Почему шолохов. Почему Шолохов отказывается от героизации своего персонажа в рассказе «Судьба человека»? (Шолохов М

Михаил ШОЛОХОВ (1905–1984) писатель Мы пишем по указке наших сердец, а наши сердца принадлежат партии. * * * Культ был, но была и личность. * * * Если нет смысла в смерти, значит, не было его и в жизни. * * *ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ - Кто написал «Тихий Дон»? - Поручик Голицын! Ответ

Почему Шолохов решил написать свой знаменитый роман? Как он его писал? На каком материале, на основе каких знаний? Об этом и многом другом беседуем со специалистом - доктором филологических наук, профессором Московского городского педагогического университета Сергеем Васильевым.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Сегодня у нас в гостях, ну, хочется верить, не просто хорошо знакомый, а наш друг доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы Московского городского педагогического университета Сергей Анатольевич Васильев. Сергей Анатольевич, здравствуйте.

С.ВАСИЛЬЕВ: Добрый день.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Спасибо за то, что вы большую часть выходного дня отдаете радиослушателям радиостанции «Маяк». Спасибо вам.

С.ВАСИЛЬЕВ: Спасибо, что вы даете такие интересные темы, надеюсь, что разговор будет любопытный.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Очень хочется поговорить о великом русском писателе, о Михаиле Шолохове, поговорить об энциклопедии русского казачества. Причем, знаете, не проводить параллели, что вот, «Война и мир» энциклопедия русской жизни, энциклопедия донского казачества. Для меня, честно говоря, это тоже такая энциклопедия русской жизни «Тихий Дон», но и заинтересовать наших радиослушателей не только великим произведением, если вдруг кто-то еще от экранизации не дошел до прочтения, но и самой жизнью великого писателя. Это единственное, что нам удастся. Говорить о «Тихом Доне» без разговора о жизни Шолохова, ну, просто невозможно.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, конечно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: «Тихий Дон» и все, откуда это? Откуда и куда? Давайте мы начнем с самых-самых истоков. Ведь происхождение Михаила Шолохова никак не говорило, что он станет писателем.

С.ВАСИЛЬЕВ: А как писателями становятся?

И.РУЖЕЙНИКОВ: А я не знаю, я не писатель.

С.ВАСИЛЬЕВ: Можно быть, наверное, из литературной семьи, но писателем не стать. Это уже, как говорится, писатель милостью божией, если это есть, оно прорастает через самые разные обстоятельства. Есть писатели и не думавшие, что станут писателями, наверное, есть, которые учились этому всю жизнь. У некоторых дар открывается в 50 лет и позже, так что все очень по-разному бывает.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, все-таки, как мне кажется, неплохо бы, когда ребенок рождается в высокообразованной семье. Русский язык это не новый норвежский. Там, где люди хорошо говорят по-русски, там, где человек получает хорошее, может получить хорошее образование. Шолохов родился в трудное время, ну, и, в общем, семья звезд с неба не хватала.

С.ВАСИЛЬЕВ: Вы знаете, на уровне станицы, на уровне местного, что ли, мы сейчас говорим об этом, откуда прорастало все, его отец Александр Михайлович Шолохов был очень культурным, образованным человеком.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Довольно образованным.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, конечно, у него была библиотека. И он очень заботился, надо сказать, вот это подчеркивают биографы Шолохова, он очень заботился об образовании и воспитании своего сына, это очень важно. И о здоровье, и об образовании, и о воспитании. Время было страшное, но Михаил Александрович учился в гимназиях, в том числе, и даже, когда произошла революция, Гражданская война началась, так что вклад семьи…

И.РУЖЕЙНИКОВ: А он закончил, он же не успел, по-моему, закончить?

С.ВАСИЛЬЕВ: Он не успел закончить, полный курс не успел пройти, да. Но он окончил Каргинское одноклассное приходское мужское училище, у него до того был замечательный педагог, оставивший воспоминания о нем, Тимофей Тимофеевич Мрыхин, который готовил его к этому училищу. Потом он учился в гимназиях, конечно. Он учился в гимназии Шелапутина в Москве, замечательное здание, переулок Хользунова нынешний, там находится Главная военная прокуратура потрясающая. Даже мимо проходить очень приятно, поскольку это стиль «серебряного века».

И.РУЖЕЙНИКОВ: Лучше мимо проходить.

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, да, конечно, в этом смысле да. Но он заходил по другому поводу. Он учился порядка трех лет в Богучаре, Воронежская область, это относительно недалеко от его станицы, и какое-то время, несколько месяцев учился в гимназии станицы Вёшенская, а потом уже начались страшные бои на Дону и родители вынуждены были выехать из центральной станицы в хутор Плешаков, там спасались.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Поясните, пожалуйста, вопрос очень странный, что такое станица? Вот мы так часто это употребляем, люди, которые этого, мы же не знаем, что такое станица. Это имеет какое-то отношение к казачьему укладу или нет? Станица это что-то, что там, где нет церкви, то есть это название деревни?

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, как раз станица, ну, очевидно от слова «стан».

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, разумеется.

С.ВАСИЛЬЕВ: Когда-то бывший очевидно стан. Станица Вёшенская от слова «вешки», «вехи», которые, как считается, были там, находились вдоль реки, были ориентирами и так далее. Вот одна из этимологий возможных. Станица, конечно, имела обязательно храм.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А, станица имела храм. То есть, если есть стан казачьего войска, в общем, какого-то казачьего объединения, разумеется, там должен быть храм.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: То есть это не деревня, а село.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это село достаточно крупное село. И село от деревни как раз и отличается, прежде всего, наличием храма. В станице Вёшенская их было два. Один до сих пор сохранился Михаила Архангела, небесного покровителя Михаила Александровича, и он приложил силы к тому, чтобы спасти этот храм в 1930-е годы. А главный собор, Троицкий, по-моему, он был разрушен.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Не пережил. Совершенно невообразимый кульбит, на самом деле, он же из чекиста практически, он же чуть ли ни чекистом был. Поясните.

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, нет.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Вот историю его несостоявшегося, слава богу, расстрела, заключения в тюрьму.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, он был советским служащим.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Вот кем?

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, поначалу статистиком, потом он окончил курсы и стал инспектором по продовольственному налогу. А это была должность, как вы понимаете…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Расстрельная в это время.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, очень непростая. Уже был продналог, считается, что это помягче, чем продразверстка, когда все абсолютно отбирали, но, на самом деле, фактически условия были такие, что отдавать было нечего. И всегда он был очень смелым человеком и думал о людях, старался помочь им, вот это его, я считаю, главное качество, как личности. И он в те тяжелейшие времена писал доклады о том, что нечего просто брать, что люди последние корешки объели, что заваривают дубовую кору. И на этом фоне, особенно когда он сталкивался с тяжелыми ситуациями, многодетные семьи, например, и так далее, он не завышал, как может кто-то подумать, исходя из формулировки «превышение служебных полномочий», а он, наоборот, занижал эти нормы и брал меньше, что, собственно, влекло на него служебное расследование, и это по тем временам, конечно, было вплоть до расстрела.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Расстрел, конечно.

С.ВАСИЛЬЕВ: Мнения разделились. Один из судей предлагал расстрелять, второй, к счастью…

И.РУЖЕЙНИКОВ: За саботаж.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это могло быть расценено, как государственное преступление в страшные такие тяжелые времена.

И.РУЖЕЙНИКОВ: И как же ему удалось избежать? Вообще фантастическая история. Я так понимаю, что трудно было из этих застенок выйти, а он вышел.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это не были застенки, к счастью, его никуда не этапировали, повторяю, в какие-то столицы.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это вроде как просто выдвинули обвинение.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, он был определенное время в заключении, но это, я повторяю, было на местном уровне и это не то, что где-то там…

И.РУЖЕЙНИКОВ: То есть это не тюрьма, не подвал.

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, к счастью, нет.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, повезло русской литературе, на самом деле.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, и не один раз. Есть еще одна история, кто-то сомневается в ее достоверности, но об этом пишут, об этом есть статья и в «Шолоховской энциклопедии». Вот мне хочется одну небольшую сделать вставочку, отступление о том, где нам брать достоверную информацию о Шолохове. Это ведь очень важно, откуда мы получаем эту информацию, где черпаем факты, какова интерпретация, какова точка зрения.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Как отсеиваем мифы.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это да, конечно. И в этой связи на данный момент главным изданием является «Шолоховская энциклопедия». Она вышла четыре года назад в издательстве «Синергия», в издательском доме, руководителем проекта был Бессмертных Эрнст Александрович, а председателем редколлегии Дворяшин Юрий Александрович. Вот там мы увидим системный, очень обоснованный подход к жизни и творчеству Шолохова. Государственный музей-заповедник в станице Вёшенская самым активным образом участвовал в создании этой энциклопедии.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, разумеется.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это есть. И вот там, в частности, мы увидим и в летописи жизни и творчества Шолохова, изданной там же, вот это важная книга для тех, кто хочет разобраться. Там много цитат любопытных, архивные публикации вводятся в оборот. Эпизод с Махно. Вот как раз Шолохов, будучи продинспектором, да и вообще советским служащим, который по временам Гражданской войны должен был быть еще и защитником Советской власти, вооруженную борьбу вести. И он в одной из автобиографий писал, что мы гонялись за бандами, банды гонялись за нами, все это, как и должно было бы быть. Вот он по одному из эпизодов, есть воспоминания начальника штаба Махно, фрагмент опубликован. Он как раз нарвался на эту армию Махно, естественно, беспощадную и так далее, но по одной из версий батька, увидев подростка фактически, решил пощадить его. «Расстреляем мы тебя в следующий раз, - сказал он, - если еще раз попадешься на этом». Так что, как минимум, дважды, да, вы правы, русской литературе очень повезло.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Дорогие друзья, если вам действительно не плакатно, а действительно интересна русская история, поинтересуйтесь историей Гражданской войны. Не долгое время, где-то примерно на протяжении полугода один из главных союзников Красной Рабоче-Крестьянской Армии вот как раз на Дону был Нестор Иванович Махно. И его страшная военная махина с пятью сотнями тачанок. Тачанка это не изобретение «красных», это изобретение Нестора Ивановича. Ну, это отдельная история, которой можно посвящать много программ. А мы сегодня о высоком, о литературе, я прошу прощения, здесь будет практически плакат и лозунг, о нашем великом соотечественнике, о Михаиле Шолохове. И уже скоро подойдем к «Тихому Дону». Чего его писать потянуло? Вот, как вы считаете, без академизмов, что его потянуло писать? Опять же, это магия, почему Бабель начал писать, непонятно, почему Шолохов начал писать? Почему Пушкин, понятно, ладно, наверное, понятно, они с детства этим увлекались. Почему?

С.ВАСИЛЬЕВ: Видимо, это было его призвание, его миссия, его долг, его счастье, как человека.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А он сам ничего об этом не говорил, нет? Не осталось никаких воспоминаний его личных, вот почему он стал писать?

