Open
Close

Шаламов дождь анализ. Михаил Михеев

Краевое государственное бюджетное профессиональное образовательное учреждение «Зеленогорский техникум промышленных технологий и сервиса»

Литература

Педагогическая технология «Способ диалектического обучения»

Вопросы-суждения к рассказу В.Т.Шаламова «Сгущенное молоко» (II курс, 11класс)

подготовила

преподаватель русского языка и литературы

Азарова Светлана Васильевна

г. Зеленогорск

1.Чем объяснить, что заключённые завидовали Шестакову?

2.Как доказать, что герой постоянно испытывает голод?

3.Когда герой рассказа познакомился с Шестаковым?

4.В каком случае заключённый мог получить в лагере работу по специальности?

5.Каким образом Шестаков отрабатывает своё «тёплое» место?

6.Вследствие чего герой отказался от предложения Шестакова совершить побег?

7.Почему герой вначале съел сгущенное молоко, а потом отказался от побега?

Ответы:

1.«На прииске Шестаков не работал в забое. Он был инженер-геолог, и его взяли на работу в геологоразведку, в контору». Заключённые завидовали тем, кому «удалось попасть на работу в контору, в больницу, в конюшню – там не было многочасового тяжёлого физического труда». Рабочий день длился шестнадцать часов, выдержать могли немногие заключённые.

2.Герой постоянно испытывает голод. Стоя у продуктового магазина, не имея возможности купить, он не может «отвести глаз от хлебных буханок шоколадного цвета». Он стоит, смотрит на хлеб, и у него нет сил уйти в барак. «Задыхаясь от счастья», герой «заказывает» Шестакову молочных консервов, а ночью видит во сне огромную банку сгущенного молока. «Огромная, синяя, как ночное небо, банка была пробита в тысяче мест, и молоко просачивалось и текло широкой струёй Млечного Пути. И легко доставал я руками до неба и ел густое, сладкое, звёздное молоко». В ожидании герой не помнил, что делал и как работал в этот день. Получив обещанную сгущёнку, он съел сразу две банки.

3.Герой познакомился с Шестаковым ещё на «Большой земле», в Бутырской тюрьме, он сидел с ним в одной камере.

4.Чаще всего заключённый получал работу по специальности, «в конторе», если соглашался выполнять все требования начальства: собирать и сообщать необходимую информацию, устраивать провокации среди заключённых и т.п. «…И вдруг я испугался Шестакова-единственного из нас, кто устроился на работу по специальности. Кто его туда устроил и какой ценой? За всё ведь надо платить. Чужой кровью, чужой жизнью».

5.Шестаков уговорил пятерых заключённых совершить побег. «…Двоих убили недалеко от Чёрных Ключей, троих судили через месяц». Шестакова перевели на другой прииск. «Дополнительного срока за побег он не получил-начальство играло с ним честно».

Первая половина XX столетия стала для России поистине кровавым временем. Естественно, что войны, череда революций, период коллективизации, появление фашистских и сталинских лагерей должны были обострить интерес к проблеме смерти и в литературе, но проблема трагического, осмыслялась в литературе советского периода, то «в искаженном виде и в значительной мере избирательно » Большую роль в этом играла и идеологическая цензура. Г. Митин отмечал своеобразный исторический парадокс происходившего: «Когда в жизни нашего общества кончилась эпоха смерти, только тогда смерть вошла в нашу литературу » .

Одним из тех, кто не побоялся обратиться к теме смерти в советской литературе, был В.Т. Шаламов. Да и не могло быть по-другому. Известно, что колымские лагеря, о которых он писал, были самыми суровыми: «Вернуться оттуда живым физически и с живой душой считалось чудом » . Поэтому неудивительно, что персонажами «Колымских рассказов » стали люди обреченные. В.Т. Шаламов часто изображает гибель своих персонажей, достаточно натуралистично описывая физиологические признаки умирания (сказалось его медицинское образование), но благодаря многослойным метафорам, символам, интертекстуальным связям в его почти очерковой прозе создается философский подтекст, что позволяет автору размышлять не только о смерти физической, но и о смерти духовной, при этом отмечая, что «в лагере нет ничего, чего не было бы на воле, в его устройстве социальном и духовном » . М.Я. Геллер писал по этому поводу: «Колымские рассказы » – книга о лагере, но прежде всего о мире, создавшем лагерь, месте уничтожения человека. Уничтожения даже тогда, когда человек выживал» .

