Читать интервью с ниной усатовой. Никогда я не была несчастной

Нину Усатову знает вся страна — благодаря ролям в кино; впрочем, и сама Нина Николаевна страну знает: говорит, что объездила её всю. Для театрального Петербурга она — одна из ведущих актрис Большого драматического театра, а для верующих петербуржцев — ведущая вечеров памяти протоиерея Василия Ермакова, духовной дочерью которого она была.

Человек на своем месте

— Нина Николаевна, как вы познакомились с батюшкой Василием?

— В 2004 году на нашей лестничной площадке поселился Михаил Шишков — он давно ходил в Серафимовский храм, и жена его, Светлана, в хоре пела. Миша рассказывал о батюшке, да еще я узнала, что актриса нашего театра Мария Лаврова давно туда ходит и водит свою дочку Олечку. Когда я появилась первый раз у батюшки, было ощущение, что всегда его знала. У него такое было обаяние, он располагал к себе людей, — недаром в храм было невозможно войти, особенно в праздники, так много было народу. Всей своей жизнью он доказал, что это именно его место. Когда я видела его, мне казалось, что вокруг больше никого нет. Я даже вопросов ему не задавала, он сам находил все слова, которые мне были нужны. У меня сохранилось ощущение счастья от этих встреч. Ему всё можно было сказать, а ведь не каждому человеку, даже священнику, будешь рассказывать свои сокровенные мысли. В любом городе можно было спросить: «Вы знаете отца Василия Ермакова?», и обязательно кто-нибудь знал. К нему приезжали и с его родины, с Орловщины, и из других мест.

Батюшка всегда говорил, что случайностей в жизни не бывает: если встретил в жизни какого-то человека, он тебя всегда наставит, чему-то научит, а то и поможет. Иногда те или иные события бывают «подсказкой», что чего-то не надо делать. Сейчас изданы его проповеди, у меня эти книги есть, я часто их читаю. Издано и много воспоминаний о батюшке, некоторые из них я прочла — и вижу, что у каждого батюшка был «свой», каждый находил что-то свое. Очень многим он щедро помог в жизни. И артистов к отцу Василию всегда приходило много. Даже если в их жизни встреча с ним состоялась лишь однажды, они об этом вспоминают. Но многие остаются прихожанами. Например, я любила слушать хор в Серафимовском храме: они так поют, что душа трепещет.

— В нашей жизни столько духовных препятствий, и для артистов тоже!..

— Да, как-то на Страстной неделе мы ездили на гастроли по Уралу. Вернулись, пришла к батюшке, говорю: «Вот такие у меня грехи». Он ответил, как и любой священник на его месте, что желательно, конечно, на Страстной в развлекательных мероприятиях не участвовать. Но кто-то скажет и осудит, а у батюшки осуждения никогда не было, он говорил: «Нинушка, твоя работа — это твое послушание». Сейчас я, конечно, прошу, чтобы не занимали меня в спектаклях на Страстной неделе, а тогда это не очень получалось. Да и сейчас не всегда получается, невозможно всё предугадать, и я всегда вспоминаю батюшкины слова.

— А проповеди его запомнились?

— Отец Василий всегда говорил очень просто. Иногда приводил примеры, рассказывал случаи из жизни. Бывало, говорит батюшка проповедь, стоишь и думаешь: «А ведь он про меня говорит». Сказала как-то об этом девчонкам с клироса, а они ответили, что у всех, кто батюшку слушает, есть ощущение, что он говорит именно о них — какую-то он улавливал общую боль, общую тревогу. Во время его проповедей всегда стояла тишина… Батюшка мог и серьезное что-нибудь сказать так просто, что это не обижало никого… Десять лет прошло, не верится, что его нет, у меня дома рядом с иконами стоит его портрет, и с собой его фотографию вожу, так что он будто всегда со мной… Когда меня пригласили вести вечера памяти батюшки Василия, я сразу согласилась.

Боялись слова «грех»

— Вы росли в верующей семье или пришли к вере уже взрослой?

— Жила, как жила моя страна, была и пионеркой, и комсомолкой — невозможно было без этого, но всегда молилась, и в доме были иконы, а если детям говорили, что что-то делать — грех, это для детей было табу. Нам не объясняли, почему это плохо, но мы отдергивали руки, как от раскаленной плиты.

Бабушка моя, Меланья Григорьевна, была верующая. Мы жили отдельно, ходили к бабушке по церковным праздником. Мы боялись её голоса, когда она говорила: «Грех!». Она очень была строга. Ведешь себя неподобающе — например, громко хохочешь, — и она говорит: «Сегодня есть не будешь». И как-то не приходило в голову просить у кого-то другого: бабушка сказала, что не буду, значит, не буду. Я старалась ей угодить, даже если она не просила, чтобы искупить свои грехи работой. Когда уже в школе училась, приходила к ней: «Баба, тебе сделать что-нибудь? Может, пол помыть? В магазин сходить?» У нее сыновья погибли, это братья моей матери, в войну, без вести пропали. Горе сделало её железным человеком, и это переходило на нас, на детей. Я понимала её и не обижалась. Она всю жизнь по сыновьям плакала. Очень щедрым при этом была человеком, раздавала всё людям… Бабушка на Троицу косынки нам крепдешиновые дарила — голубые, сиреневые, с цветами. Я запах их помню. Хотя бабушка в большие праздники говорила: «Птичка гнезда не вьёт, девица косу не плетёт», но всё равно вынуждена была работать. Она становилась перед иконой, крестилась и говорила: «Прости меня, Божия Матерь! Кроме меня, это никто не сделает», и шла работать. Это сейчас у нас техника кругом, а мы ничего не успеваем. А тогда люди всё делали своими руками. Мама меня благословила бабушкиными иконами, когда я учиться уезжала, они до сих пор у меня.

— А дедушка?

— Дедушка, Степан Фёдорович, был мягче, у меня с ним дружба была. Он куколок нам делал: голову из дерева вытачивал ножичком, из конопли делал волосы, туловище набивал опилками, а дальше я уже сама из тряпочек шила одежонку. Когда современные игрушки вижу — у нас же не было ничего! — так иногда купить хочется… вроде неудобно самой себе покупать, и мой сын сейчас мне иногда дарит игрушки. Тележки дедушка делал маленькие, санки, валенки валял, сапоги шил. И другие игрушки вырезал из дерева — помню коней на колесиках. На Троицу делал качели, и мы качались. Вижу старые фотографии, думаю: «Вот это мое детство». При всей бедности, детство у нас было счастливое: нас любили, берегли, учили только хорошему.

Всё идет из семьи: отношение к жизни, к близким, к самим себе. Я выросла в семье работящей, так и продолжаю. Неважно, чем ты занимаешься: относиться к труду надо ответственно, всего себя отдавать своему делу.

Кадр из фильма "Поп" (2010)

Вся Россия — наш храм

— Одна из заметных ваших ролей — в фильме «Мусульманин». Близка ли вам основная мысль фильма — что нет в нашем вроде бы православном народе настоящей веры? Приходилось ли в жизни сталкиваться с такой «формально православной» верой?