С.ВАСИЛЬЕВ: Он очень увлеченно рассказывал о своих замыслах в письмах к жене, например, с друзьями очень много общался. Для него, мне кажется, это было естественно и органично. Вряд ли можно тут какую-то цель фиксировать. Это мы можем увидеть некоторые или самые важные следствия того, что он начал писать. А для него это было естественно, как дышать, как жить. Дело в том, что он занимался в первый год Советской власти агитационной работой, так это тогда называлось, но, на самом деле, ликвидировал безграмотность, уже тогда начинал, учительствовал, можно сказать, образование, конечно, более чем ему позволяло. Кстати сказать, он хотел быть писателем сознательно. И когда оказался в Москве, он посещал занятия писательского объединения в общежитии писательском на Плющихе, где преподавали и Асеев, и Шкловский, и Брик, то есть такие видные фигуры, конечно, того времени. И он учился, ходил на занятия, семинары посещал так называемого «Брюсовского института». Он недолго существовал, вот такой предшественник, может быть, Литературного института имени Горького, но это совсем другое учреждение. То есть среда для него была очень важна. Он был членом РАПП, общался, Российская ассоциация пролетарских писателей, то есть погружался в эту атмосферу, и это быстро он осознал, как главное дело своей жизни. Ну, а когда еще занимался так называемой агитационной работой, когда он еще участвовал в таком любительском театре агитационном, он уже писал пьесы. Причем, как об этом пишет его учитель Мрыхин Тимофей Тимофеевич, он выдавал их сначала, как за чужие, говорил: «Мне из станицы присылают». А в какой-то момент раскрылся, оговорился, прибежал и сказал: «Нет вдохновения, третьей части не получается».

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ах, вот оно, что.

С.ВАСИЛЬЕВ: И с этих любительских постановок, наверное, начинается его писательская деятельность. Может быть, что-то было раньше. Он очень любил читать. По его воспоминаниям он мог уединиться с книгами и искать его, кричать даже для детских мальчишеских игр было совершенно бесполезно, он настолько любил слово, и классику читал. Вот это тоже фактор очень важный, наверное. Его тянуло к слову с самого детства, причем не к бульварной литературе, а к литературе классического плана. Весь перечень имен, конечно, был в его арсенале.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Понимаете, я-то не знаю, что он читал, но вот мы, когда сейчас говорим «классика», причем мы не специалисты, мы сразу себе представляем Льва Николаевича Толстого.

С.ВАСИЛЬЕВ: И правильно представляете.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Очень хорошо, все правильно. Понимаете, но только в 1920-е года, что Толстой, что Бабарыкин, они были для широкого читательского круга они стояли примерно на одних ступенях. Это сейчас мы, то есть мы не знаем, кто такой Бабарыкин, и, слава богу, может быть, кстати, а Толстой это Толстой. Это, мало того, что «зеркало русской революции», это еще и великий русский писатель, или, наоборот. Сохранились воспоминания Шолохова о том, любимый писатель, кого он любил или нет? Понимаете, одно время Гоголь, другое дело, для меня вот эта полярность Гоголь и Толстой, вот для меня это полярно. Ну, для меня, я не Шолохов.

С.ВАСИЛЬЕВ: Понятно. Толстого вы очень точно назвали, Игорь Владимирович, и он говорил о том, что старику мы обязаны всем, именно о Толстом.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Да, я знаю это фразу, да.

С.ВАСИЛЬЕВ: Замечательно. Причем и Гоголя тоже, он Гоголя обильно цитировал и в речах даже в своих, в публицистике, о «Тарасе Бульбе» упоминал неоднократно, и на съездах писательских, партийных, вот это очень важная тоже его черта. Бунин, Чехов, например, тоже фраза у него была любопытная о том, что, казалось, «какая разница между мной и Чеховым, какая огромная разница, однако, и Чехов влияет». Вот такой.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А Бунин, каким образом?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, конечно, Бунин. Он знал его стихи очень хорошо.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Потому что Иван Алексеевич-то очень нехорошо о нем отзывался. Ну, хотя Иван Алексеевич обо всех плохо отзывался.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, но, вместе с тем, читал и знал, что самое главное, наверное.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Нет, Иван Алексеевич плохо отзывался о том, кого читал. Просто так огульно он не говорил.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Он много читал.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это так, его резкий характер всем известен. Некоторые мнения он меня насчет Блока, я знаю, корректировал, хотя были уничтожающие высказывания. То есть он корректировал, конечно. Толстой для него оставался все время фигурой номер один, «Освобождение Толстого», такую книгу он написал уже в эмиграции и так далее. Так что здесь тоже есть, о чем поговорить.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, это отдельная история. Начинает он с газеты, Шолохов, или с чего, с публицистики, с чего он начинает?

С.ВАСИЛЬЕВ: Он начинает с произведений, которые злободневны, которые интересны его землякам, которые можно прочитать в узком кругу, и, вместе с тем, такие, которые показали бы эпоху вот в таком, может быть, комическом, забавном, юмористическом ключе.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это то, что тогда называлось «фельетон». Сейчас мы под фельетоном понимаем несколько… Ну, хотя, нет, все равно, это традиция русского литературного фельетона.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, совершенно верно, если угодно, чеховская традиция, и дальше она вглубь уходит, в XVIII она уходит. Фельетон «Испытание», вот такой фельетон, 1923 год, фельетон это уже чуть позже, «Ревизор» гоголевский, как раз для него это было очень характерно, фельетон между ними, тоже 1923 год, «Три», это о пуговицах, юмористический. Вот с этого он начинает, это его первая публикация, газета «Юношеская правда», и у него сложились отношения с этим изданием, далее он там публиковался. И вообще тогда в 1920-е годы уже складывалась, очень активно работала система вовлечения молодежи в сферу культуры, в писательский труд, вот так можно сказать. Он посещал литературное объединение «Молодая гвардия», тоже оно много ему дало, он там подружился с некоторыми авторами. И, прочтя там один рассказ, он обрел единомышленников, тех, кто мог его дальше поддержать, порекомендовать.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это кто были?

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, например, его друг, писатель Василий Кудашев, он очень ценил отношения с ним. Он во время Отечественной войны погиб.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Если я не ошибаюсь, да, он во время войны погиб.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да. Ну, вот эти 1920-30 годы были временем тесного общения, есть фотографии, письма. Кудашев уже тогда чуть более высокий статус имел, публикации, я имею в виду, и он поддержал Михаила Александровича. А дальше, конечно, спустя очень короткое время, 1925 год, это уже пошел вал, можно сказать, публикаций, рассказы не только печатали в журналах, но и выходили отдельными изданиями, что было показателем интереса к нему, это очень важно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, наверное, это… Я не помню, когда у Катаева проза появилась отдельными изданиями, по-моему, позже гораздо. Ну, да, наверное, по возрасту их можно сравнивать.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, да, совершенно верно. В 1925 году уже у него вышла первая книга «Донские рассказы», а в 1926 «Лазоревая степь». То есть он с самого начала чрезвычайно интенсивно работал, это отличает его стиль, его творческую манеру 1920-30 годов, колоссальная энергия и произведения очень высокого уровня. Первый рассказ «Родинка» был, отходящий вот от этого учебного фельетона, так сказать.

И.РУЖЕЙНИКОВ: О, да.

С.ВАСИЛЬЕВ: Прямо скажем, да.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Я сделаю одну ремарку, а вы меня или согласитесь, или поправьте. 1920-е годы, времена НЭПа, мало, кто жил так хорошо из интеллигенции, а писатели это представители интеллигенции, даже, если они вышли из рабочей среды. Мало, кто жил так хорошо, как писатели и журналисты. Яркое тому подтверждение это история вовлечения в писательство своего младшего брата Катаева. Он это описывает в «Алмазном своем венце», что вот, смотри, ты за один, ну, перечитайте, там это очень красиво написано, за один день заработал больше, чем бы ты заработал за месяц, служа в Бутырской тюрьме. Он в Бутырской тюрьме служил, его братец младший великий тоже. Посмотрите, как брата зовут, ну, псевдоним хотя бы. Вот, к чему я хочу сказать, что жили они все прекрасно до поры, до времени.

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, совсем нет.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Поправьте меня.

С.ВАСИЛЬЕВ: К Шолохову это не имеет отношения. Я имею в виду 1920-е годы как раз, не имеет отношения совершенно, потому что это время было для него поиска и поиска даже не выбора жизни, наверное, он его сделал, очевидно, а какого-то материального, хоть какого-то равновесия. Он к тому моменту уже женился, Мария Петровна его супруга, в 1926 году у них родилась дочка Светлана Михайловна, в этом году у нее замечательный юбилей был, мы ее поздравляли, журнал «Мир Шолохова», в частности, откликнулся на это.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, спасибо. Но жизнь в материальном смысле для него была крайне тяжелой в 1920-е годы.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Именно крайне тяжелой?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, поскольку он в Москве не имел своего жилища, тогда пристанища, с друзьями ночевал. В какой-то момент просто не было денег хоть как-то остаться в Москве, продолжать свои литературные дела, и он уехал.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Именно по экономическим соображениям?

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно. Он работал здесь, искал работу через биржу труда. Он работал грузчиком, и где-то мне попадалось, даже укладывал московские мостовые. Может быть, там, где мы ходим и не задумываемся о том, где мы ходим, те или иные камни были рукой Шолохова уложены.

И.РУЖЕЙНИКОВ: То есть настолько востребованным, как вот та сама когорта великая, к сожалению, многие из них не пережили 1930-е годы из газеты «Гудок», у него такого не было?

С.ВАСИЛЬЕВ: В 1920-е годы много было у него сложностей. Его уже печатали и он, конечно, ждал этих гонораров, но гонорары были не такие.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Не баснословные.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно. И он писал Марии Петровне о тяжелом положении, старался деньги домой высылать, конечно. А здесь у них иногда бывало на день на столе селедка и несколько картофелин, вот это тоже есть в воспоминаниях, в мемуарах.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, да, то есть в 1920-е годы практически паек еще времен военного коммунизма, то есть не было денег, просто не было.

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, да, очень тяжелое для него лично. Он работал, я повторяю, физически. Он днем должен был трудиться, зарабатывать на жизнь, вечером он ходил на литературные курсы, образовывался, общался с писателями, а ночью он писал. Вот такая у него была круговерть, огромный темп жизни.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Пора нам все-таки к «Тихому Дону» подойти?

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, попробуем, хотя уже, видите, время. Конечно, надо.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Давайте я сразу определюсь, я уже лет 20, я даже внутри себя не поднимаю этот вопрос идиотский об авторстве. Знаете, почему? Мне это не интересно. То есть вообще этот вопрос для меня не интересен. И с вашего позволения муссировать вопрос - Шолохов написал «Тихий Дон» или не Шолохов, мы не будем поднимать. Нет, мы можем поговорить, кто убил Джона Кеннеди, или что вращается вокруг Земля или Солнце. Но давайте все-таки о произведении Шолохова, о великом произведении, которое называется «Тихий Дон», именно в таком поговорим.

С.ВАСИЛЬЕВ: Спасибо огромное, именно так и надо, конечно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А теперь вопрос еще более идиотский, чем, кто написал «Тихий Дон». Вот видите, я вроде как сбил накал страстей. Зачем ему это нужно было?

С.ВАСИЛЬЕВ: Он искал свою тему, свою книгу, это главная книга его жизни, несомненно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Конечно.