В.Т. Шаламов подробно описывает силы, которые убивали людей на Колыме: «Самым, пожалуй, страшным, беспощадным был холод... Первые же отморожения: пальцы, руки, нос, уши, все, что прихватит малейшим движением воздуха » . Зима для колымчан – самое страшное время года. В «Колымских рассказах » вечная мерзлота, холод и снег являются не только реальной угрозой людям, но и символом безнадежности, затерянности, смерти. Именно в последние минуты перед уходом «в ледяную ночь... в этой нерешительной толкотне у приоткрытых дверей, откуда ползет ледяной пар, сказывается человеческий характер. Один, пересилив дрожь, шагал прямо в темноту, другой торопливо досасывал неизвестно откуда взявшийся окурок махорочной цигарки, где и махорки-то не было ни запаха, ни следа; третий заслонял лицо от холодного ветра; четвертый стоял над печкой, держа рукавицы и набирая в них тепло » («Заговор юристов »). Так описывал В.Т. Шаламов уход человека в небытие.

Во многих рассказах писатель показывает, как холод добирается не только до костей, но и до человеческой души: «Доходяги просто перешли границы добра и зла, тепла и холода » («Перчатка »); «Так и душа, она промерзла, сжалась и может быть, навсегда останется холодной » («Плотники »). Подчеркнуты уже не физические ощущения людей, а состояние их души, экзистенциональное состояние, когда человек находится в «пограничной ситуации » между жизнью и смертью.

Не менее страшным, убивающим тело и душу человека в короткий срок, был голод. В.Т. Шаламов во многих рассказах с медицинской точностью описывает физиологические процессы, происходящие в организме измученного голодом человека: «Я понимал, что тело, а значит, и клетки мозга получают питание недостаточное, мозг мой давно уже на голодном пайке и что это неминуемо скажется сумасшествием, ранним склерозом или как-нибудь еще... » («Дождь »). От голода у людей затруднялась речь, слабела память: «Слова выговаривались медленно и трудно – это было вроде перевода с иностранного языка. Я все забыл. Я отвык вспоминать », – отмечает герой рассказа «Домино ». В рассказе «Шерри-бренди » голод приобретает дополнительное метафорическое значение. Шаламов описывает смерть поэта от голода: жизнь то уходит от него, то снова возвращается, «как стихи, как вдохновение »; перед смертью «ему дано было узнать, что жизнь была вдохновением ». Писатель задает вопрос: «Что значит: умер как поэт? ». По Шаламову, поэт умирает, когда не может творить. Австрийский ученый В. Франкл, который десятки лет работал с узниками концлагерей, отмечал в своих трудах, что человеку жизненно необходимо суметь реализовать свои «продуктивные творческие действия» и получить в результате ценности «созидательные » . В.Т. Шаламов не раз описывал, как лагерь убивает в людях творческие способности, тем самым, деформируя их психику и убивая их.