— Конечно, приходилось. Но я никому не навязываю свое мнение, человек должен сам выбрать свой путь. У каждого в душе есть сокровенное пространство, которое не каждому хочется открывать. Только если сам человек просит о помощи, говорит, что он в отчаянии и не знает, куда идти, могу посоветовать сходить в храм. Каждый придет к той мере веры, какая ему положена. Я много где побывала, по всей России многие храмы знаю, со многими людьми разговаривала — у меня работа такая, с разъездами связана. И вижу: у каждого своя дорога, хорошо тем, кто в середине пути хотя бы начинает понимать эту дорогу. Да пусть хоть в старости поймет, что он делал неправильно, и покается…

Владимир Хотиненко — человек глубоко верующий. Его фильмы всегда учат чему-то, они — как пособие по нашей реальной жизни. Я счастлива, что работала с ним в четырех картинах. И в фильме Павла Лунгина «Остров» — у меня там крошечная роль, но я этот фильм люблю. И столько людей его вспоминают! Была в этом году в Болгарии — там видели фильмы и «Остров», и «Поп», и много говорили о них, в том числе и священнослужители.

— В фильме «Поп» вы сыграли жену священника. Видели ли вы настоящих матушек, помогло ли это в работе над ролью?

— Мне приходилось общаться с матушками, но не могу сказать, что именно это помогло мне в работе: роль достаточно хорошо выписана, поэтому легко было существовать в этом образе. У нас был батюшка-консультант, и я часто спрашивала его, не резко ли я в кадре говорю, а он отвечал: «Нет, что вы! Настоящие матушки еще резче говорят, они ближе к земле, чем батюшки! Дело батюшки — служить, а матушка всем руководит, тем более — деревенская матушка, всё хозяйство на ней».

— Отказываетесь ли вы от ролей, и если да, то в каких случаях?

— Как-то мне предложили играть одну из русских святых — отказалась. Душа подсказывает, что не имею права это играть. Если играть такое, то после этого не играть ничего, а так… потом сыграю в каком-нибудь фильме или спектакле развлекательном — что это будет?..

— На вашем счету немало отрицательных персонажей — в них вы ищете то, что вам симпатично?

— Даже не то что «симпатично» — должна быть какая-то зацепка, объяснение, почему этот человек стал таким, я должна это понимать. Если не понимаю, отказываюсь от роли: значит, и не надо в это «входить», впускать в свое сердце.

— Всенародную известность принесла вам роль в фильме Александра Прошкина «Холодное лето -53-го». Вашей семье приходилось сталкиваться с репрессиями?

— В моей семье были раскулаченные, «лишенцы». О существовании многих родственников я в молодости не знала, только сейчас стала узнавать, находить их на Алтае. Какие замечательные люди, «от земли», это корни моего рода. Они заставляют и меня «подтягиваться», соответствовать, чтобы и я приносила какую-то пользу.

— А как же Петербург? Воспринимаете его как свой город или душой остаетесь на родине?

— Души на всё хватит (улыбается). Когда приезжаю на Алтай, понимаю, что я дома, но даже и на расстоя-нии всё помню и люблю. Произношу «Санкт-Петербург» — и понимаю, что уже полжизни живу здесь, здесь мои друзья, сын родился здесь, от него начнется род ленинградцев-петербуржцев. Так что главные для меня места, где я родилась, где жили мои родители, -и, тем не менее, мой дом здесь, в Петербурге, сюда я всегда хочу вернуться.

— Вы когда-нибудь думали, что ваша профессия вступает в противоречие с жизнью христианина?..

— Никогда. В древние времена театр был частью языческого культа, и отрицательное отношение к нему первых христиан понятно. Но с тех пор театр изменился, и в наше время противопоставление Церкви и сцены выглядит искусственно.Многие священники нынче выступают на сцене — например, исполняют песни своего сочинения. Если душа поет у человека — что здесь плохого? И потом, это своего рода миссия, рассказ о вере. Обратите внимание: многие артисты становятся священниками — например, мои соведущие по вечерам памяти батюшки Василия архимандрит Исидор (Минаев), иеромонах Парфений (Шапанов). Почему так происходит? Мне кажется, профессия артиста в чем-то близка служению священника. Когда играешь другого человека, начинаешь лучше понимать чужую боль, вообще чужую жизнь. Поэтому никакого противоречия между верой и сценой для меня нет. Разумеется, в любом деле надо уметь различать, что грех, а что не грех.

Она стала сниматься в кино в 30 лет, а проснулась знаменитой после работы в фильме «Холодное лето пятьдесят третьего», где талантливо и ярко воплотила образ глухонемой поварихи.

На счету актрисы свыше 80 сыгранных ролей в кино, множество театральных работ. Она идёт в ногу с современностью и учит молодых актёров не отказываться даже от самых маленьких ролей. Она никого, кроме самых близких людей, не приглашает в свой дом, старательно оберегая своё место счастья от посторонних глаз. Нина Усатова считает Питер лучшим городом Земли, а её муж, Юрий Гурьев, не представляет себе жизни без родной Тулы.

Упорное стремление к мечте

Нина Усатова.
Она штурмовала актёрский факультет Щукинского училища долгих четыре года. Это была трудная вершина, ведь она вознамерилась доказать всем, и в первую очередь себе самой, что сможет стать настоящей актрисой.
Она не проходила конкурс и снова ехала в Боровск. Она поначалу работала сновальщицей на суконной фабрике, затем перевелась в клуб руководителем фабричного хора, собирала лучших певуний по всему предприятию.


Нина Усатова.
Конечно, ни дирижёрского, ни вообще музыкального образования у неё не было. Зато были весьма неплохие организаторские способности. Она буквально на пальцах объясняла своим хористам, как им нужно петь.
Хор сыграл немаловажную роль в её жизни. Раз за разом не проходя конкурс, она возвращалась в свой клуб и упорно продолжала готовиться к очередному поступлению. Для занятий с коллективом приглашались педагоги по речи и вокалу. Нина жадно впитывала всё, о чем говорили преподаватели, потихоньку накапливая необходимые знания и опыт.


Нина Усатова.

Пятая попытка поступления в Щукинское училище оказалась для будущей актрисы удачной. Правда, она прошла конкурс на режиссёрский факультет. После окончания училища Нина точно знала, что в Москве не останется. И поехала по распределению в Котлас Архангельской области. В Котласском драматическом театре она проработала год, успев сыграть белее десяти главных ролей. Но самое главное, она поняла, что актриса из неё всё же получилась. Она поверила в себя и смело отправилась покорять Северную столицу.


Нина Усатова.

Уже в 1980 году она была принята в труппу Ленинградского молодёжного театра, в 30 лет сыграла свою первую роль в кино, а в 1989 поступила на работу в знаменитый БДТ.
В то время она никогда не отказывалась от ролей ни в театре, ни в кино. Она получала невероятное удовольствие от работы и собирала по крупицам актёрский опыт в копилку своей профессии.

Счастье не на показ

Юрий Гурьев.
Когда-то, очень давно актриса договорилась с мужем о том, что свою личную жизнь они не будут предавать огласке. Тайной для общественности была и остаётся история знакомства актрисы и её мужа, Юрия Гурьева. Считается, что пара познакомилась, по одной версии, когда Нина Усатова пришла режиссёром в народный театр, где долгое время играл Юрий, по другой, они познакомились во время тульских гастролей Ленинградского театра.
Юрий Гурьев по профессии лингвист, в совершенстве владеет французским и немецким языками. Иногда он снимается в кино. Но вот с родной Тулой расставаться не хочет. Он с удовольствием приезжает на съемки, но после их окончания всегда возвращается в родной город, где у него есть и друзья, и работа.