С.ВАСИЛЬЕВ: Он писал о своих земляках, о малой родине, он, когда думал над «Тихим Доном», первые наброски были посвящены уже революционным событиям, и он планировал написать поход Корнилова, его войск на Петроград, вот с этого он хотел начать. Потом по его собственному признанию он понял, что казачество для людей многих это «terra incognita», как он выразился, латинский язык, земля незнаемая, неизвестная, и посчитал необходимым ввести главы, а точнее сказать, перестроить совершенно и замысел, и композицию так, чтобы сначала познакомить читателя вот с этим казачеством, по-разному можно его называть, субэтнос, как угодно, по крайней мере, с этим особым миром культуры - казачеством, вот так, точнее говоря.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Позвольте, я вас на секунду перебью, для меня это очень важный момент, с донским казачеством.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, да, совершенно верно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Потому как существует общее такое мнение, что существовал такой субэтнос - казАки, казакИ, не важно, как мы сейчас их будем называть. Никогда уральские казаки не относились, допустим, к донскому казачеству, как к своим. Они относились так же, как к иногородним, и, наоборот. Ну, это история моей семьи. Знаете, есть такая забавная история, как забавная, это кровавая история нашей страны, к сожалению, добрым словом до сих пор вспоминают моего прадеда на Урале. Будучи первым и последним, я рассказывал эту историю в эфире, первым и последним председателем Совета казачьих депутатов Семен Иванович Ружейников спас много своих земляков на Урале. До сих пор на Дону его вспоминают, как дьявола, потому что с моим родным дедом его туда направили в 1918 году «окраснять» казачество. Древний казацкий уральский род, они никак не относились, как к казакам, к донским казакам. То есть Шолохов написал историю одного из самых славных войск русского казачества - о донском казачестве. Это очень важная ремарка.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, спасибо. Были и другие, естественно, и кубанское, и семиреченское, яицкие казаки и так далее.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Уральские я назвал, потому что они яицкие.

С.ВАСИЛЬЕВ: Сибирские, да и так далее. Несомненно, донское казачество, это абсолютно верно, это так более известное. Ну, даже это более известное казачество, казачье войско, они назвали себя Всевеликое Войско Донское уже в событиях революционных. И даже оно было почти неизвестно, почти незнакомо, хотя кое-что было, атаман Платов известен, события Отечественной войны 1812 года тоже были известны, и в фольклоре отражены, и у Лескова мы знаем в «Левше», и так далее. Но как культурный феномен, что ли, очень мало был известен.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Что там было внутри именно, и они не выносили, и никто особенно не интересовался. Вот это есть и есть.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, да, это сословие было определенное, очень замкнутое, отделявшее себя резко, скажем, от соседей украинцев или от других, иногородних, безусловно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Конечно. А Шолохов был иногородним.

С.ВАСИЛЬЕВ: Но сам Шолохов был иногородним, конечно, да.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Вот это удивительная вещь, что лучшую книгу о казачестве, главную книгу о казачестве написал иногородний, и казачество это признало.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно. У него была супруга Мария Петровна, дочь станичного атамана Громославского, это, конечно, серьезно. Но, с другой стороны, казачество все-таки это очевидно культура, в первую очередь, ведь и они сами когда-то приехали туда, казаки. Причем интересное очень есть антропологическое исследование о том, что казаки Донского края ближе по антропологическому типу к рязанским русским мужикам. Вот так. Не к украинцам, которые соседствовали с ними, а вот так, как к рязанским. Это потрясающе и очень интересно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Забавно, первый раз слышу, интересно. Ну, потому что исследователи запорожского казачества, они настаивают на том, что это вот остатки запорожцев, все от начала до конца.

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, ничего подобного.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Там в языке почти ничего не осталось. То есть осталось бы что-то, атавизмы в языке бы остались, а их не осталось.

С.ВАСИЛЬЕВ: В языке много тоже, майдан, например, еще что-то, это и есть какие-то…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Майдан это славянское слово, и даже не совсем славянское.

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, оно не славянское, оно заимствовано, но широкого распространения. Автономная группа, безусловно. Есть «Словарь языка М.А.Шолохова», изданный лингвистами, Диброва Елена Иннокентьевна главный редактор, там, может быть, наиболее характерные его словечки используются, ну, конечно, казачьего употребления, в первую очередь, то, что надо знать для понимания романа.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Скажите, пожалуйста, он его, я, кстати, этого не знаю и, наверное, я виноват в том, что я плохо подготовился к нашей программе, но восполните этот пробел. Он его сразу опубликовал полностью или частями?

С.ВАСИЛЬЕВ: Частями. И в этом была, с одной стороны, интрига огромная, с другой стороны, для него очередное сильнейшее испытание, поскольку работал он колоссальными темпами, и он опубликовал сначала две первых книги, половину романа. Он уже прославился и даже за рубежом, в конце 1920-х годов начались переводы на немецкий язык сначала, скандинавские - шведский и так далее, английский. А потом следующее, а самую сердцевину романа - Верхне-Донское восстание, события 1919 года, вот эта линия давалась в смысле опубликования чрезвычайно тяжело. Были у него противники многочисленные. Он ведь выставлял под своими именами многих деятелей еще живших Гражданской войны. Комиссар Малкин такой был кровавый, он еще был жив и читал это, естественно, он возмущался, как можно было его изобразить. И масса всего другого. От него требовали и читатели ждали, и сотрудники журнала «Октябрь», где он публиковался, ждали, что Григорий выберет путь коммуниста, что он станет колхозником в финале и так далее.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Вот для меня самая большая загадка, почему, скажем так, Григорий не стал Нагульновым, это, во-первых, и как Шолохову удалось выжить после этого? Вот для меня это загадка. А вы вот как? Для вас не загадка, нет?

С.ВАСИЛЬЕВ: Это уникальный случай, мы можем только в очередной раз порадоваться.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Почему мы роман до сих пор читаем и видим, что это яркая попытка показать, я прошу прощения, правду. Я не вижу, я в школе видел политические оценки. Я впервые прочитал этот роман, к сожалению, очень рано, ничего не понял, мне было лет 11, наверное. Он для меня был красный-красный этот роман. Ну, это в 11 лет, опять же. Теперь-то я понимаю, что там нет ни красного, ни белого, там тяжелейшая работа и, в том числе, над собой, показать правду. Вот как ему выжить удалось после этого?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это вопрос, конечно, серьезный и стоящий. Ему намекали не кто иной, как Ягода, например, глава НКВД в свое время, намекал о том, что как белогвардеец вы, Михаил, пишете этот роман, и что это играет на руку контрреволюции зарубежной и так далее. Он это все, безусловно, слышал. И это были не просто намеки, это могло быть серьезным. Причем в 1938 году действительно против него был заговор Ростовского НКВД, уже выехала вооруженная группа из Ростова и только благодаря честному человеку, его другу в будущем Погорелову Ивану Семеновичу…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Уже была выслана группа для ареста?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, совершенно верно, это событие более позднее, но «Тихий Дон» еще на этот момент он не завершил. 1938-го года. Народным комиссаром НКВД тогда был Ежов, и его власть, в общем-то, подходила к концу, но, тем не менее, он еще был в силе, и к нему был приставлен специальный человек, я уже называл его имя Погорелов Иван Семенович, в будущем друг и литературный секретарь Шолохова, который, понимая всю преступность замысла, очевидно, он открылся писателю и помог ему…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Скрыться на время.

С.ВАСИЛЬЕВ: Помог ему узнать об этом и скрыться. Вдвоем, они взяли револьверы, время такое было, и выехали из станицы Вёшенская, выехали, но не к ближайшей железнодорожной станции, к Миллерово, где их тоже встречали бы, встречали и ждали, а поехал он в Сталинград. Вот так вооруженные они добрались до Сталинграда. А потом в Москве, он жил около Кремля в гостинице «Националь», ждал приема у Сталина, по-моему, порядка трех недель. Это, представьте, какое было напряжение.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, да, он ждал или приема у Сталина, или когда за ним придут, на самом деле.

С.ВАСИЛЬЕВ: Совершенно верно. Ну, к счастью, у Погорелова, опытного чекиста, была записка от одного из организаторов из Ростовского НКВД, и это стало важным документом, который был предъявлен, о том, что заговор имел место быть. Сталин собрал не только ростовских чекистов, но и вызвал Ежова, Шолохова, Погорелова и приказал не трогать его.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Почему? Ему действительно понравился роман? То есть мы знаем высказывание Сталина о творчестве Булгакова, Сталин, в общем, спас литературный гений Булгакова. Где Сталин, а где Булгаков. Существует расхожее мнение, что чуть ли ни личное заступничество не то, что за Шолохова, но и за роман, роману дал жизнь Сталин. Да или нет?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это так. И Шолохову помогали, надо сказать, не только Сталин. Я бы начала еще с его первого редактора Левицкой, Евгении Григорьевны Левицкой, тоже его друг, он к ней, как к матери относился, судя по его письмам. Она первая отметила этот роман еще, как редактор и поддержала его. Потом очень помог Серафимович, один из старейших уже на тот момент писателей, казак тоже, между прочим. Серафимович не дал роман…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Я не могу не сказать, большой друг моего деда.

С.ВАСИЛЬЕВ: Замечательно. Не дал роман сократить и настоял на его публикации в октябре. А позже, когда события третьей книги уже были написаны, Шолохов обращался к Горькому, Горький его поддержал и устроил ему встречу со Сталиным, на которой, а Сталин знакомился и очень глубоко с культурой, литературой, все читал, он знал это, Сталин сказал: «Третью книгу «Тихого Дона» печатать будем». Но даже это потом не лишило его многих сложностей. И даже после этого…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Нет, ну, подождите, что значит, он сказал, это Шолохов вспоминает. Наверняка документа не осталось никакого, правильно? Шолохов вспоминает: «Третью книгу печатать будем». К вопросу о том, что, понятное дело, что Сталин решал все. Он сказал Шолохову: «Печатать будем», но это не значит, что были какие-то письменные распоряжения. И поэтому у Шолохова были проблемы с третьей книгой. Наверное, вот я так это объясняю.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, да, это резонно, конечно. И в 1931 году, видите, даже слово вождя, сказанное достаточно публично, присутствовали там ведь не только они, и то не было абсолютной гарантией, вы совершенно правы. Это очень, кстати, характерная черта эпохи.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Того времени.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это очень любопытно. Ну, а к Сталину он обращался с письмами, он спас от голода Верхний Дон, десятки тысяч людей. И Сталин писал ему телеграммы-молнии: «Напишите, сколько пудов хлеба нужно направить в вашу область», вот в таком роде.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Дорогие друзья, если вдруг вы еще «Тихий Дон» не прочли, во-первых, мне вас жаль, а, во-вторых, я вам безумно завидую. Потому что, когда первый раз читаешь эту книгу, я прошу прощения, за чуть ненормативную, сниженную лексику, башню срывает просто.

С.ВАСИЛЬЕВ: В некотором смысле, я прошу прощения, нам всем еще чтение «Тихого Дона» предстоит. Дело в том, что в Институте мировой литературы, насколько я знаю, готовится первое научное издание «Тихого Дона».

И.РУЖЕЙНИКОВ: Академическое.

С.ВАСИЛЬЕВ: Академическое, да, совершенно верно. С учетом всех доступных и изданий и черновиков, и рукописей, и так далее. Вот такой «Тихий Дон» будет новым и удивительным.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ждем с нетерпением.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, совершенно верно. Спасибо.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, а теперь как-то вроде с серьезного тона уходить не хочется, буквально два слова. Откуда «Поднятая целина» появилась и зачем? Я ничего плохого не хочу говорить, я не литературный критик.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это злободневная тема. Он ведь жил, мы знаем, среди людей, среди тружеников села и знал их проблемы, с ним советовались и по хозяйственным вопросам. И, конечно, такое крупное явление, как коллективизация не могло пройти…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это ему нужно было или это был политический заказ? Ну, я не знаю, разумеется, скорее всего, никто к нему не приходил и не говорил: «Знаешь что, теперь вот пиши про коллективизацию». Скорее всего, он был уже в такой силе, что ему так никто сказать не мог кроме Сталина. Сталин бы до этого не опустился, это не его дело было. Зачем он это написал? Ну, это серьезный вопрос.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да. Но это его эпоха. Ведь «Тихий Дон», события его происходили, как известно, с 1912 по 1922 год.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это не его эпоха.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это все-таки, он тоже ее застал.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, краешком, да.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, совершенно верно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А это вот его совсем.