Не меньше, чем холод и голод, губили человека непосильный труд и физические издевательства. В.Т. Шаламов описывает случаи, когда люди падали замертво во время работы и им наносились смертельные побои, во время которых заключенным отбивали все внутренности. Но даже если человека не убивали, насилие над личностью, постоянное подавление ее, было губительно. Автор описывает процесс притупления чувств человека, находящегося во власти чужой воли: «Нас ничто уже не волновало, нам жить было легко во власти чужой воли. Мы не заботились даже о том, чтобы сохранить жизнь, и если и спали, то тоже подчиняясь приказу, распорядку лагерного дня », – рассказывают о своей жизни герои рассказа «Сухим пайком ». В заключенном подавлялась его индивидуальность, чувство собственного достоинства, в результате человек погибал как личность. По мнению, Ф. Апановича, «сила становится у Шаламова синонимом зла, метафизического зла, пронизывающего всю основу экзистенции и в то же время ставящая экзистенцию под удар, пытающаяся привести ее к смерти, к небытию » . По наблюдениям В.Т. Шаламова: «Лагерь был великой пробой нравственных сил человека, обыкновенной человеческой морали, и девяносто девять процентов людей этой пробы не выдержали » : многие заключенные стали считать, что правда лагерной жизни у «блатарей », почти все научились воровать. Анализируя поведение заключенных в лагере, В. Есипов приводит слова Б. Беттелайма (бывшего узника Дахау и Бухенвальда): «Лагерь был учебным полем превращения свободных и честных людей не просто в хнычущих рабов, но рабов, усвоивших во многом ценности своих хозяев » .

В выявлении причин духовной смерти людей В.Т. Шаламов во многом близок к экзистенциалистам, но в эмоциональном отношении к смерти «будущих мертвецов », о которых он пишет, и экзистенциальных героев западноевропейских философов и писателей можно выявить значительные отличия. Так, осознание конечности, временности жизни вызывает у персонажей Сартра и Камю разочарование, тоску, скуку. По К. Ясперсу, «страх усиливается в сознании неизбежностью исчезнуть как потерянная точка в пустом пространстве, ибо все человеческие связи значимы лишь во времени » . Персонажи «Колымских рассказов » поражают своим равнодушным отношением к смерти, отсутствием страха перед ней, вокруг них нет никакой специфической ауры смерти – ни ужаса, ни отвращения, она становится бытовым явлением. А.И. Бунин показал в своем рассказе «Господин из Сан-Франциско », как люди равнодушно и буднично относятся к смерти другого человека, а у Шаламова герои его произведений так же равнодушно, обреченно относятся к своей смерти.

Многие психологические открытия Шаламова совпадают с научными исследованиями ученых-психологов, прошедших концлагеря. Так, И. Коэн и В. Франкл, описывая психологию людей, переживших концлагеря, считали отсутствие у них страха своеобразным механизмом психологической защиты. Вначале человек в лагере испытывает шок от несовпадения действительности, какой она должна быть, и реальности, в которую он попал («шок поступления » или «фаза первичной реакции »). В.Т. Шаламов в рассказе «Одиночный замер » описывает эмоции Дугаева: «Все, что он здесь видел и слышал, больше удивляло, чем пугало его »; узнав о том, что его ведут на расстрел, «Дугаев пожалел, что напрасно проработал, напрасно промучился этот последний сегодняшний день ». Вторую фазу психологи определяют как «фазу адаптации ». Описывая ее, В. Франкл вспоминает Ф.М. Достоевского, который замечал, что человек – это существо, которое ко всему привыкает. Коэн также отмечал «великую » физическую и духовную приспособляемость человека. По мысли В.Т. Шаламова, человек стал человеком «потому, что был он физически крепче, выносливее всех животных, а позднее потому, что заставил свое духовное начало успешно служить началу физическому » .

В.Т. Шаламов, как В. Франкл и И. Коэн, поднимал проблему самоубийства в лагере, замечая, что их количество было относительно невелико, если учесть немыслимые условия жизни. Все они делали вывод, что большую роль в этом играет, во-первых, инстинкт жизни: «Голодный и злой, я знал, что ничто в мире не заставит меня покончить с собой. Именно в это время я стал понимать суть великого инстинкта жизни », – утверждал герой рассказа «Дождь »; во-вторых, апатия, которая, как и шок, является защитной реакцией организма. Почти все персонажи В.Т. Шаламова, проведя значительное время в лагере, становятся фаталистами. Они не рассчитывают «свою жизнь далее, как на день вперед ». Все сводится к удовлетворению сиюминутных потребностей: «Вот так, перемешивая в мозгу "звездные" вопросы (о супе, печке и сигаретах – А.А.), я ждал, вымокший до нитки, но спокойный », – говорит человек, который три дня провел в холодном шурфе под непрекращающемся дождем («Дождь »). Человек начинает жить самыми низкими животными инстинктами, он низводится до животного состояния и, по мысли В. Франкла, «впадает в культурную спячку ». Шаламов был убежден, что человеческая культура оказалась «чрезвычайно хрупкой »: «Человек становится зверем через три недели – при тяжелой работе, холоде, голоде и побоях » .