Юрий Гурьев.

Актриса особенно гордится тем, что в их семье всегда сохраняется главенство мужчины. Нина Усатова дома, по её собственному признанию, простая русская женщина. Домработниц не держит, старается со всем справляться сама. А ещё во всём полагается на своих мужчин, которые вполне самостоятельны в быту.
Супруги стараются много общаться, по возможности проводить время вместе. И всегда во всех интервью обходить стороной вопросы об их личной жизни. Это – тайна, в которую посвящены только они двое.

Сын

Нина Усатова с сыном.

Самым главным мужчиной в жизни Нина Усатова считает сына Николая. Он – её гордость и надежда. Они с Николаем всегда были дружны, она знала всех его друзей и подруг. Да и сама старалась быть сыну скорее подружкой.

Нина Усатова с сыном.

Наверное, поэтому, она довольно легко и сейчас поддаётся на все его уговоры. При этом, чем сильнее она была настроена против сыновней затеи, тем быстрее соглашалась с его доводами. Николай, к большому удовольствию мамы, даже не мечтал об актёрской профессии, а стал юристом.

Мой дом – моя крепость

Нина Усатова.
Нина Усатова в своё время категорически отказалась от съёмок в передаче «Пока все дома». Вариант съемок в дома для актрисы категорически неприемлем. Точно так же, как не подходит её дом для того, чтобы давать интервью или вести деловые переговоры.


Нина Усатова.

Она считает дом крепостью для тех, что в нём живет. И там не место телекамерам, фотографам и любому постороннему присутствию. Дом – это место счастья, любящего тишину.
Дома она может сидеть, попивая чай с ароматными тульскими пряниками, привезёнными мужем. И вести долгие-долгие разговоры обо всём на свете с самым близким человеком. И это – счастье. Настоящее, тихое и очень простое.

Она стала сниматься в кино в 30 лет, а проснулась знаменитой после работы в фильме «Холодное лето пятьдесят третьего», где талантливо и ярко воплотила образ глухонемой поварихи. На счету актрисы свыше 80 сыгранных ролей в кино, множество театральных работ. Она идёт в ногу с современностью и учит молодых актёров не отказываться даже от самых маленьких ролей. Она никого, кроме самых близких людей, не приглашает в свой дом, старательно оберегая своё место счастья от посторонних глаз. Нина Усатова считает Питер лучшим городом Земли, а её муж, Юрий Гурьев, не представляет себе жизни без родной Тулы.

Упорное стремление к мечте

Она штурмовала актёрский факультет Щукинского училища долгих четыре года. Это была трудная вершина, ведь она вознамерилась доказать всем, и в первую очередь себе самой, что сможет стать настоящей актрисой.

Она не проходила конкурс и снова ехала в Боровск. Она поначалу работала сновальщицей на суконной фабрике, затем перевелась в клуб руководителем фабричного хора, собирала лучших певуний по всему предприятию.

Конечно, ни дирижёрского, ни вообще музыкального образования у неё не было. Зато были весьма неплохие организаторские способности. Она буквально на пальцах объясняла своим хористам, как им нужно петь.

Хор сыграл немаловажную роль в её жизни. Раз за разом не проходя конкурс, она возвращалась в свой клуб и упорно продолжала готовиться к очередному поступлению. Для занятий с коллективом приглашались педагоги по речи и вокалу. Нина жадно впитывала всё, о чем говорили преподаватели, потихоньку накапливая необходимые знания и опыт.

Пятая попытка поступления в Щукинское училище оказалась для будущей актрисы удачной. Правда, она прошла конкурс на режиссёрский факультет. После окончания училища Нина точно знала, что в Москве не останется. И поехала по распределению в Котлас Архангельской области. В Котласском драматическом театре она проработала год, успев сыграть белее десяти главных ролей. Но самое главное, она поняла, что актриса из неё всё же получилась. Она поверила в себя и смело отправилась покорять Северную столицу.

Уже в 1980 году она была принята в труппу Ленинградского молодёжного театра, в 30 лет сыграла свою первую роль в кино, а в 1989 поступила на работу в знаменитый БДТ.

В то время она никогда не отказывалась от ролей ни в театре, ни в кино. Она получала невероятное удовольствие от работы и собирала по крупицам актёрский опыт в копилку своей профессии.

Счастье не на показ

Когда-то, очень давно актриса договорилась с мужем о том, что свою личную жизнь они не будут предавать огласке. Тайной для общественности была и остаётся история знакомства актрисы и её мужа, Юрия Гурьева. Считается, что пара познакомилась, по одной версии, когда Нина Усатова пришла режиссёром в народный театр, где долгое время играл Юрий, по другой, они познакомились во время тульских гастролей Ленинградского театра.

Юрий Гурьев по профессии лингвист, в совершенстве владеет французским и немецким языками. Иногда он снимается в кино. Но вот с родной Тулой расставаться не хочет. Он с удовольствием приезжает на съемки, но после их окончания всегда возвращается в родной город, где у него есть и друзья, и работа.

Актриса особенно гордится тем, что в их семье всегда сохраняется главенство мужчины. Нина Усатова дома, по её собственному признанию, простая русская женщина. Домработниц не держит, старается со всем справляться сама. А ещё во всём полагается на своих мужчин, которые вполне самостоятельны в быту.

Супруги стараются много общаться, по возможности проводить время вместе. И всегда во всех интервью обходить стороной вопросы об их личной жизни. Это – тайна, в которую посвящены только они двое.

Сын

Самым главным мужчиной в жизни Нина Усатова считает сына Николая. Он – её гордость и надежда. Они с Николаем всегда были дружны, она знала всех его друзей и подруг. Да и сама старалась быть сыну скорее подружкой.

Наверное, поэтому, она довольно легко и сейчас поддаётся на все его уговоры. При этом, чем сильнее она была настроена против сыновней затеи, тем быстрее соглашалась с его доводами. Николай, к большому удовольствию мамы, даже не мечтал об актёрской профессии, а стал юристом.

Мой дом – моя крепость

Нина Усатова в своё время категорически отказалась от съёмок в передаче «Пока все дома». Вариант съемок в дома для актрисы категорически неприемлем. Точно так же, как не подходит её дом для того, чтобы давать интервью или вести деловые переговоры.

Она считает дом крепостью для тех, что в нём живет. И там не место телекамерам, фотографам и любому постороннему присутствию. Дом – это место счастья, любящего тишину.

Дома она может сидеть, попивая чай с ароматными тульскими пряниками, привезёнными мужем. И вести долгие-долгие разговоры обо всём на свете с самым близким человеком. И это – счастье. Настоящее, тихое и очень простое.

В словах актёров угадываешь реплики литературных героев, в их монологах отрывки сыгранных ролей. Порой невозможно отличить, что из сказанного вымысел, а что явь. Умалчивая об одних событиях, вскользь говоря о других, актёр однажды создаёт свою пьесу произведение, в котором он является не только исполнителем, но и автором. Эта пьеса история его жизни. И как правило, одну из главных ролей в этой истории играет режиссёр. Точнее режиссёры…

Недавно была я в родных краях, в Курганской области. В городе, где я училась, в школе на День театра встречу организовали. Я поехала туда, всю дорогу вспоминала жизнь прошлую, людей, которых знала. Времени столько прошло… Уже новое поколение народиться успело. Думала, не узнаю ничего: так все и всё изменилось. А приехала когда, такое ощущение было, как будто и не было стольких лет. Лица те же. В большом городе малым кругом всё смыкается чувства, отношения, даже время. А там как будто лучше понимают, как важно не потерять душу свою, там размер жизни другой. Люди так и говорят: «Куда нам спешить-то ». Они и знают каждый каждого. Могут остановиться, посмотреть друг другу в глаза. Ничем, никакой маской не закроешься.