С.ВАСИЛЬЕВ: А здесь то, что разворачивается сейчас. И у него был дар, конечно, дар публициста, остались его статьи, речи весьма яркие, талантливые, конечно. Он не мог мимо этого пройти. Ну, тут был целый комплекс явлений, конечно. Это обсуждалось, и со Сталиным тоже обсуждалось, естественно, как показать. Но видеть в этом то, что, как вы совершенно правильно заметили, только политический заказ, нельзя. Только политический роман - тоже нельзя, конечно. Хотя это произведение идет, так сказать, по острию проблем, которые еще не пережиты обществом, которые очень волнуют всех и многих, может быть, не все акценты еще даже были расставлены.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Там вот, на мой взгляд, ему удалось не опуститься до восхваления колхозного строя. Мне не нравится «Поднятая целина», но, тем не менее, я читаю там, я читаю использование эзопова языка. Понятное дело, об ужасах «голодомора», колхоза он писать не мог, но он все это видел. И вот там надо читать эзоповский язык Шолохова. Потому что, если он абсолютно честен и с читателями, и со всеми обычным… ну, обычным Шолохов был в «Тихом Доне», то здесь был вынужден использовать эзопов. В этом плюсы и минусы этого романа, наверное.

С.ВАСИЛЬЕВ: Вы знаете, это не совсем так. Я думаю, что это не совсем так.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А давайте мы с вами встретимся как-нибудь, про «Поднятую целину» поговорим. Это немножко скандальная такая тема, вроде, знаете, не модно об этом разговаривать, а мы с вами встретимся и поговорим.

С.ВАСИЛЬЕВ: Спасибо, что вы такие темы замечательные, очень важные поднимаете и их так серьезно рассматриваете.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Спасибо вам большое. Всего доброго.

С.ВАСИЛЬЕВ: Спасибо. Всего доброго.

Единственный русский лауреат Нобелевской премии по литературе, получивший ее, будучи одновременно официально признанным на родине, автор романа «Тихий Дон» - в фотогалерее «Ъ».
В глазах просвещенного русского читателя последние выступления Шолохова и его охранительная позиция безнадежно скомпрометировали его имя. А навязываемое многим поколениям школьников обязательное штудирование «Поднятой целины» сделало его имя одиозным. Однако не стоит забывать, что Шолохов - единственный русский лауреат Нобелевской премии по литературе, получивший ее, будучи одновременно официально признанным на родине. Нобелевский комитет был прав - «Тихий дон», безусловно, самая яркая книга всей советской словесности.

Точная дата рождения Михаила Шолохова неизвестна. Официальные биографы сообщают, что писатель родился 11 мая 1905 года на хуторе Кружилине станицы Вешенской. Он отучился четыре класса, затем бросил школу. В 1920 году попал в плен к Махно. Спустя два года был приговорен к расстрелу, тогда он работал станичным налогоинспектором, но наказание было заменено годом исправительных работ.

2.

3.

«Солдат наш показал себя в дни Отечественной войны героем. О русском солдате, о его доблести, о его суворовских качествах известно всему миру»

Во время Великой Отечественной войны Шолохов жил вместе с семьей в Сталинградской области за Волгой. На передовой не служил, работал военным корреспондентом от газеты «Правда».

4. Михаил Шолохов с Фиделем Кастро (слева)

«Мы пишем по указке наших сердец, а наши сердца принадлежат партии»

В 1928 году, в возрасте 23 лет, Шолохов выпускает в свет первый, а через несколько лет и второй том «Тихого Дона», и уже в 1934 году переводы романа появляются на Западе. 29-тилетний Шолохов приобретает широкую международную известность.

5.

«К оценке каждого художественного произведения нужно, в первую очередь, подходить с точки зрения его правдивости и убедительности»

Сразу после дебюта Шолохова критика пришла в растерянность. Известно было, что будущий академик АН СССР окончил только четыре класса гимназии, что, впрочем, по меркам советской изящной словесности было немало. Но написать полуграмотному деревенскому юноше за неполных два года полтысячи страниц гениальной прозы - это не укладывалось в голове. Некоторые считали, что Шолохов просто занижает свой возраст, и, кстати, точная дата его рождения остается до сих пор под вопросом. Тогда же, в конце 20-х, всплыла и другая, скандальная, версия шолоховского вундеркиндства - «Тихий Дон» на самом деле сочинил писатель Федор Крюков, погибший в 1920 году. По этой версии записки Крюкова оказались в руках Шолохова, которому оставалось их аккуратно перепечатать и отнести в издательство. Разоблачая наветы, Шолохов не раз выступал в прессе, а позже, когда он оказался при Сталине зачислен в классики соцреализма, этот вопрос отпал сам собой.

6.

«Это святая обязанность - любить страну, которая вспоила и вскормила нас, как родная мать»

В 1965 году шведская Академия присудила «Тихому Дону» Нобелевскую премию. Таким образом он стал единственным русским лауреатом Нобелевской премии по литературе, получивший ее, будучи одновременно официально признанным на родине. Однако, получение награды вызвало новый скандал: проблема авторства романа опять стала актуальной.

7.

8.

9.

«Спроси у любого пожилого человека, приметил он, как жизнь прожил? Ни черта он не приметил»

В течение последних двадцати пяти лет жизни Шолохов вообще не написал ни строки. 21 февраля 1984 года он умер от рака гортани.

10.

Михаил Шолохов - обладатель множества премий. В честь него названы улицы, памятники, университет и даже астероид.

Большим событием в отечественной науке и культуре стало то, что Институту мировой литературы РАН удалось обнаружить и благодаря поддержке В.В. Путина выкупить в 1999 г. рукопись первых двух книг «Тихого Дона». Это – великое произведение русской литературы ХХ столетия, наиболее полно и зримо выразившее подвиг и трагедию исторического пути нашего народа в минувшем веке.

12.

Графологическая и текстологическая экспертиза установила факт принадлежности рукописи М.А. Шолохову. Это та самая рукопись, которую в 1929 г. Шолохов представил на рассмотрение писательской комиссии во главе с Серафимовичем, отвергая обвинения в плагиате. Шолохов не забрал тогда рукопись с собой в Вёшенскую, но, учитывая, что он уже был под «колпаком» репрессивных органов, оставил рукопись в Москве у близкого своего друга прозаика Василия Кудашева. Кудашев не вернулся с войны. А рукопись, сокрытая от наследников М.А. Шолохова и писателей, хранилась у жены и дочери Кудашева, пока после их смерти её местонахождение не было обнаружено сотрудниками ИМЛИ РАН.

Текстологический анализ показывает, что это не некая «переписанная» с чужого текста рукопись, а доподлинный черновик романа «Тихий Дон». На нём – печать творческих мук рождения романа с самой первой, изначальной поры его возникновения. Рукопись наглядно показывает глубинную лабораторию работы Шолохова над словом, помогает воссоздать творческую историю романа в неразрывной связи с биографией автора «Тихого Дона».

Подлинность «Тихого Дона» подтверждается не только оригиналом рукописи первых двух книг романа, но и жизненной биографией Шолохова, постижение которой ещё далеко не закончено.

«Дополнительные сведения», касающиеся биографии Шолохова в связи с казачьим восстанием 1919 г., обнаружены в архиве Рязанского отделения общества «Мемориал», где хранятся служебные документы чекиста С.А. Болотова. (Ф. 8. Оп. 4. Дело 14.)

Интерес Рязанского «Мемориала» отнюдь не случаен. Купеческие семьи Шолоховых и Моховых, о которых идёт речь в романе, пришли на Дон с Рязанщины.

В Рязанском архиве хранится, в частности, мандат Донской Чрезвычайной комиссии от 1 июня 1920 г., которым Болотов С.А. «командируется в 1-й Донской округ (т.е. на Верхний Дон. – Ф.К.) для обследования причин восстания и привлечения виновных к ответственности». (См. послесловие Ф.Ф. Кузнецова и А.Ф. Стручкова к изданию: Михаил Шолохов. «Тихий Дон». В 4-х книгах. М., 2011. с. 969–974.)

О результатах «привлечения виновных к ответственности» можно судить по тому, что в своих воспоминаниях, хранящихся в том же архиве, Болотов пишет, что «расстрелял лично сотни белых офицеров».

В 1927 г. Болотов вновь направляется на Дон и получает новое назначение на пост начальника Донского окружного отдела ГПУ, который он занимал в 1927–1928 гг. С чем связано это новое ответственное поручение и назначение?

В бумагах Болотова хранится оригинал телеграммы М.А. Шолохова от 24 мая 1927 г., адресованной в ОГПУ города Миллерово: «25 утром буду Миллерово. Шлю привет. Шолохов».

Зачем Шолохова вызвали телеграммой в ОГПУ?

Ответ на этот вопрос – в следственном деле Ермакова Харлампия Васильевича (архивный номер 53542), три тома которого хранятся в архиве КГБ Ростовской области. 6 июня 1927 г. Коллегия ОГПУ под председательством Ягоды вынесла постановление о расстреле Ермакова, в прошлом – командарма Вёшенской повстанческой дивизии и первого заместителя Павла Назаровича Кудинова, главнокомандующего войсками повстанцев Верхнего Дона.

Харлампий Ермаков был арестован 3 февраля 1927 г. При обыске у него нашли письмо от М.А. Шолохова за 6 апреля 1926 г., в котором писатель просит Ермакова об очередной встрече с ним, поскольку, как он пишет, «мне необходимо получить от Вас некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года».

Письмо Шолохова вместе с послужным списком Ермакова, хранящиеся в отдельном конверте, были сразу направлены в Москву лично Ягоде, второму лицу в ОГПУ. Доставленное Ягоде письмо объясняет причину вызова Шолохова в Донецкое ОГПУ.

По поручению руководства ОГПУ Болотов в течение двух лет (в 1927–1928 гг.) «разрабатывал объект», ради чего и был направлен на Верхний Дон.

На обороте сохранившейся в архиве совместной фотографии Шолохова и Болотова написано: «Северо-Кавказский край, г. Миллерово. Шолохову 27 лет. Писал «Тихий Дон» 1 книгу. Фотографировались на дворе ОГПУ г. Миллерово».

В этой краткой надписи содержится важное свидетельство: по данным ОГПУ, Шолохов писал «Тихий Дон» в 1927 г.

В шолоховедении высказывалось предположение, что возраст Шолохова был занижен. Об этом писал, в частности, Рой Медведев в статье «Загадки творческой биографии Шолохова» (Вопросы литературы. 1989. № 8). Об этом косвенно сказано и в «Воспоминаниях» Марии Петровны Шолоховой. Она вспоминает о венчании с мужем: «Уже потом, когда документы нужны были, я узнала, что он с 1905 года. «Что же ты обманул?» – говорю. – «Торопился, а то вдруг ты бы раздумала за меня замуж выйти». («Мария Петровна Шолохова вспоминает…». Дон, 1999, № 2.)