Несмотря на все защитные реакции организма, случаи самоубийств в лагере все же случались. Люди добровольно уходили из жизни, потеряв смысл существования. Этот психологический феномен был хорошо известен Шаламову. Так, в рассказе «Дождь » рассказчик, услышав крик своего товарища: «Я понял, что смысла жизни нет », бросается спасать его, еще до того, как тот совершил попытку суицида. В. Франкл в своей книге приводит схожие наблюдения военного психиатра Нардини, который констатировал, что шанс выжить в заключении зависит от отношения человека к жизни, он должен осознавать, что «выживание – его долг, что в нем есть смысл » . Говоря о смысле жизни как факторе, способствовавшем выживанию в лагере, В. Франкл замечал, что «ни один психиатр и ни один психотерапевт – в том числе логотерапевт – не может указать больному, в чем заключается смысл ». Однако он вправе утверждать, что «жизнь имеет смысл и даже, более того, что она сохраняет этот смысл в любых условиях и при любых обстоятельствах... » [Там же: 40]. Он был убежден в том, что «...страдание, вина, смерть... ни в коей мере не умаляют смысла жизни, но, наоборот, в принципе всегда могут трансформироваться во что-то положительное. Несомненно, что поэт несравненно лучше и проще, чем ученый, донесет до неискушенного читателя суть подобной посылки » [Там же: 23].

«Колымские рассказы » Шаламова – это художественное и философское исследование внутреннего мира человека, находящегося в лагере смерти. В частности, в них анализируется психология телесного и духовного умирания. При создании «поэтики смерти» писатель использует язык символов, метафор, аллюзий, реминисценций.

Список использованной литературы

1. Апанович Ф . Филиппика против силы // Шаламовский сборник. Вологда, 1997. Вып. 2.

2. Геллер М. Я . «Колымские рассказы» или «Левый берег»? // Русская мысль = La pensee russe. Париж, 1989. 22 сент. № 3794.

3. Есипов В . Норма литературы и норма бытия: Заметки о писательской судьбе: Заметки о писательской судьбе Варлама Шаламова / /Свободная мысль. М., 1994. №4.

5. Мишин Г. О жизни. О смерти. О вечном // Литература в школе. 1995. № 3.

6. Топер П . Трагическое в искусстве XX века // Вопросы литературы. 2000. № 2.

7. Шаламов В. Т. Избранное. СПб., 2003.

8. Шаламов В. Т. Новая книга: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела. М, 2004.

9. Шаламов В. Т. О прозе // Шаламов В. Несколько моих жизней. Проза. Поэзия. Эссе. М., 1996.

10. Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

11. Ясперс К . Духовная ситуация времени //Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.

В своих «Колымских рассказах» Шаламов сознательно отталкивается от повествования Солженицына. Если «В одном дне… » труд- духовное освобождение, то у Шаламова работа - это каторга, «лагерь был местом, где учили ненавидеть физический труд, ненавидеть труд вообще».

И если на какой-то миг герою Шаламова работа может показаться «мелодией», «музыкой», «симфонией» («Артист лопаты»), то уже в следующий момент это какофония, скрежет и рваный ритм, обман и ложь. Для Варлама Шаламова катарсис, т.е. положительный урок пребывания в лагерях, невозможен.

Однако следует отдать должное 16 годам заключения писателя, скитавшегося «от больницы до забоя». Варлам Шаламов - во многом Вергилий, катающий свою тачку по кругам ада. (Документальный рассказ «Заговор юристов» - яркий тому пример). Писатель был осужден по 58 ст. и попал в «уголовные лагеря», где содержались «бытовики» и политзаключенные.