Всё просто, естественно, как в природе или дождь идёт, или солнце светит ничего не перепутаешь. С такими людьми из маленьких городов, из сёл, деревень, когда общаешься или даже просто смотришь на них, как будто очищаешься. После встречи они благодарят, а должны мы, артисты, благодарить.

Театра в моих детских мечтах не было. Вообще ничего конкретного не было. А было что-то непонятное, просто какое-то счастье, которое где-то не здесь на небесах, что ли?. Я много мечтала. Теперь меньше. Сейчас больше реального, жизни, а раньше пофантазируешь, намечтаешь, потом вспоминаешь и думаешь: «Было это на самом деле или только моя выдумка?» Отец мой работал лесником, мы жили на Алтае, в ста километрах от Рубцовска. Даже не город это был, а просто станция. Малиновое озеро называлась. Вокзальчик маленький. Чуть выше Казахские заимки. Тогда казалось, что ничего больше не существует, что вся жизнь здесь, в этих местах. Помню, как бегали дикий лук копать, как выводили жуков из их норок, ещё вспоминаю, как по звёздам гадали. Когда сено привозили, бывало, сначала в этом сене прыгали, дурачились, в прятки играли, а потом ложились и смотрели на небо. И загадывали желания. И долго-долго дожидались, чиркнет звезда по небу или нет… Но это осенью. А зимой так иногда снегу наметало домов было не видать. Только огоньки окон из сугробов светились. Праздники вспоминаю. Какие гулянья тогда были!. Когда зиму провожали, колхоз выделял десять троек. И все они запрягались, украшались и по-разному обыгрывались. Первая мчится тройка удалая, бубенцы звенят, а за ней, например, кляча везёт печку, с которой Емеля раскидывает блины по сторонам. И так каждая упряжка как будто из сказки какой. Сейчас мало кого на подобные праздники соберёшь. А тогда ходили все, наряжались кто во что хотел, сами, без всякой организации. И каждый как будто играл кого-то .

А летом мы в маковые поля ходили, за цветами. Хотя нас бабушка всё время пугала: «Не ходите, там Буканешек живёт, сразу ребятишки непослушные крепким сном засыпают от дурмана». Боялась, наверное, что мы далеко от дома уйдём, вот и сочиняла. А ещё бабушка говорила, что, когда за озеро идёшь, надо красный плат брать. Я спрашиваю: «Зачем, баба?» А она объясняет, что, когда змея поблизости, надо красный плат расстелить, змея в него прыгнет, ослепнет, клубочком свернётся и будет лежать, а ты в это время можешь спокойно ягоды собирать. Я и не знала, то ли правда, то ли нет, но красный платок брала. Я вообще суеверный человек.

Я и про своё желание актрисой стать, которое в старших классах сформировалось, боялась говорить. Хотя я всё время дома выступала, частушки пела, песни разные. Меня и звали в детстве артисткой, но не всерьёз, а дразнили просто: «Ну-ка , давай, рассмеши нас, артистка!» Ну, я и смешила. Никто и не думал, что именно так и будет называться моя профессия.

В детстве я ничего конкретного про театр не представляла. Режиссёров вообще не знала. Я и слова такого режиссёр не знала. Фильмов много смотрела, когда к нам вагон-клуб приезжал. Первым был «Чистое небо». Там такая красота и чистота отношений Дробышевой и Урбанского… Сейчас совсем другие отношения обычно показывают, как будто понятия обо всём другие стали. Но это тема отдельная.

Как и все девочки, я коллекционировала открытки-фотографии артистов. Покупала всё, что продавалось. Больше всего мне почему-то нравилась актриса Хитяева. Многие подруги начинали так же брови подводить, глаза щурить, улыбку такую же делать, как у кинозвёзд, а я больше просто смотрела, любовалась.

А вообще-то раньше все хотели лётчиками и капитанами стать. Главной считалась работа, которая предполагает подвиг. Хотя театральный был модным институтом. Конкурсы были большие. Щукинское училище казалось нам чем-то недосягаемым. Но я не из-за моды поступала. Просто мне именно туда хотелось. Нас учительница моя из студии Людмила Аркадьевна Макарова-Ярославцева увлекла. Правда, может быть, это и было модой, не знаю. Я не одна поступала. Нас несколько человек ездило каждый год, много лет подряд. В конце концов на третий год осталось человек шесть, наверное. И мы устроились на фабрику под Москвой, в Калужской области. Работали, получили трёхкомнатную квартиру в общежитии, но потом все по жизни устроились: кто замуж вышел, кто женился. А я в конце концов, на пятый год, поступила в Щукинское училище, исполнилось моё желание.

Училась я у Марьяны Рубеновны Тер-Захаровой . Сейчас очень часто режиссёры курс набирают в институте, а потом не занимаются студентами непонятно, зачем только и начинали. Педагогом надо или быть, или не быть. Посередине не получается. Марьяна Рубеновна была прекрасным учителем. Я вспоминаю, что, когда мы, студенты, в институт приходили на занятия утром, наша Марьяна Рубеновна уже там была. Уходили она ещё там оставалась. Все силы, всю свою душу нам отдавала.

Дипломным у нас на курсе был спектакль «Женитьба Бальзаминова». Помню, когда ещё распределения не было, Марьяна Рубеновна сказала нам на бумажке написать, кто в какой роли представляет кого и кем видит себя. Я себя кухаркой Матрёной написала, но Марьяна Рубеновна мне доверяла больше, чем я сама, и в итоге я сваху играла. Роль интересно выстроена была, спектакль из трёх частей состоял, и всё соединяла сваха она как бы вела действие. Такой лубочный был спектакль, очень живой. Песни разные пели. Я, помню, все бабушкины песни привезла.

Мы когда дипломный спектакль сыграли, Евгений Рубенович Симонов сказал: «Эту актрису я беру к себе». Я, чтобы не сглазить, никому не рассказывала, но очень хотела этого, ждала. Но Марьяна Рубеновна меня разубедила. «Нет, говорит, Нина, тебе другое надо. Тебе надо пахать и пахать. Открывается театр в Ленинграде, езжай туда». Так и получилось, что Марьяна Рубеновна с другим педагогом, Марьяной Корбиной, нас с подругой в Ленинград и направила. С тех пор я, слава Богу, всегда в работе.

Первым моим режиссёром в Ленинграде был Владимир Малыщицкий. Я вообще считаю, что начало мое актёрское именно у него было. Мы к нему с подругой, Таней Кожевниковой, показываться в студию пришли. Помню, показывались целый час, а может быть, и больше. Для Малыщицкого времени не существовало. Он мог работать день и ночь, хоть до шести утра. И все, кто рядом с ним, тоже были фанатики. Вообще, если он кого-то брал в театр нового, то сразу было видно, «его» это люди или «не его». Работали много. И все были заняты. Малыщицкий любил массовые спектакли. Может, кого-то это раздражало, но я настолько любила и люблю театр и настолько в моей жизни была сильна мечта работать и как можно больше работать, что я до сих пор не понимаю, когда слышу слова: «Да разве это роль?» Потому что для меня не важно, кто ты там в спектакле, а важно, чтоб спектакль получился, чтоб на него ходили.

