -

Те, что -- со вздохом -- как чужие,

Садясь к столу, он клал на стол.

И точно граблями, бывало,

ложки черенок,

Такой увертливый и малый,

Он ухватить не сразу мог.

Те руки, что своею волей --

Ни разогнуть, ни сжать в кулак:

Отдельных не было мозолей --

Сплошная.

Подлинно -- кулак!

И не иначе, с тем расчетом

Горбел годами над землей,

Кропил своим бесплатным потом,

Смыкал над ней зарю с зарей.

И от себя еще добавлю,

Что, может, в час беды самой

Его мужицкое тщеславье,

О, как взыграло -- боже мой!

И в тех краях, где виснул иней

С барачных стен и потолка,

Он, может, полон был гордыни,

Что вдруг сошел за кулака.

Ошибка вышла? Не скажите, --

Себе внушал он самому, --

Уж если этак, значит -- житель,

Хозяин, значит, -- потому...

А может быть, в тоске великой

Он покидал свой дом и двор

И отвергал слепой и дикий,

Для круглой цифры, приговор.

И в скопе конского вагона,

Что вез куда-то за Урал,

Держался гордо, отчужденно

От тех, чью долю разделял.

Навалом с ними в той теплушке --

В одном увязанный возу,

Тянуться детям к их краюшке

Не дозволял, тая слезу...

(Смотри, какой ты сердобольный, --

Я слышу вдруг издалека, --

Опять с кулацкой колокольни,

Опять на мельницу врага. --

Доколе, господи, доколе

Мне слышать эхо древних лет:

Ни мельниц тех, ни колоколен

Давным-давно на свете нет.)

От их злорадства иль участья

Спиной горбатой заслонясь,

Среди врагов советской власти

Один, что славил эту власть;

Ее помощник голоштанный,

Ее опора и боец,

Что на земельке долгожданной

При ней и зажил наконец, --

Он, ею кинутый в погибель,

Не попрекнул ее со злом:

Ведь суть не в малом перегибе,

Когда -- Великий перелом...

И верил: все на место встанет

И не замедлит пересчет,

Как только -- только лично Сталин

В Кремле письмо его прочтет...

(Мужик не сметил, что отныне,

Проси чего иль не проси,

Не Ленин, даже не Калинин

Был адресат всея Руси.

Но тот, что в целях коммунизма

Являл иной уже размах

И на газетных полосах

Читал республик целых письма --

Не только в прозе, но в стихах.)

А может быть, и по-другому

Решал мужик судьбу свою:

Коль нет путей обратных к дому,

Не пропадем в любом краю.

Решал -- попытка без убытка,

Спроворим свой себе указ.

И -- будь добра, гора Магнитка,

Зачислить нас В рабочий класс...

Но как и где отец причалит,

Не об отце, о сыне речь:

Сын за отца не отвечает, --

Ему дорогу обеспечь.

Пять кратких слов...

Но год от года

На нет сходили те слова,

И званье сын врага народа

Уже при них вошло в права.

И за одной чертой закона

Уже равняла всех судьба:

Сын кулака иль сын наркома,

Сын командарма иль попа...

Клеймо с рожденья отмечало

Младенца вражеских кровей.

И все, казалось, не хватало

Стране клейменых сыновей.

Недаром в дни войны кровавой

Благословлял ее иной:

Не попрекнув его виной,

Что душу горькой жгла отравой,

Война предоставляла право

На смерть и даже долю славы

В рядах бойцов земли родной.

Предоставляла званье сына

Солдату воинская часть...

Одна была страшна судьбина:

В сраженье без вести пропасть.