«… вагонетки и вагоны по канату уплывают на бутару - на промывочный прибор, где под струей воды промывается грунт, и на дно колоды оседает золото». «Но это дело не твое». Бутарят (посыпают лопаточками грунт) не тачечники. Пятьдесят восьмую к золоту и близко не подпускают.

Очень символична следующая фраза автора: «… колесо тачечник не видит… Он должен чувствовать колесо». Здесь Шаламов говорит о конкретной работе тачечника. Но образ следует понимать гораздо шире: тачечник - человек, который не видит колеса, он не видит колеса - репрессий, но здорово его чувствует. Он не видит тех, кто привел это колесо в действие, всех исполнителей феодальной системы лагерей нашего века. Шаламову хотелось бы сорвать маску неизвестности с каждого, поименно. Эта маска «пелена неизвестного» прирастает к ним, срастается с их кожей. И чем раньше эту пелену сорвать - тем лучше.

Есть такое понятие, как «затекстовые, закадровые персонажи» произведения (рок и случайность у Набокова, например). Они ни разу не упоминаются у Шаламова, но их присутствие именно «чувствуется». И мы можем знать только примерное количество.

«За работой бригадира весьма тщательно (официально) следит… смотритель. За смотрителем наблюдает старший смотритель, за старшим смотрителем - прораб участка, за прорабом- начальник участка, за начальником участка - главный инженер и начальник прииска. Выше эту иерархию я вести не хочу - она чрезвычайно разветвлена, разнообразна, дает простор и для фантазии любого догматического или поэтического вдохновения».

Ведь Э.П.Берзин и И.В.Сталин работали далеко не вдвоем. Согласных махине рабовладения XX века были миллионы.

Но кто они? Где их искать? Позже ответы на эти вопросы можно найти в творчестве Сергея Довлатова, который говорил, что «Ад - это мы сами».

* * *

Шарль Франсуа Гуно полагал, что свобода есть не что иное, как сознательное и добровольное подчинение неизменным истинам. Истины эти скорее всего любовь, дружба, честь и правда. Исходя отсюда можно сказать, что герои Шаламова таки достигают этой свободы в рассказе «Последний бой майора Пугачева» (все 12 беглецов добиваются внутренней свободы ценой жизни).

Но даже Шаламов не обходится в рассказах одной черной краской. Рассказ «Инжектор» - кроха юмора во всей колымской эпопее. Однажды на производственном участке износился и сломался инжектор (струйный насос для подачи воды под давлением в паровые котлы). Бригадир пишет докладную начальству - так мол и так, инжектор вышел из рабочего состояния», необходимо либо исправить этот, либо прислать новый (автором сохранен стиль письма). Ответ начальника следует незамедлительно: «Если заключенный Инжектор со следующего дня не выйдет на работу, то его следует поместить в штрафной изолятор… И держать его там сколько потребуется… До тех пор, пока не войдет в трудовой ритм».

Творчество Варлама Шаламова относится к русской литературе 20-го века, а сам Шаламов признан одним из самых выдающихся и талантливых писателей этого столетия.

Его произведения пропитаны реалистичностью и несгибаемым мужеством, а «Колымские рассказы», основное его художественное наследие, представляют собой ярчайший образец всех мотивов творчества Шаламова.

Каждая история, включенная в сборник рассказов, является достоверной, так как писателю самому пришлось пережить сталинский ГУЛАГ и все последовавшие за ним мучения лагерей.

Человек и тоталитарное государство

Как уже сказано раньше, «Колымские рассказы» посвящены той жизни, которую пришлось пережить невероятному количеству людей, прошедших безжалостные сталинские лагеря.

Тем самым, Шаламов поднимает основной нравственный вопрос той эпохи, раскрывает ключевую проблему того времени – это противостояние личности человека и тоталитарного государства, которое не щадит человеческих судеб.

Делает это Шаламов через изображение жизни людей, сосланных в лагеря, ведь это уже заключительный момент такого противостояния.

Шаламов не чурается суровой действительности и показывает всю реальность того так называемого «жизненного процесса», которая пожирает человеческие личности.