До сих пор я всё отмеряю от спектаклей Малыщицкого. Он всё видел, замечал. Терпеть не мог, если ты вышла на сцену пустой. Ведь можно в маленькой роли столько же сил оставить, сколько и в большой. Только всё должно в твоей душе остаться, а то можно в другую крайность впасть. Помню один смешной случай. В театре шёл спектакль «Цена тишины» на стихи поэтов о войне и военные песни. Так вот, в этом спектакле из женских только одна роль была Санитарки, а остальные актрисы играли в проходах женщин войны в шинелях и пилотках. Я среди этих женщин была. Надо было, в то время как актёр читал стихотворение, пройти в ряд с другими, не меняя ритма. Очень важно было точно идти, вместе со всеми, не сбиваясь, чтобы ничего не разрушить. Но нас в институте Марьяна Рубеновна учила, что ты не масса, ты человек, и вот я нафантазировала, что я люблю этого героя, мимо которого прохожу, и не просто люблю, а что у меня от него дитя под сердцем. И вот Саша Мирочник, ничего не подозревая, читает «Сороковые-роковые» и как будто в лица проходящих мимо него вглядывается. А я так вжилась в свою женщину, что шагать забыла, стою, как картина, в луче прожектора, слёзы катятся. Саша замолчал. Зал замер. Зрители думали, что что-то произойдёт, никто и не знал, что артист просто стих забыл от неожиданности. А я постояла-постояла и пошла. Одна. Под звуки своих собственных сапог. Только вышла в коридор, где Малыщицкий стоял, он подлетает: «Ты что делаешь?» говорит. Я в ответ: «Я судьбу играла. У меня ребёнок от него будет». Малыщицкий так дёрнул меня за мои косицы, на голове накрученные, что я навек запомнила, как надо играть в массовке судьбу… Так и осталась присказка: «Нина, не играй всю Великую Отечественную войну в одном проходе».

Моим первым спектаклем в Молодёжном были «Диалоги». В эпизоде «Всё наши комплексы» я Таню играла. А ещё меня вводили во все старые спектакли «Цена тишины», «Сотников». Я всех баб в «Сотникове» переиграла. Сначала просто бабу, что выходила с чугунком, потом Старостиху, а потом Дёмчиху. Я Малыщицкому благодарна очень. Он во мне столько открыл… Я на некоторые роли даже глаз не поднимала и не думала, что я какую-то роль могу играть. Как Старуху в «Беде», например. А он мне говорил: «А кто же ещё будет играть?» А я на себя в зеркало посмотрю лицо круглое, молодая, а должна мало того что бабку играть, так ещё нищую, на которой одежонка висит, болтается. А эта Старуха так и осталась моей любимой ролью. Она много дала моей жизни, она не только на актёрскую судьбу повлияла, но и на человеческую. Её можно было бы играть и играть. Обогащать и обогащаться. Мама моя близка по характеру к этой бабке. Тоже такой человек, что могла бы всё отдать, для других жила. Потом, когда спектакль уже шёл, я письма получала от зрителей: спрашивали, почему спектакль сняли. Но так получилось один актёр ушёл, потом режиссёр сменился. Тяжело с такими ролями расставаться.

После Малыщицкого Ефим Михайлович Падве пришёл. Сложно начинали, но начинать всегда сложно. Хотя я в режиссёров обычно влюбляюсь и иду за ними. Всегда надеешься, что режиссёр в тебе откроет что-то новое, неожиданное, что на первый взгляд далеко-далеко от тебя. Но обычно режиссёры боятся рисковать и что-то одно в актёре используют привычное. А если режиссёр не испугается, то могут быть настоящие открытия. Работа имеет смысл, когда режиссёр больше тебя знает, что ты можешь. Так у меня и с Малыщицким было, и с Падве.

Первая моя роль у Падве была в «Вечере». Я там снова Старуху играла. Репетировали напряжённо. Столько страстей… Он кричал: «Тут Софронов какой-то получается!» Уходил, дверью хлопал. Про меня говорил: «У вас, Нина, не нервы, а кабель. Ох, какие провода!» Я отвечала: "Да". А сама столько рыдала… Однажды он говорит: «Давайте, художественная самодеятельность, покажите, что вы можете. Я вас не знаю». А у меня сразу неприятие такое и сорвалось: «А я вас не знаю». А он: «Как это не знаете?» Скандал. «Всё, думаю, из театра выгонят». (Мы всегда раньше боялись, что либо из театра режиссёр выгонит, либо ролей лишит.) А Ефим Михайлович непредсказуемый был. Поначалу кажется взбалмошный, нервный. А потом понимаешь, что замечательный. Так и после этой ссоры. Он на следующий день пришёл, говорит: «Извините, я был вчера неправ». И как будто не было ничего. У меня от сердца сразу отлегло, думаю: «Господи, как хорошо!» Пошли работать, и у нас словно перевернулось всё. Стали репетировать и столько нового нашли… Ефим Михайлович всегда этот спектакль смотрел, потом, когда мы сыграли сотый «Вечер», он признался: «Это мой любимый спектакль, я душой в нём весь».

Падве был, конечно, крутого характера, но честный. Всегда говорил правду какая она есть. Его многие за это и боялись, и не любили. Он мог, например, вызвать артиста и прямо ему сказать, что тот уволен. Сам говорил, а не через директора. Просто вызывал и открыто говорил: «Я не вижу перспективы с вами работать, не знаю, куда вас распределить, вы не мой актёр». И глядел честно в глаза. И я думаю, что человек через некоторое время, наверное, благодарен был. Хотя поначалу, действительно, такое услышать горько, для любого артиста это удар тяжёлый.

Когда Падве из театра ушёл, мы не понимали, что произошло. Он говорил: «Мне надо разобраться с собой». Сейчас бы я, да и не только я, почти все ребята сказали бы: «Ефим Михайлович, не оставляйте театр, не делайте этого». Ему нужны были эти слова. Теперь я это понимаю, но тогда он настолько убедительно говорил: «Я исчерпал себя. Мне необходимы новые накопления, чтобы что-то сделать на сцене…» Время не вернуть. Я потом так думала: «Вeдь Падве первый открыл Вампилова на сцене, и он же как бы круг Зиловский завершил. И в общем-то он и есть Зилов. Судьба такая… Так его жалко». Как вспомню молодой мужик, в расцвете сил, и столько было жизни в нем, энергии, столько задумано было. Вот ведь какой человек сильный был один театр оставил, другой театр оставил. Это ведь случается редко, у нас, во всяком случае.

Я всё вспоминаю, как он говорил: «Мы поставим с тобой По ком звонит колокол. Только я выведу на первый план линию Пилар, женскую линию». Ещё он Маркеса хотел ставить…

После ухода Падве, пока главного режиссёра в Молодёжном ещё не было, мне позвонил Кирилл Юрьевич Лавров, пригласил в БДТ на роль купчихи Белотеловой в спектакль «За чем пойдёшь, то и найдёшь». Пьесу я уже хорошо знала, ещё со студенческих лет. Когда я уже уходила, Спивак, только назначенный главным, сказал: «Нина, если бы вы захотели остаться, я был бы очень рад». Но я уже приняла решение.