Сам Шолохов описывает, как во время Гражданской войны в их станицу «ворвались белые казаки. Они искали меня. Как большевика… Я не знаю, где он», – твердила мать». (Шолоховская энциклопедия. М., 2012. с. 1029.)

Но белые казаки хозяйничали на Дону до восстания, в 1918 г. Получается, что Шолохову в тот момент было всего 13 лет! Мог ли он быть большевиком?!

Спорный вопрос о действительном возрасте Шолохова требует изучения отнюдь не потому, что, как считают противники гения, он «не мог» написать первую книгу «Тихого Дона» в 23 года.

«Ермаков и есть главный герой романа – Григорий Мелехов…»

Значение Вёшенского восстания в жизни Шолохова раскрывает главный документ, хранящийся в Рязанском архиве, – докладная записка от 4 сентября 1928 г. начальника Донского окружного отдела ОГПУ Болотова полномочному представителю ОГПУ СКК и ДССР (Северо-Кавказского края и Дагестанской СССР) Е.Г. Евдокимову. В записке, в частности, сказано (авторскую пунктуацию сохраняем): «В процессе беседы с ним <Шолоховым> мне удалось узнать от него некоторые биографические сведения. Так, он говорит, что сам он по происхождению иногородний, но мать казачка хут. Кружилинского, об отце умалчивает, а рассказывает об отчиме-разночинце, который его усыновил. Отчим занимался одно время торговлей, был также чем-то вроде Управляющего.

Детство Шолохова протекало в условиях казачьего быта и это дало богатый материал для его романа. Гражданская война застала его в Вёшках. При Советской власти работал в Продкоме по сбору Прод­разверстки и продналога. Знаком хорошо с местными главарями выступления в Верховьях Дона, а также с Ермаковым – личностью, по его мнению, крупной и красочной, знает Фомина и историю его банды. Ермаков по его словам был сначала казачьим офицером, получившим офицерское звание за военные боевые заслуги, а затем служил в 1-й армии Буденного командовал у него последовательно эскадроном, полком, бригадой и был впоследствии Начальником Дивизионной Школы, попадал раза два в Дончека, как бывший белый офицер, но посредством пружин внутреннего давления – освобождался, а в 1927 году по постановлению Особого Совещания расстрелян в операцию после убийства Войкова <…>».

«Создаётся глубокое впечатление, что этот Ермаков и есть герой романа Григорий МЕЛИХОВ», – пишет далее в своем донесении Болотов, выделяя фамилию героя романа, написанную через «и». И продолжает: «Шолохов имеет дом в Вёшенской, купленный им недавно, для того, чтобы иметь возможность работать спокойно над романом именно в Вешках, откуда он черпает для своих произведений богатый сырьевой материал...

Роман «Тихий Дон» будет состоять из 8 частей в трёх томах, 3 части уже вышли давно отдельной книгой, следующие выйдут в самом непродолжительном времени, так как он закончил уже 6 частей и подобрал материал для 7 части.

Очень просил меня дать ему материал об истории восстания на Дону, который может оказаться в архивах нашего Отдела. Я пообещал ему разыскать все, что у нас имеется об отдельных белогвардейских деятелях, но тут же выяснилось, что его интересуют более обширные материалы, и я посоветовал ему обратиться с просьбой об архивных делах по восстанию к Вам лично». (См. Михаил Шолохов. «Тихий Дон» в 4-х книгах, послесловие Ф.Ф. Кузнецова, А.Ф. Стручкова. – М., 2005, стр. 969–973.)

Просьба к руководству ОГПУ допустить его к архивным делам по Вёшенскому восстанию была неосуществимой. Более того. Как только в публикуемом апрельском номере журнала «Октябрь» за 1929 г., третьей книжки «Тихого Дона», возникла тема восстания, публикация романа была остановлена более чем на полтора года.

Докладная записка Болотова, а также следственное дело Ермакова доказывают, что именно Харлампий Ермаков стал прототипом Григория Мелехова. Послужной список Харлампия Ермакова подтверждает это. Согласно ему жизненный и воинский путь этого командарма Вёшенской повстанческой дивизии и Григория Мелехова почти полностью совпадают. Так что Болотов имел полное право сделать вывод, что Харлампий Ермаков – главный герой «Тихого Дона».

В Главном архиве ФСБ находится следственное дело (за № Н 1798) П.Н. Кудинова, командующего вой­сками повстанцев Верхнего Дона, близкого друга и однополчанина Ермакова, также кавалера четырёх Георгиевских крестов, который империалистическую и Гражданскую войны прошёл бок о бок с Харлампием. В 1918 г. они оба перешли на сторону большевиков, но, когда Троцкий объявил политику расказачивания Дона, Кудинов вместе с Ермаковым возглавили восстание 1919 г. После разгрома восстания Ермаков оказался в Красной армии, а Кудинов – в эмиграции. В 1944 г. он был арестован в Болгарии органами Смерша и вывезен в Москву, где получил 10 лет лагерей в Сибири.

В 1952 г. Павел Кудинов был привезён из сибирского лагеря в Ростов-на-Дону для показаний по делу о Вёшенском восстании.

Ответы Кудинова на допросах, а также воспоминания о Верхнедонском (Вёшенском) восстании, опубликованные в Праге в журнале «Вольное Казачество» (1931, № 82), неоспоримо свидетельствуют о том, что события, описанные Шолоховым в «Тихом Доне», полностью соответствуют действительности.

«Такую книгу нельзя украсть»

Источники, связанные со спецслужбами, были наглухо закрыты для советских исследователей. Засекречены были и сведения о большинстве прототипов, поскольку вплоть до смерти Сталина продолжалось следствие по делу о Вёшенском восстании.

Естественно, что и М.А. Шолохов долгое время избегал открывать имена прототипов своих героев, оберегая их от возможных неприятностей. Литературные критики полагали, что это в большинстве своём чисто литературные персонажи. Только в 1974 г. Шолохов принял решение открыть правду об истоках и источниках своего романа, рассказать о прототипах, и в первую очередь – о прототипе главного героя романа Григория Мелехова.

Шолохов сделал это в связи с выходом в Париже в 1974 г. книги И.Н. Медведевой-Томашевской «Стремя «Тихого Дона» (Загадки романа)» с предисловием А.И. Солженицына «Невырванная тайна», где высказывались сомнения относительно авторства «Тихого Дона».

Верхового коня «в молодости» Ермаков имел только тогда, когда был комдивом в армии повстанцев. И нет сомнения, что столь необычные его визиты к родителям Шолохова случались в пору восстания. Их встречи продолжались в те месяцы, когда Ермаков в 1923 г., демобилизовавшись из Красной армии, жил на соседнем хуторе Базки.

На вопрос, почему главным прототипом Мелехова стал Ермаков, Шолохов ответил: «Ермаков более подходит к моему замыслу, каким должен быть Григорий. Его предки – бабка-турчанка, – четыре Георгиевских креста за храбрость, служба в Красной гвардии, участие в восстании, затем сдача красным в плен и поход на польский фронт – всё это меня очень увлекло в судьбе Ермакова. Труден у него был выбор пути в жизни, очень труден. Ермаков открыл мне многое о боях с немцами, чего из литературы я не знал... Так вот, переживания Григория после убийства им первого австрийца – это шло от рассказов Ермакова <…>

Семён Михайлович Будённый говорил мне, что видел Харлампия Ермакова в конных атаках на врангелевском фронте и что не случайно Ермаков был назначен начальником кавшколы в Майкопе…»

К. Прийма писал, что «29 ноября 1974 года Шолохов впервые открывает нам, что события именно Вёшенского восстания 1919 года поставлены в центр эпопеи». К сожалению, эта беседа так и не была опубликована в 1974 г. ни в «Комсомольской правде», ни в «Литературной газете».

«Великое творение русского духа»

Миросозерцание людей типа Харлампия Ермакова, их народный взгляд на революцию и легли в основу романа. «Тихий Дон» – уникальный подлинный народный эпос, объединяющий в себе как героические, так и трагические начала жизни страны и народа на самом крутом переломе нашей истории. Сравните первую и четвёртую книги романа. Такого уровня трагизма не встретишь в русской литературе.

Четвёртый том эпопеи – это полностью порушенная жизнь людей, та самая жизнь, которая в первом томе бурлила полной чашей.

«Удивительно, как изменилась жизнь в семье Мелеховых!.. Была крепкая спаянная семья, а с весны всё переменилось… Семья распадалась на глазах у Пантелея Прокофьевича. Они со старухой оставались вдвоём. Неожиданно и быстро были нарушены родственные связи, утрачена теплота взаимоотношений, в разговоре всё ещё проскальзывали нотки разрушительности и отчуждения. За общий стол садились не так, как прежде, – единой и дружной семьёй, а как случайно собравшиеся люди.

Война была всему этому причиной…» (Шолохов М.А, собр. соч. в 8 томах, ГИХЛ, т. 5, с. 123.)

Война порвала человеческие связи, унесла столько людей. Эти смерти – Натальи, Дарьи, Пантелея Прокофьевича, Ильиничны, – написанные с разрывающей душу властной силой, являются прелюдией к финалу той мощной и всеохватной социальной трагедии, в центре которой, конечно же, судьба Григория Мелехова. Трагедия эта, сделавшая «Тихий Дон» одним из самых великих произведений мировой литературы, стала центром четвёртой книги...

И ещё одна смерть – Аксиньи: «Хоронил он свою Аксинью при ярком утреннем свете. Уже в могиле он крестом сложил на груди её мертвенно побелевшие смуглые руки, головным платком прикрыл лицо, чтобы земля не засыпала её полуоткрытые, неподвижно устремлённые в небо и уже начавшие тускнеть глаза. Он попрощался с нею, твёрдо веря в то, что расстаются они ненадолго...

Ладонями старательно примял на могильном холмике влажную жёлтую глину и долго стоял на коленях возле могилы, склонив голову, тихо покачиваясь. Теперь ему незачем было торопиться. Всё было кончено.

В дымной мгле суховея вставало над яром солнце. Лучи его серебрили густую седину на непокрытой голове Григория, скользили по бледному, страшному в своей неподвижности лицу. Словно пробудившись от тяжкого сна, он поднял голову и увидел над собой чёрное небо и ослепительно сияющий чёрный диск солнца». (Шолохов М.А., указ изд., т. 5, с. 490.)

Смерть Аксиньи – не последняя в «Тихом Доне». В конечном счёте «Тихий Дон» – роман о гибели Григория Мелехова. И в этом главный смысл романа.

Великий художник, замахнувшийся на трагическую правду о тектоническом времени, Шолохов считал себя обязанным сказать читателям, каким был реальный финал жизни Григория Мелехова. Но он понимал, что это невозможно.

Шолохов мучительно искал правдивый конец романа, что, казалось бы, в условиях 30-х годов практически невозможно. И всё-таки, не противореча своему пониманию исторической правды, Шолохов достойно завершил эпопею.

Трагический финал Григория Мелехова писатель воспринимал как глубоко пережитую им личную драму. Приведу письмо члена-корреспондента РАН В.В. Новикова, которое я получил, работая над книгой «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа». Он писал, что в своё время Ю.Б. Лукин, редактор «Тихого Дона», с которым они работали в «Правде», со слов Марии Петровны Шолоховой, рассказал ему об обстоятельствах завершения М.А. Шолоховым романа.