Когда я в БДТ пришла, «За чем пойдёшь, то и найдёшь» уже репетировали. Мы тогда с Ольгой Волковой сидели в одной гримёрке. Придумывали много. Она что-то придумает, потом я. Расхохочемся.

Покажем режиссёру Астрахану. Не только мы. Все актёры предлагали что-то . Легко репетировали. Хотя Белотелова никогда мне интересна не была. Я вообще такие роли терпеть не могу, если честно. Мне интересно, когда ёмкая судьба. Чтобы можно было раскрыть образ женщины разносторонне. А в Белотеловой что? Декорация стояла, гамак повесили, костюм надели. Надо было только пристройку найти, разбежаться да упасть.

С Чхеидзе я, к сожалению, мало работала. В его спектакле

«Коварство и любовь» у меня крохотная роль. Да, собственно, и роль-то без начала и конца, что называется. Но я рада этой работе, потому что у меня там сцены с Ивченко Валерием Михайловичем, а с ним репетировать и играть очень хорошо. Он настолько помогает как партнёр…

Когда репетировали «Коварство…», Чхеидзе видел, что у меня не получалось, но ни разу не обидел. Он вообще нежно работает с актёрами. Я, помню, влюблена в него была. Он когда какую-то сцену репетирует, весь как будто уходит в неё. На него можно просто смотреть как он ходит по залу, говорит что-то актёрам, помогает и сам зажигается…

Есть режиссёры, которые тупо в свои рамки вбивают, а Чхеидзе нет. Хотя, мне кажется, он знает всё про спектакль. С первой репетиции, даже с читки такое ощущение, что он видит спектакль и в музыке, и в декорации, и в костюмах. И остаётся мечта поработать с ним в какой-нибудь серьёзной роли, а не просто проскакать на метле.

Есть ещё спектакль в Театре на Литейном. Но у меня такая раздвоенность: мне и хочется играть в «Трёх сестрах» Галибина, и не хочется. Так в моей жизни только один раз ещё было, когда Малыщицкий «Четыре песни в непогоду» ставил. При распределении на каждую роль в этом спектакле по нескольку исполнительниц было назначено. А отдельно графа «Офелия, Агафья Тихоновна, Дульсинея, Женщина и Дети Нина Усатова». Я всё боялась, что меня на смех поднимут: ну какая я Офелия! Но Малыщицкий сказал, что ему не важно, тоненькая актриса или нет, ему нужна женщина с судьбой Офелии; и я должна её сыграть. Начались этюды. Но ведь существует классическая Офелия и все эти стереотипы, традиции и я испугалась. И в конце концов я работала только над Дульсинеей. Но и в этом монологе я не до конца в материале была. И в день, когда должен был идти спектакль, у меня с утра настроение ухудшалось. Я только сейчас понимаю ту Дульсинею, которую писал Володин и которую хотел видеть Малыщицкий. И только сейчас я знаю, как её надо играть, а тогда то попадала, то не попадала. Но это я к рассказу о «Трёх сестрах». Когда Саша Галибин позвонил и сказал: «Нина, я приглашаю вас на роль Ольги», я очень удивлена была, ведь у Чехова тоже существуют каноны, по которым я на эту роль не подхожу. И потом, раньше Ольга мне всегда меньше других сестёр нравилась казалось, её суть, судьбу бабью не выразить никак. Серая классная дама. Ну, думаю, если я в чеховской Ольге, значит, что-то такое будет. И согласилась. Хотя многие с иронией Сашино распределение ролей воспринимали. Саша вообще работает совсем по-другому . Как он сам говорит, он не выстраивает роль, а конструирует. И роль, и спектакль. А мы к другому привыкли, у нас ведь школа реалистическая, психологическая. Саша во время репетиций говорил: «Нина, ничего не проигрывай, просто говори текст Чехова». А это «просто» для меня самое сложное. Я привыкла всё открытой душой играть, на эмоции, и чтоб не только через себя пропустить, а ещё и в зал принести, чтоб у зрителя отозвалось. А здесь всё по-другому . Здесь, насколько я поняла Сашу, персонаж рядом, я должна говорить текст, держать себя в струне. И только в конце можно себя отпустить. Здесь всё, что есть, помимо моей воли происходит. Я не должна навязывать свою эмоцию зрителям, а должна дать им время поработать самим, чтобы они сами откликались, где хотели, смеялись, где хотели, плакали.

Конечно, тяжело играть в этом спектакле. Может быть, если бы он чаще шёл, было бы легче. А если восемь месяцев не играешь, нужно перестраиваться, настраиваться. Много затрат идёт нервных. На сцене иногда чувствуешь: не хватает воздуха, или как будто сцен каких-то не хватает, а те, что есть, разыграть хочется. Но в «Трёх сёстрах» нельзя думать о себе отдельно. Потому что здесь вся работа настолько разграфлена ритмически, что из неё не выпрыгнуть, здесь не разыграешься в своем куске, если захочешь. Саша выстраивает спектакль как музыкальную партитуру. Я это только сейчас начинаю понимать. Многие не принимают этого. Их спектакль раздражает. А те, кто принимает, не идут на разбор отдельных актёрских работ, а как-то в целом о спектакле говорят и о Чехове. И их не смущает ни запись МХАТ 1940 года, ни всё остальное. И ещё говорят, что Чехова, наверное, сейчас так и надо играть. Я ведь давно бы могла сказать Саше: «Я не оправдала твоего доверия. Ты, наверное, другую хотел иметь Ольгу». Тем более, есть вторая исполнительница. Но мне спектакль этот интересен. И пусть меня критики разнесут в пух и прах, но мне свой барьер важно преодолеть. И если бы этот спектакль шёл часто, я думаю, мне эта Ольга была бы так же дорога, как мои старые сценические героини, которых я люблю и вспоминаю.

Я не представляю себя без театра, я вообще мало что представляю в будущем. Нет, конечно, если бы что-то в моей жизни случилось, я бы наверняка старалась не дать погибнуть себе и дитю своему. Наверное, пошла бы туда, где платят деньги, но я была бы уже сломана. А вообще, я жизнерадостная, общительная, сейчас немного приутихла, приустала, пока Колюнька маленький. Пока мало куда меня вытащить можно. А раньше везде бегала. Пока училась, все спектакли Любимова пересмотрела. И все были открытием. А из последнего, что видела, мне спектакль Галибина «Ла-фюнф ин дер Люфт» понравился. Атмосфера такая особенная в зале. В его спектакле «Арфа приветствия…» мне тоже какие-то идеи, приёмы интересны. Игра в игре, атмосфера театрального в жизни… Там можно было ещё, наверное, поозорничать.

Мне самой захотелось поозорничать там.

Из самого последнего, что понравилось, это фоменковский спектакль «Без вины виноватые». Это просто праздник души был. Актёры удивительно вкусно играют. Видно, как режиссёр любит актёров. «Орестею» посмотрела Петера Штайна. Очень современный спектакль. Зал во время просмотра был как-то истерически оживлён. Мне иногда хотелось прикрыться, уйти от происходящего на сцене. Тема вражды всегда даёт отторжение. Но, к сожалению, всегда будет современна. А вообще, если говорить о режиссёрах, я многих люблю.

Всех, с кем работать интересно. С Таней Казаковой свою работу вспоминаю. Она ставила в Молодёжном «Уходил старик от старухи…». Этот спектакль на двоих мы с Колей Гравшиным играли. Вроде, пьеса бытовая, а Таня через свой показ уводила, уводила от быта. Я с ней в единственной работе встретилась, но ещё хотела бы вместе поработать.

Сейчас вообще хочется что-нибудь попробовать сделать в театре для души. Есть некоторые предложения. Режиссёра надо искать. Потому что самому тяжело. Обязательно повторишься. Мне не хватает «третьего глаза», не хватает режиссёра, который возьмёт не то, что я умею, а что-то во мне другим ключиком откроет. Я прочитала недавно интервью с Владиславом Пази, и вот что интересно: он на вопрос о том, как актёра на роль назначает, рассказывает, что он увидел в театре актрису и понял, что именно она должна сыграть конкретную роль и что с ней нужно ставить спектакль. Это же замечательно, что режиссёр так чувствует актёра.

Как мне один режиссёр-вахтанговец говорил: «Не пьесу надо к тебе, Нина, привязывать, а на тебя брать какую-нибудь пьесу». Ведь так и должно в идеале для актёров всё происходить. В этом плане мне в кино больше везёт. Я кино люблю. Фильмы Сокурова очень нравятся. Но с ним не случилось, к сожалению, работать. Помню, когда ещё в Молодёжном была, Саша хотел что-то ставить, но, к сожалению, не случилось, не дали ему. А из тех, с кем работала, Прошкина люблю, Овчарова, Хотиненко. Я с Сергеем Овчаровым когда на «Кинотавре» встретилась, меня поразило, что он какой был человек, такой и остался. В нём сохранилась эта наивность, трепетность, чистота души. Вообще, в театре и кино люди обычно меняются, причём в плохую сторону. Хотя и замечательных много. Вот Витя Михайлов был. Мы с ним у Мамина снимались. Или Георгий Бурков. Мы над «Байкой» вместе работали.

А вообще, у меня все друзья из детства ещё. Вот крёстная моего Колюни, она столько помогала мне в жизни в самые трудные минуты, что это даже не как подруга, а как сестра. Но это из старых, а среди новых скорее приятели, потому что сейчас, чтобы новых друзей обретать, это столько сил надо потратить, чтобы вновь не ошибиться. Старые друзья проверенные. Перед ними не надо напрягаться. Какой ты есть, таким они тебя и воспринимают.

Я интервью давать не очень люблю. Бывает, не по делу ругают журналистов, а бывает по делу. Но ведь когда приходят на завод, спрашивают, к примеру, сколько деталей изобрели, каким способом, и не лезут в личную жизнь. Да и при чём тут личная жизнь? Зачем задавать лишние вопросы…

Записала А. КОЛОНИСТОВА

Ну и наворотили Арабов с Лунгиным. То, что они назвали "фантазией", правильнее бы считать реконструкцией "художественного мира" Гоголя, и даже более того (дуэль на Черной речке, бобровый воротник, заяц на дороге - это от Пушкина, хотя Гоголь же брал у Пушкина сюжеты, почему не может быть наоборот?). Персонажи, символы и мотивы из разных текстов Гоголя (Гоголя-сатирика и Гоголя-мистика) сведены в единый пространственно-временной образ России, но соединение 1) слишком механистическое - все швы наружу (впрочем, это так модно сейчас, "обнажение приема") 2) избыточно перегруженное аллюзиями. Марк Захаров, сочиняя свою замечательную "Мистификацию" посредством пьесы Нины Садур, шел тем же путем, но сумел ограничить себя в отборе материала, Лунгин же с Арабовым попытались запихнуть в одну историю сразу все, связанное с Гоголем, что было известно им и могло, на их взгляд, опозноваться потенциальным зрителем.

На актеров, однако, смотреть приятно. Герои внешне выглядят не просто традиционно, а подчеркнуто, нарочито старомодно, и уже потому, из-за этой шаржированности, непривычно. Павел Деревянко с Гоголем давно на дружеской ноге, "Вий" Нины Чусовой (http://www.livejournal.com/users/_arlekin_/4174.html?mode=reply)
- большое дело. Хабенский, Гармаш, Спиваковский, Усатова, Оболдина, Вержбицкий, Симонов тоже приятны во всех отношениях. Однако суть дела пока не ясна. Может, прояснится впоследствии.

В последнем номере "Антенны" вышло мое интервью с Ниной Усатовой по поводу "Мертвых душ", вниманию интересующихся предлагаю оригинальный вариант, вычитанный самой Ниной Николаевной, но без внесенных редакторских правок и сокращений:

Нина Усатова: Раньше я была дамой, приятной во всех отношениях...

С 4 сентября на канале НТВ выходит 8-серийный телевизионный фильм Павла Лунгина "Дело о "Мертвых душах", где, помимо бессмертной поэмы Гоголя, действуют персонажи и других его произведений - от "Вечеров на хуторе близ Диканьки" до "Ревизора". Городничиху Анну Андреевну в этих необычных "Мертвых душах" сыграла актриса Нина Усатова.

У Городничихи вкус - лучший в мире!

Вам предложили сыграть любую гоголевскую героиню на выбор - почему вы предпочли Городничиху?
- Еще в студенческих отрывках я работала с "Мертвыми душам" - играла Даму, приятную во всех отношениях. Когда ко мне пришла ассистент Лунгина по актерам Татьяна Максакова и сказала: "Вы можете выбрать роль, какую вам захочется" - я была ошеломлена, со мной такое впервые в жизни случилось. Сценария на тот момент я еще не читала, но знала, что в фильм войдут персонаже не только "Мертвых душ", но и комедий, и повестей Гоголя. Потом уже я думала: такие яркие характеры - кого угодно могла бы здесь сыграть, хоть Плюшкина! Но тогда я даже выдохнуть боялась, что хочу играть Анну Андреевну. Тем более, что на роль Городничего, ее мужа, уже назначен был Сережа Гармаш, которого я очень люблю как актера и человека.
- Вы не впервые работаете с Лунгиным?
- Был проект - модное такое слово сейчас - когда 20 режиссеров мира снимали сюжеты, посвященные запрету противопехотных мин. Павел Семенович в этот свой маленький фильмик пригласил меня и Лешу Серебрякова. Я сыграла мать чеченского мальчика, оставшегося после подрыва на мине без ноги - мы выбираем с ним обувь в магазине, туда заходит русский солдат (Серебряков), тоже инвалид, берет пару ботинок - один себе на левую ногу, другой мальчику, на правую. А выходя, выбрасывает свой ботинок - ведь он намного меньше по размеру, чем нужно. "Зачем покупал?" - спрашивает товарищ. - "Я сам эти мины ставил" - отвечает герой Серебрякова. Ролик взял первое место на одном из международных фестивалей - крошечный наш сюжет, видимо, хлестнул всем по нервам, а у меня в минутной роли там была целая женская судьба. В "Мертвых душах" роль моя тоже не так уж велика - у меня было всего 10 съемочных дней, но работа серьезная и для меня важная.
- У Гоголя Анна Андреевна - дамочка недалекая и вульгарная, а вы, играя эту героиню, нашли какое-то оправдание ее словам, поведению?
- Да зачем мне ее оправдывать - я люблю ее! Конечно, это персонаж комический, и я смеюсь над Анной Андреевной, и зритель будет смеяться - но она настоящая женщина, веселая, озорная! И то, как она себя ведет, нельзя даже назвать неверностью мужу, это обычное женское кокетство - дама в обществе и должна была так поступать, вызывать интерес у мужчин - у нас в фильме она флиртует с попечителем богоугодых заведений, мнит себя такой красавицей - дочка рядом не стояла. И вкус у нее самый лучший! Наряды мне для этой роли специально шили в мастерской Натальи Дзюбенко на Арбате - не помню, для какой еще моей героини пять примерок делали, каждый фестончик доводили до совершенства, каждую розочку, с такой любовью все портнихи работали. Правда, во время съемок "светских" сцен в особняке Трубецких в московском Бутово, где сейчас размещается какой-то НИИ, был страшный холод, на дворе стоял декабрь, а отопления в старинном здании включать запретили, только обогреватели. Чтобы не замерзнуть, мы понадевали валенки: платья-декольте, а на ногах - валенки, представляете? Так и снимали, старались следить, чтобы валенки не попадали в кадр, а они все равно попадали. Потом решили: ну что ж это, русские дворяне не носили валенок? И это осталось в фильме, мы в валенках по паркету Трубецких скользим в мазурках и полонезах.
- А внешность вам сильно меняли для этой роли?
- Ничего не меняли - какая есть! Грима - совсем чуть-чуть. Во времена Гоголя у дам не принято было, например, красить брови, тогда красили щеки, отбеливали лицо. Нет сомнений, что меня в Анне Андреевне все узнают.