Вот что рассказала Лукину М.П. Шолохова: «Это было в 1939 году. Я на рассвете проснулась и слышу, что-то в кабинете Михаила Александровича не ладно. Свет горит, а уже светло... Я прошла в кабинет и вижу: он стоит у окна, сильно плачет, вздрагивает... Я подошла к нему, обняла, говорю: «Миша, что ты?.. Успокойся...» А он отвернулся от окна, показал на письменный стол и, сквозь слёзы, сказал: «Я закончил...»

Я подошла к столу. Михаил Александрович всю ночь работал, и я перечитала последнюю страницу о судьбе Григория Мелехова:

«Григорий подошёл к спуску, – задыхаясь, хрипло окликнул сына:

– Мишенька!.. Сынок!..

Это было всё, что осталось у него в жизни, что пока ещё роднило его с землёй и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром».

Величайшая тайна романа «Тихий Дон», так же как и его высочайшее завоевание, в том, что, выразив всесокрушающий размах революции, всю глубину и беспощадность исторической и человеческой трагедии, пережитой в XX веке русским народом, «Тихий Дон» не погружает читателей в пучину мрака, оставляя надежду и свет. И другой аспект той же проблемы: при всей силе осознания трагедийности революции роман не вызывает ощущения её исторической бесперспективности, случайности, бессмысленности. И в этом «Тихий Дон», явивший миру, казалось бы, самый «жестокий, поистине чудовищный лик революции» (Вадим Кожинов), принципиально отличен от книг, поставивших своей целью и задачей разоблачение революции.

В. Кожинов в статье «Тихий Дон» М.А. Шолохова» (Родная Кубань, 2001, № 1) объясняет эту парадоксальную особенность романа тем, что «совершающие страшные деяния главные герои «Тихого Дона» в конечном счёте остаются людьми в полном смысле этого слова, людьми, способными совершать и бескорыстные, высокие, благородные поступки: дьявольское всё-таки не побеждает в них Божеского».

Это правда. Но, думается, не вся правда.

Шолохов, как никто, ощущал историческое «веление судеб» в отношении России. По его убеждению, «народ хочет исполнения идеалов, ради которых он шёл в революцию, вынес на своих плечах неимоверную тяжесть Гражданской и самой тяжкой, Отечественной войны», но «нужно помнить о чистоте» этих идеалов. «Нужно помнить о бескорыстном и верном служении идее». («Правда», 31 июля 1974, беседа с М. Шолоховым.)

Тот раскол мира, который в своём безоглядном устремлении в будущее привнесла в жизнь людей революция, и сегодня даёт свои плоды. В преодолении этого раскола, в страстном и убеждённом призыве к единению людей – конечный смысл и пафос романа М.А. Шолохова «Тихий Дон».

Ответ дал главнокомандующий войсками повстанцев Верхнего Дона Павел Кудинов, в большей степени, чем кто бы то ни было, имеющий право судить о подлинности и значении «Тихого Дона». В своём письме из эмиграции в Москву, опубликованном в книге К. Приймы «С веком наравне» (указ. изд., с. 157–158), Кудинов сказал: «Роман М. Шолохова «Тихий Дон» – есть великое сотворение истинно русского духа и сердца <…> Читал я «Тихий Дон» взахлёб, рыдал-горевал над ним и радовался – до чего же красиво и влюблённо всё описано, и страдал-казнился – до чего же полынно горька правда о нашем восстании. И знали бы вы, видели бы вы, как на чужбине казаки – батраки-подёнщики – собирались по вечерам у меня в сарае и зачитывались «Тихим Доном» до слёз и пели старинные донские песни, проклиная Деникина, барона Врангеля, Черчилля и всю Антанту. И многие рядовые офицеры допытывались у меня: «Ну до чего же всё точно Шолохов про восстание написал, скажите, Павел Назарович, не припомните, кем он у вас служил в штабе, энтот Шолохов, что так досконально всё мыслию превзошёл и изобразил». И я, зная, что автор «Тихого Дона» в ту пору был ещё отроком, отвечал полчанам:

– То всё, други мои, талант, такое ему от Бога дано видение человеческих сердец!..»

По материалам «Литературной газеты»

Феликс Кузнецов , член-корреспондент РАН
специально для «Столетия», 22 мая 2015

Прошу не судить меня строго, здесь собраны затронувшие мою душу моменты о жизни великого писателя.

Сначала выслушаем передачу «Персонально ваш» на "Эхо Москвы" ,

А в гостях у нас Виктор Ерофеев, здравствуйте.

Тут пропущу, бла-бла-бла-бла-бла, размышления гениального писателя о неказистой родине...

Да, немножко о Европе от Виктора..

Сергей из Самары внимательно слушал то, что вы говорили про взаимоотношения европейской цивилизации с приезжими, с мигрантами и очень возмущается: «По-вашему, пусть эти исламисты творят, что хотят, а весь мир умоет руки? И пусть режут головы, отрывают руки, а наша хата с краю, так получается?»

В.Ерофеев ― Ровно наоборот. Просто надо разобраться, почему случилось то, что случилось. И сегодня, и год назад, и эта история с Кельном. Для того, чтобы разобраться, для этого надо понять, какие отношения были между колониальной Европой, той Европой, которая принесла цивилизацию Африке, и Африка это не отрицает. И теми африканцами, которые приехали, или, как теперь говорят, «понаехали» в Париж. Одни адаптировались, и девочки ходят с бантиками во французские школы, прекрасно говоря по-французски, а другие не адаптировались и жгут машины и уничтожают.

А.Позняков ― Правда, тоже по-французски говорят прекрасно.

В.Ерофеев ― По разному. Там есть люди, которые говорят неважно, несмотря на то, что всю жизнь живут в Париже. Дело в том, что если мы просто возьмем это так, как думает наш возмущенный слушатель думает, что мы просто возьмем, закроем всю Африку и скажем им: варитесь сами в себе, мы не хотим, чтобы вы тут у нас взрывали. Конечно, это тема замечательная. Но она совершенно неосуществимая, потому что Европа с Африкой связана огромным количеством тех самых ниточек и веревочек, она похожа на Гулливера которого, помните, привязали к земле, когда он там оказался после кораблекрушения. Поэтому все это надо делать более тонко и дипломатично.

Понятно совершенно, что, никто, и я меньше всех хотел бы, чтобы продолжались эти беды, потому что это травмы. Европа пока еще не нашла решения этого вопроса и найдет ли, тоже непонятно в течение 21 века. Поэтому пожелаем ей, Европе, которой мы много чем обязаны, обязаны просто нашей логикой, нашим языком и прочим (куда же без этих обязательных реверансов...) , - я это не случайно говорю, потому что все наши романы вышли из Европы - я имею в виду художественные, и так далее.

Пожелаем ей, чтобы она все-таки нашла способ решать свои вопросы. Но при этом думаю, что слушатели – мне очень нравится, что нас внимательно слушают, но надо помимо того, чтобы слушать, чтобы еще он и слышал.

И вот она, ягодка!

А.Позняков ― К слову о романах.

Е.Канакова ― Да. Новостные ленты сообщают, что стало известно, кто был конкурентом Шолохова в борьбе за «Нобелевскую премию « в 1965 году, это была Анна Ахматова. И единогласно, из-за мнения главы комитета, получил премию Шолохов. Как вы прокомментируете? Справедливо, или может быть, стоило разделить премию между Шолоховым и Ахматовой?

В.Ерофеев ― Это, конечно, совершенно поразительная ситуация, когда в центре советской литературы есть такая огромная яма, которая называется Шолохов. Дело в том, что Шолохов не написал роман «Тихий Дон» (да-да, кому как не Ерофееву это знать!) И вообще, каждый писатель, который спокойно и внимательно прочитает, как наш самарский слушатель слушал меня внимательно, если внимательно прочитать первые два тома «Тихого Дона», понятно, что Шолохов их не писал. Понятно, что там есть некоторые вставленные куски. В основном, политического содержания, такого коммунистического содержания, которые явно написаны дрожащей рукой молодого человека, и довольно скверно (сказал В.Ерофеев) . Третий том, скорее всего, написан половина этой скверной рукой, а половина оригинальным автором. Ну а в четвертом, наоборот, - зеркально по отношению к первому, - там есть только кусочки первого автора. Совершенно потрясающего автора, абсолютно великого.

Сейчас с разных сторон занимаются тем, что все ближе и ближе подходят к загадке этой, но до сих пор не назвали имя. Там недалеко имя Серафимовича, хотя я не думаю, что Серафимович написал, - не самый лучший писатель. Но, тем не менее, когда в 1929 году вышел роман, когда в 1928 г. в «Правде» было напечатано письмо ведущих советских писателей о том, что если кто будет продолжать сплетни о том, что не Шолохов написал роман, то надо этих людей преследовать уголовным преследованием, и там был Фадеев. Серафимович и прочие, - то представьте себе, объявить об этом в 1929, уже довольно жестком году, - понятное дело, что не каждого писателя так защищали. Видимо, там все было сработано через ЧК, Шолохову выдали этот роман, наверняка Серафимович принимал в этом участие, в редактировании, но понимаете то, что шведы не разобрались в этом, а наоборот, их экспертиза показала, что это написал Шолохов, - это, конечно, тоже беда Европы.

Что касается других претендентов, то конечно, там все замечательные претенденты. Набоков вряд ли бы получил, потому что эта премия связана с гуманистическим направлением в творчестве, а Набоков не самый большой гуманист, он достаточно сдержанно относился к человечеству.

Но вот Ахматова – конечно. И она мечтала об этой премии (ах! ах! я тоже мечтаю, дайте мне) . Ну, вот я не знал, что она была так близко, я только сегодня узнал. И надо сказать, что если бы она получила премию, то эту премию получил бы весь Серебряный век вместе с ней - и Мандельштам, и Цветаева, и все. Потому что Пастернак все-таки получил за «Доктора Живаго», и это другое дело. А вот Ахматова действительно получила бы за то, чем мы как раз можем гордиться в России, это наш Серебряный век, это наша великая культура.

А вот Шолохов это такая аниткультура . Сейчас уже говорят о том, что он и «Поднятую целину» не написал, говорят, что «Судьбу человека» вроде бы пытался ему помочь написать Андрей Платонов (точно! кто-то говорит!). В общем, это, что называется сплетни. А что касается «Тихого Дона» - я могу сказать, у меня давно уже была написана и напечатана эта статья о Шолохове. Могу сказать, что там на 99%, это будет так, как есть на самом деле.

А.Позняков ― В этой связи хочу процитировать слова бывшего главы отборочного комитета, когда он выступил против того, чтобы разделили премию между Шолоховым и Ахматовой. Он пояснил, что, по его мнению, между упомянутыми литераторами нет ничего общего, кроме языка.

В.Ерофеев ― Это так и есть дело в том, что в России очень часто случаются две культуры, когда одна культура другую не слышит. Ест такой страшный феномен, когда люди друг друга не слышат просто от того, что между этими берегами реки уже протекает кровь, это река с кровью. И тогда, конечно, Ахматова была на совершенно другом берегу (жившая всю жизнь на полном гособеспечении и не вылезающая из госсанаториев) , а Шолохов был на берегу вместе со Сталиным. Поэтому это правильно, с этой стороны, справедливо.