опыт своих ролей переношу на жизнь

Что из того, с чем вам в этой роли пришлось столкнуться, вы в своей творческой жизни делали впервые?
- Атмосфера на съемках была такая, что казалось - что угодно могу сделать. Скажи режиссер: подпрыгни до люстры! - подпрыгнула бы. В одном из эпизодов сценарием не было предусмотрено никакого пения - но режиссеру захотелось, чтобы я запела. Запела! Романс "Черная роза". В другом эпизоде вдруг из меня вырвалась французская фраза - я говорю "Как вы милы!" на языке, который когда-то давно кое-как изучала.
- В спектакле "Мужчина, постойте!" вы играете небогатую одинокую женщину, которая набирается смелости, чтобы окликнуть мужчину, которого она выбрала в отцы своему ребенку. Вы сами смогли бы поступить так, или предпочли бы стоять и ждать, пока мужчина сам обратит на вас внимание?
- Я бы стояла и ждала. Наверное. Может, конечно, и возникла бы такая ситуация, когда я проявила бы инициативу - но опыта такого у меня нет.
- Среди ваших героинь немало женщин несчастливых, одиноких, с трагической судьбой - впрочем, о горькой доле русских женщин, которых вы играете, поэты пишут не первое столетие. На ваш взгляд, с чем это связано?
- Не сказала бы, что все мои героини - одинокие и несчастные, я сыграла много комических ролей, и замужних, и влюбленных женщин. Если зрителю больше запомнились мои трагические роли - так получилось. В спектакле "Любовь не картошка" я играю замужнюю женщину, в "Женитьбе Бальзаминова" Островского - Белотелову...
- Опять же - одинокая вдова...
- Но ведь Мишенькая Бальзаминов с ней остается, женится!
- После того, как ему более молодая отказала? Так ведь это же не любовь!
- Любовь! Не может быть в жизни женщины проторенных путей к счастью - у каждого счастье свое. "Стыдно быть несчастливым" - я вспоминаю свои любимые стихи Александра Володина. Кому-то ведь для счастье мерседес нужен, он купит его - и будем самым счастливым. А другому - влюбиться и понять, что такое любовь. пусть даже эта любовь будет не навсегда, пусть на мгновение. А потом он о нем будет вспоминать.
- Вам что нужно для счастья?
- Мое счастье умещается в сегодняшний день. Я не мечтаю о том, что уже может не сбыться, рационально подхожу к планам на будущее.
- Так не всегда было?
- Не всегда. Раньше было другое - были мечты, касающиеся и профессии, и влюбленности.
- Что было на первом месте?
- На определенном, юношеском этапе - сцена. Даже личное отступало, настолько мне хотелось реализовать свою мечту, сказать со сцены то, что я, может, никогда не смогу сказать в своей жизни. Даже если что-то не состоялось у меня лично, но было внутри - реализовалось на сцене, и люди, когда видят меня в спектакле или фильме - они мне верят. А может быть опыт сцены и кино потом переходит на личные отношения: ты уже проверила через своих героинь, что и как, а потом уже сама проживаешь ту же ситуацию в реальности.

с 25 лет играла старух

В современном российском кино вы занимаете ту нишу, которая в советском кино принадлежала Нонне Мордюковой - вы согласны с этим?
- Мне так не повезло, как Нонне Викторовне. Я не к тому, что обделена - у меня своя дорога. Но какие у нее были мощные роли! Мордюкова для меня - эталон правды, силы характера в кино. Сейчас в кино - и стерео, и "долби" а я сижу, как будто глянцевый журнал листаю, и мне от него ни тепло ни холодно. Но вспоминаю мизансцену из "Простой истории", где они с Ульяновым просто стоят и молчат - а техники тогда и в помине не было той, что сегодня - а там такая любовь идет с экрана, что у меня сердце сжимается и я задыхаюсь от этой любви.
- А в роли бабушки себя представляете?
- Я бы еще хотела мамой быть! Шучу, конечно! Я не скрываю свой возраст, но и не кричу о нем - а то, знаете, есть такие режиссеры, послушают меня - и потом будут только возрастные роли предлагать, а меня это пока не устраивает! Хотя с 25 лет старух играла на сцене, я этого не боюсь.
- Сегодня в вашей жизни присутствует черты крестьянского быта, который окружал вас в детстве?
- На даче люблю отдыхать, но сама топлю печку, ношу воду. Участок стандартный - 6 соток, но некоторое время назад на нем потрудилась бригада "Растительной жизни" Павла Лобкова, дизайнер наш питерский, Юрий Фоменко, замечательно поработал. Огородом заниматься некогда. Розы выращиваю. Ну и кусты - смородина черная, смородина красная. Варенье-то для талии вредно - так бы ела его банками! Так что из ягод я соки из делаю, без сахара.

Нина Усатова
родилась 1 октября 1951 года, станция Малиновое озеро, Алтайский край
образование: Театральное училище им. Б.Щукина
карьера: с начала 1980-х - актриса Лениградского молодежного театра, в настоящий момент служит в Большом Драматическом театре им. Г.Товстоногова; в кино снимается с 1981 года, дебют - "Куда исчез Фоменко?", всего около 60 фильмов в кино, в т.ч. "Холодное лето 53-го", "Мусульманин", сериал "Некст" и другие.
звание: Народная артистка России
награды: дважды лауреат премии "Ника" за роли в фильмах "Мусульманин" Владимира Хотиненко (1995) и "Барак" Валерия Огородникова (1999), Лауреат Государственной премии (1999)
семейное положение: замужем
предпочтения:
еда: рыба во всех видах, легкие супы
алкогольный напиток: красное сухое вино
безалкогольный напиток: зеленый чай
отдых: у воды, у моря
литература: Чехов, Бунин
музыка: Глинка, Чайковский, Верди
кино: старое французское и итальянское