Когда-то я был в «Нобелевской академии», они пригласили Горбачева как политика и меня как писателя. Горбачев не приехал, и мне пришлось туда ехать. Что такое «Нобелевская премия» для России? Она, кстати, гораздо значимее, чем для многих других стран. Мы вообще такие любители - у нас и вся священники помпезно одеваются, и все писатели примеряют «Нобелевскую премию» с 20 лет. Так вот я посмотрел на этих людей, произнес речь в том зале, где получают «Нобелевские премии», помимо того, что я спал в том отеле, где спят нобелевские лауреаты . А еще был ужин, где были все ребята, которые нам присудили «Нобелевскую премию» - оказалось, что они почти все говорят по-русски, - вот такое почтение у них к русской культуре. И я понял, что при всем том, что шведы такие сдержанные и нейтральные, у них все равно бьется какая-то социалистическая жилка, левая. Поэтому для них то, что они отдали Шолохову, это понятно. Даже больше, чем то, что они отдали Пастернаку.

Вот, собственно, как бы и все для тех читателей, кто внимательно читал внимательного писателя В.Ерофеева.

А теперь послушаем, что скажет Роман Сенчин, российский прозаик, литературный критик, заместитель главного редактора газеты «Литературная Россия».

Виктору Ерофееву хочется задать множество вопросов. Например, зачем советской власти нужен был «Тихий Дон»? В романе этом нет «коммунистического содержания», там на равных красные режут белых, белые - красных, и те и другие - мирных жителей. Хотя мирных жителей в гражданской войне не бывает… И если публикация первых двух книг вписывалась в общее развитие русской (советской) литературы 1920-х, то выход в свет третьей (публиковалась с 1929 по 1932 годы с перерывами из-за цензурных преград) и четвертой (1937−1940) книг можно считать чудом. Хотя чудо это имеет объяснение в отношении Сталина к литературе - талант писателя он нередко ставил выше идеологической пользы. Чему до сих пор удивляются даже стопроцентные враги этого деятеля…

Казалось бы, после обнаружения и публикации рукописи первой и второй книг «Тихого Дона» большинство скептиков согласилось, что роман написан Шолоховым. Вопросы вызывает множество странных описок (дескать, Шолохов переписывал чужую рукопись и кое-что не мог разобрать), но, рискуя показаться нескромным, как человек, пишущий от руки, я, например, перечитывая или набирая на компьютере свою рукопись, часто поражаюсь, какие делал описки, ошибки. Бог знает, что там происходит с мыслью, пока она бежит от головы до пальцев…

Но если даже принять версию Виктора Ерофеева (а для него это почти утверждение), что «Шолохову выдали этот роман», то что делать с рассказами, «Поднятой целиной», «Они сражались за Родину»? Получается, они тоже ему «выдавались». То есть, с 1923 по конец 1960-х где-то сидел таинственный человек, который писал за Шолохова. Зачем? Возможно ли это?

А ведь и первые рассказы, и «Тихий Дон», и «Поднятая целина», и «Судьба человека», и «Они сражались за Родину» написаны одной рукой. Есть страницы и целые куски слабые, вымученные, как, к примеру, финал «Поднятой целины». Тот, что после слов: «…Вот и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу Давыдову и Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная речка, текущая откуда-то с верховьев Гремячего буерака… Вот и всё!»

И как это согласуется со словами Виктора Ерофеева и многих других, уверенных, что «Шолохову выдали этот роман»? Если выдали, то когда? В 1924 году? И Шолохов сначала написал в стилистике романа три десятка рассказов, а потом уже стал предъявлять части «Тихого Дона»?

Более чем фантастический сюжет.

Конечно, «Тихий Дон» - во всех отношениях грандиознейшее произведение. Но, на мой взгляд, большинство рассказов конгениальны ему. «Шибалково семя», «Нахаленок», «Семейный человек», «Кривая стежка», «Двухмужняя», «Жеребенок», «Чужая кровь»… Даже на фоне расцвета литературы в середине 1920-х эти рассказы выделяются. Причем очевидно, что написаны они совсем молодым человеком.

Совсем молодым человеком создана и черновая рукопись первых глав «Тихого Дона». И стилистика, динамика их та же, что у рассказов. И та беспощадность, что свойственна почти всем героям шолоховских рассказов. На первых же страницах, например, есть деталь: Григорий Мелехов портит и бросает девку. Но, видимо, поняв, что этим он сразу же губит героя в глазах читателей, автор вычеркнул ее. Вычеркиваний подобного рода в рукописи немало, видна и работа по изменению интонации - от той, что присуща жанру рассказа к той, что необходима для эпопеи.

Почему такую реакцию - «не Шолохов написал «Тихий Дон!» - вызывают любые упоминания об этом произведении? Как мне представляется, российское общество делится на две части: одни считают великим романом «Доктор Живаго», другие - «Тихий Дон». Но так как заявлять, что «Тихий Дон» - произведение слабоватое, рискованно для репутации литературоведа, критика, интеллигента, то первым делом шишки валят на Шолохова. Вспоминают, что он говорил с высоких трибун, какие письма подписывал, а сам, дескать, присвоил чужое произведение.

Пастернак в представлении большинства - жертва, а Шолохов - чуть ли не палач. Изучение жизни этих двух писателей и эпохи, в которую они жили, показывает, что не всё так просто и однозначно.

Обоим этим писателям присудили Нобелевскую премию. Борису Пастернаку за стихотворения и «Доктора Живаго», которого он открыл миру в период «оттепели», а Михаилу Шолохову - за «Тихий Дон», опубликованный в годы коллективизации и массовых репрессий… Кстати, не откажись Пастернак от Нобелевки в 1958-м, ее наверняка бы Шолохову не присудили в 1965-м. Но цивилизация в лице Шведской академии не могла пройти мимо гражданской войны в России. Не запечатлеть память о ней. «Тихий Дон», увенчанный главной в мире премией, стал вечным обелиском этой страшной трагедии.

Также давайте выслушаем точку зрения М.Анненского

Лев Александрович Аннинский родился в 1934 году в Ростове-на-Дону, один из самых авторитетных литературных критиков и литературоведов России. Окончил филологический факультет МГУ, работал в ряде литературных журналов, автор и ведущий ряда тв-передач, преподаватель. Член Союза писателей РФ. Кавалер Ордена «Знак Почета» и многих литературных премий, национальной телевизионной премии «ТЭФИ». В номинации «Критика и литературоведение» получил премию «Писатель XXI века» за 2014 год.

– Лев Александрович, давайте разу определимся, Шолохов для вас это…

– … один из любимейших писателей, бесспорно. У меня есть к нему, с позволения сказать, свое особое отношение. Я узнал о нем в 1941 году, когда мне было семь. Мой отец – из донских казаков, а мама – украинская еврейка. В первый же день объявления войны отец побежал записываться добровольцем; он был крайне возбужден и уверен, что уже через неделю пришлет нам телеграмму из Берлина – поскольку ну что такое Германия, да и, ясное дело, все немецкие рабочие перейдут на нашу сторону. Вот с таким настроением через семь дней после начала войны он и отбыл на фронт, оставив маме книгу с дарственной надписью – «Милой Анне на память. Расти сына сталинцем…» Этот толстый том и был «Тихим Доном», в котором я по малолетству ничего, конечно, не понял. Отец с войны не вернулся… А я к оставленной им книге возвращался не раз и к семнадцати годам знал ее уже очень хорошо. «Тихий Дон» меня манил. Не все еще понимая, я чувствовал в нем нечто особенное, ощущал, что от этих трудночитаемых для меня в ту пору текстов шла какая-то невероятная сила внутренняя.

Почему с русскими такое случилось? Почему все распалось в нас на красное и белое? И вот что такое для меня «Тихий Дон»: это - не тоска по эпопее, а эпопея, реализованная в гибельный момент утраты единства народа. В «Тихом Доне» каждое слово, каждая строка кровью и слезами написаны! Знаете, дойдя до черного солнца в финале, этого черного солнца безысходности, я какие-то вещи просто боялся формулировать для себя, хотя и чувствовал их остро… Все в «Тихом Доне» – на грани беды. Гришка Мелехов – он с красными или с белыми? И с теми, и другими. Но разве это было возможно? Невозможно! А как же писать-то тогда? А вот так… Душой, располосованной, на куски, разорванной этой войной гражданской! В этом и есть эпопея невероятная! Гришка же и красных понимает, и белых. И Шолохов в этом смысле - тончайший выразитель страданий народа.

– А когда мы учились в школе, нам преподносилось, что Мелехов, все-таки в итоге пришел внутренне к красным…

– Ну нет, конечно, тут и спорить нечего. И от тома к тому белогвадейский дух только нарастал. Хотя это белогвардейский роман ровно в той же степени, что и красногвардейский. Однако печатать его разрешил лично Сталин, и получение Шолоховым Сталинской премии – прямо накануне войны - многих шокировало. И злило недругов потом – как же, мол, он смог так устроиться, такое протолкнуть?

– Да, честно говоря, это момент не очень понятный.

– Надо сказать, что Иосиф Джугашвили, прекрасно понимая, какое огромное историческое испытание надвигается для всего народа, очень на многое шел ради его сплочения. Один из примеров – восстановление в ходе войны отношений с церковью, возвращение Патриаршества. Не будем говорить, что он натворил в ГУЛАГе, не о том в данном случае речь. Речь - о том, что он понимал значение этого романа, значение единства и значимость его утраты. Ну, а кроме того, их с Шолоховым связывали особые отношения.

– Вот об этом хотелось бы услышать подробнее. Как и вообще о том, чем сейчас сердце успокоилось в смысле бесконечных терзаний имени Шолохова – он писал или не он, кем он реально был… Ведь существовала версия, что и фамилия эта – псевдоним, и что писал за Михаила Александровича чуть ли не коллектив литературных рабов.

– Благодаря усилиям шолоховедов открылось много любопытных деталей, которые объясняют то, чего официальная биография писателя не могла объяснить никоим образом. Речь, конечно, идет об одной гипотезе, но я ее, признаться, принял. Поскольку без нее слишком многие вопросы остаются без ответа.

– Главный вопрос, думаю, на поверхности: совершенно непонятно, как молодой, 23-летний человек мог написать текст, потрясающий по глубине, создать который без, как сейчас говорят, «бэкграунда», кажется совершенно невероятным...

– … Вот-вот, а кроме того, непонятно, как и откуда он мог раздобыть архивные документы периода Гражданской войны, когда они были засекречены, и он явно не был среди тех, кто получил к ним доступ потом… Но давайте попробуем ответить на этот вопрос последовательно, в несколько этапов. Первая часть: разговор об авторстве. Он был решен давно и однозначно: компьютерный анализ, проведенный в Швеции, показал, что роман написан одной рукой. И это рука Шолохова.

– Солженицын все равно ставил это под сомнение.

– Меня это, честно говоря, как-то даже обижало… Александр Исаевич предполагал, что автором «Тихого Дона» мог быть Крюков. Был такой казачий бытописатель, я читал его произведения и скажу вам так: даже если взять самое удачное из созданного им, в свое время ушедшим от советской власти к белым, совершенно очевидно, что там и близко нет той трагедии и глубины, которой проникнут «Тихий Дон». Не та это рука!

– Теперь, Лев Александрович, пожалуйста, о том, что касается неизвестных фактах биографии Шолохова? Вы заинтриговали…

– Тут вот в чем дело. Часть фактов приведена в его официальной биографии, а часть – резко с ней разнится. Итак, в Ясеновке на Дону жил некий помещик Дмитрий Попов. У него в имении горничной служила Анастасия Даниловна Черникова, и фактически она была его наложницей. Узнав о ее беременности, Попов девушку, так сказать, начал пристраивать. У Анастасии Черниковой родился сын Саша – Попов. Вскоре она приладилась к некоему Александру Шолохову, который в тех местах пытался устроить собственный бизнес – скупал зерно и все такое.

В 1905 году Анастасия Даниловна родила второго сына, Мишу. Михаила Александровича Шолохова. Саша Попов при этом регулярно встречался с настоящим отцом и даже жил подолгу у него в имении. Есть также предположение, что Анастасия Даниловна вполне могла продолжать встречаться с Поповым уже будучи замужем за Шолоховым, и второй ее сын, Миша, был тоже от Попова, что, правда, сути дела не меняет. А суть в том, что много позже в «Тихом Доне» в описании поместья Листницких знающие люди с легкостью узнали имение Попова, там было просто фотографическое сходство, включая описание луж. И как его мог описать Миша, там не живший, большой вопрос.

– О брате Саше, простите, я вообще упоминаний не встречала...

– Тем не менее, он был. И в 1914 году 22-летний кадет Александр Попов был призван на фронт. А его сводный (или родной?) брат Миша через год отправился учиться в Москву. Это все – факты известные и достоверные. Гипотезы же начинаются примерно отсюда. Короче, Миша отправляется на уч:), но вскоре следы его теряются. Он пропадает без вести – очевидно, погибает. Время было непростым, это же годы революции. А Саша Попов переходит на сторону деникинцев и активно участвует в антибольшевистском Донском восстании 1919 года: работает как связной офицер. Варится в этом котле, через его руки проходит военная документация – как точно потом описанная в «Тихом Доне»! Но при этом он со временем заражается революционным духом и… проникается сочувствием к большевикам. Они его перевербовывают. Это – факт: в рассекреченном ныне архиве товарища Сталина есть карточка агента Александра Попова, на которой рукой Сталина написано – «лично предан»…

– Все вами сказанное переворачивает сознание. И пробирает – до мурашек…

– Слушайте дальше. И вот кончается гражданская война. Возникает вопрос: что делать с агентами? Теми, кто участвовал в расправах, например. Как им жить – под своими фамилиями? Им начинают придумывать биографии и имена. Но воображение работает слабо: одних, скажем, Кузьминых напридумывали столько, сколько физически появиться не могло. Тем временем Саша Попов, начавший пописывать рассказы, поскольку в нем просыпаются талант и тяга к писательству, получает в Москве квартиру – только не от какого-то там жилуправления, а от… экономического отдела ЧК. И, конечно, трудно сказать, что ему пришло в голову сначала – взять фамилию брата как псевдоним или сразу позаимствовать и его биографию, поскольку следов реального Миши Шолохова попросту нигде не было. Судя по всему, кстати, они и внешне, несмотря на разницу в возрасте, были похожи.

– Но ведь есть мама… Или ее уже не было?

– Нет, она была, одиноко жила себе на Дону. Я не знаю этого, но думаю, что с ней договорились. В конце концов, ей могли объяснить, что это спасет от любых преследований ее единственного оставшегося в живых сына. Словом, в 1926 году автор «Донских рассказов» Александр Попов вернулся на родину уже… став Михаилом Шолоховым. Понимаете, литератор Попов ни в каких псевдонимах не нуждался. Но чекист Попов без мистификации жить бы просто не смог.

– А односельчане как же? И однополчане – те же деникинцы?

– Прошло немало времени с тех пор, как Попов покинул малую родину. Хотя он явно опасался раскрытия своей тайны. Конечно, когда стал сталинским лауреатом и известным писателем – в меньшей степени, мало кто посмел бы открыть рот против столь известного человека. Но, заметьте, Шолохов всегда напускал тумана и отшучивался, когда речь заходила о некоторых деталях его биографии. А в 1956 году с ним попытался встретиться один из бывших руководителей Вешенского восстания Павел Кудинов, к тому времени отсидевший в лагерях. Он приехал в Вешенскую, на свою родину, очень хотел повидаться с Шолоховым, но тот ловко избежал встречи, мигом укатив из станицы и отправившись за рубеж. А сам Кудинов, кстати, вскоре покончил с собой. (Последние годы П.Кудинова прошли в Болгарии, в сильной тоске по России, в 1967 году его сбил поезд, но версия самоубийства не отвергалась. Кудинов высоко отзывался о романе «Тихий Дон», признавая, что все в романе описано очень точно. – Прим.ред.)

– Вы сказали об особых отношениях Попова… То есть Шолохова и Сталина. Они и потом продолжались, до самой смерти вождя?

– Шолохов на Дону оставался «источником» Сталина и продолжал его информировать обо всем, что там происходит, отсылая вождю частные письма через его секретаршу. Эта сторона жизни писателя ныне секретом большим не является. Да и прямой телефон Сталина у Шолохова был. Надо сказать, ему многое в этой его работе удавалось: он вставлял палки в колеса слишком рьяным проводникам «линии партии», срывая им «искоренение саботажа» и развенчивание мнимых «заговоров». Дошло до того, что на Шолохова донские власти состряпали целое политическое дело, но Сталин устроил обвинителям и писателю очную ставку и по ее итогам доверие к Шолохову у вождя укрепилось, а весь партаппарат Донкома с треском слетел с постов. Ничего не могу сказать: я должен быть и лично благодарен Шолохову, поскольку по его донесениям Сталин написал знаменитую статью «Головокружение от успехов», в результате чего оставили в покое моего деда – Ивана Васильевича Иванова.

– Это как, простите?

– В статье было сказано, что, мол, в станице Ново-Аннинской дошли о того, что раскулачили бывшего учителя. Это и был мой дед. Эта статья, вырезанная из газеты, у него потом на стенке висела… Мы же по роду – Ивановы. Отец когда стремился к Мейерхольду поступить, услышал, что Ивановых и так достаточно, взял себе фамилию вторую – по месту рождения. Потому и я Иванов-Аннинский по паспорту. Кстати, еще к теме особых отношений: рассказывают, что как-то, собрав писателей, включая Фадеева, на совещание, Сталин прохаживался по залу, покуривая, остановился за Шолоховым и спросил: «Товарыщ Шолохов, гаварят, вы в послэднэе врэмя сильно пьете?» Наступила зловещая тишина. Шолохов отвечает: «Да от такой жизни запьешь…» Тишина стала еще более зловещей – ведь понятно было, что за этим могло стоять! А Сталин чуть ли не пылинку с пиджака Шолоховского снял, кивнул: «Ну, ничэго!» – и пошел дальше.

– Ну, если принять всю эту гипотезу и вспомнить еще и надпись «лично предан», все понятно…

– Думаю, да. Ну а что еще… Известно о Шолохове много. И – мало. Насколько я понимаю, как именно он получил чин полковника доподлинно никто так и не знает, поскольку в официальной биографии писателя военная служба не обозначена. На фронт-то он выезжал, да. А чины в секретных службах – засекречены.

Ну а финал всей той истории таков. Когда Сталин умер, советские писатели славили его имя в стиле «ушел гениальный вождь», «зодчий коммунизма» и все такое. Слова Шолохова прозвучали фактически диссонансом. Он сказал: «Прощай, отец!» Мне кажется, это яркая деталь.

– Так что вы приняли эту версию биографии Шолохова…

– …под влиянием убедительных аргументов шолоховедов.

– А какие-то личные ощущения у вас по этому поводу были?

– За год до смерти, в 1983 году, Шолохов появился на экране в связи с 50-летием литературной деятельности. Ему было вроде бы 78, что совсем не так много, если вспомнить, каким крепким он всегда казался. Да, он болел, но все же выглядел теперь каким-то уж совсем не живым, несмотря на свойственные ему шутки и балагурный стиль… Казалось, он держится из последних сил. Но если предположить, что на самом деле ему было уже 90 лет, все встает на свои места. Он их прожил как знаменитый писатель и мало кому известный разведчик.

– Эту историю надо как-то переварить…

– Это рассказ – гипотетический – о судьбе человека. Но о нем как об авторе знать ничего и не надо – надо просто читать его великую эпопею, в которой рассказывается, как утрачивается и спасается великое государство великого народа. Ведь рядом с «Тихим Доном» можно поставить лишь несколько романов его современников – «Жизнь Клима Самгина» Горького, «Угрюм-реку» Шишкова, «Жизнь и судьбу» Гроссмана… Но по трагичности, переживаниям, страданиям по утраченному единству, по силе отчаяния и любви к исчезающей отчизне «Тихий Дон» для меня все равно стоит на первом месте. И правильно Шолохову дали Нобелевскую премию!

– А почему сейчас мы вновь переживаем подъем интереса к творчеству Шолохова – кем бы он ни был?

– Ну как же! Потому что Россия пытается возродиться как великая держава. Не разорванная на красных и белых. И это вызывает… Нет, не ненависть, это вызывает ревность и беспокойство у некоторых наших соседей по Земному Шару… Этого просто никто не ожидал. Шолохова вспомнили, потому что русский народ пытается вернуть единство своей истории. Вся история нашего государства была построена на отрицании новым этапом этапа старого. И чтобы перешагнуть эти бесчисленные кровавые разборки, надо иметь огромную любовь к народу и стране. Он это понимал – как никто.

Что вы думаете по этому поводу? Каково ваше мнение?

И, действительно. почему страсти кипят до сих пор?

Рассказ «Судьба человека» был написан Михаилом Александровичем Шолоховым в 1956 году. В нём повествование ведется по принципу рассказа в рассказе, и описываются довоенное время и Великая Отечественная война – со слов главного героя Андрея Соколова. Его речь – речь просто человека, наполненная просторечиями, местами даже ругательствами и профессионализмами.

Рассказ долгое время считали образцом соцреалистического канона, по которому гуманизм – не столько любовь к людям, сколько деятельная ненависть к врагам.

Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ

Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

Андрей Соколов не убил ни одного немца, зато расправился с русским предателем. В этом эпизоде автор поднимает проблему общечеловеческих ценностей

Рассказ «Судьба человека» - это исповедь Андрея Соколова. Герой видит в авторе такого же шофёра, как и он сам, и вспоминает о прошлом. О том, как спасся в детстве от голода, как встретил детдомовскую девушку Ирину, ставшей ему прекрасной, заботливой и любящей женой. С гордостью рассказывает о своих детях. Семья – самое ценное у человека. Мысли о своей семье помогают Андрею Соколову переживать тяжёлое время войны.

Судьба приготовила для него множество испытаний. Он был в плену, пытался бежать оттуда, но поймали и вернули обратно. Били русских солдат так, «как у нас сроду животину не бьют». Андрей Соколов проявил свою силу духа и не стал пить за «немецкое оружие» даже под угрозой расстрела, а полученный в награду хлеб и сало разделил с товарищами. Вернулся он из плена не один, а прихватил «языка», за что был отправлен в отпуск. Только некуда ему было вернуться. В дом его попал снаряд. Старшего сына убьют в день победы.

Михаил Александрович Шолохов отказывает от героизации своего героя, тем самым, показывая, что испытания, которые пережил Андрей Соколов – это испытания, выпавшие на долю каждого, прошедшего Великую Отечественную войну. Это судьба целого поколения, у которого война отобрала самое дорогое – дом, семью, работу, здоровье, близких людей.

Обновлено: 2017-10-07

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.