Изменения ценностей жизни человека

Помимо того, что писатель показывает то, насколько суровым, бесчеловечным и несправедливым наказанием это является, Шаламов делает акцент на том, в кого вынужден превращаться человек впоследствии лагерей.

Особенно ярко выделена это тема в рассказе «Сухим пайком», Шаламов показывает насколько воля и гнет государства подавляет личностное начало в человеке, насколько растворят его душу в этой злостной государственной машине.

Путем физических издевательств: постоянного голода и холода, людей превращали в зверей, ничего уже не осознающих вокруг, желающих лишь еды и тепла, отрицающих все человеческие чувства и переживания.

Ценностями жизни становятся элементарные вещи, которые трансформируют человеческую душу, превращают человека в животное. Все, что начинают желать люди – это выжить, все, что ими управляет – тупая и ограниченная жажда жизни, жажда просто быть.

Художественные приемы в «Колымских рассказах»

Эти практически документальные рассказы пронизаны тонкой, мощной философией и духом мужества и смелости. Многие критики выделяют особенную композицию всей книги, которая состоит из 33 рассказов, но при этом не теряет целостности.

Причем рассказы расположены не в хронологическом порядке, но от этого композиция не теряет смыслового назначения. Наоборот, у Шаламова рассказы расположены в особом порядке, который позволяет увидеть жизнь людей в лагерях полноценно, ощутить ее, как единый организм.

Художественные приемы, используемые писателем, поражают своей продуманностью. Шаламов использует лаконизм в описании кошмара, которые люди переживают в подобных нечеловеческих условиях.

Это создает еще более мощный и ощутимый эффект от того, что описывается – ведь он сухо и реалистично говорит о ужасе и боле, что и ему самому удалось пережить.

Но «Колымские истории» состоят из разных рассказов. Например, рассказ «Надгробное слово» пропитан невыносимой горечью и безысходностью, а рассказ «Шерри-бренди» показывает насколько человек выше обстоятельств и что для любая жизнь наполнена смыслом и истиной.

Анализ нескольких рассказов из цикла «Колымские рассказы»

Общий анализ «Колымских рассказов»

Сложно представить, какого душевного напряжения стоили Шаламову эти рассказы. Хотелось бы остановиться на композиционных особенностях «Колымских рассказов». Сюжеты рассказов на первый взгляд несвязанны между собой, тем не менее они являются композиционно целостными. «Колымские рассказы» состоят их 6 книг, первая из которых так и называется -- «Колымские рассказы», далее примыкают книги «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы», «Перчатка, или КР-2».

В рукописи В. Шаламова «Колымские рассказы» 33 рассказа -- и совсем маленьких (на 1 -- 3 странички), и побольше. Чувствуется сразу, что написаны они квалифицированным, опытным литератором. Большинство прочитывается с интересом, имеет острый сюжет (но и бессюжетные новеллы построены продуманно и интересно), написаны ясным и образным языком (и даже, хотя повествуется в них главным образом о «блатном мире», в рукописи не ощущается увлечения арготизмами). Так что, если вести речь о редактировании в смысле стилистической правки, «утряски» композиции рассказов и т. п., то в такой доработке рукопись, в сущности, не нуждается.

Шаламов - мастер натуралистических описаний. Читая его рассказы, мы погружаемся в мир тюрем, пересыльных пунктов, лагерей. Повествование в рассказах ведется от третьего лица. Сборник -- это как бы жутковатая мозаика, каждый рассказ -- фотографический кусочек повседневной жизни заключенных, очень часто -- «блатарей», воров, жуликов и убийц, находящихся в местах заключения. Все герои Шаламова - люди разные: военные и гражданские, инженеры и рабочие. Они свыклись с лагерной жизнью, впитали в себя ее законы. Порой, глядя на них, мы не знаем, кто они: разумные ли существа или животные, в которых живет один лишь инстинкт - выжить во что бы то ни стало. Комичной кажется нам сценка из рассказа “Утка”, когда человек пытается поймать птицу, а та оказывается умнее его. Но постепенно понимаем всю трагичность этой ситуации, когда “охота” не привела ни к чему, кроме как к обмороженным навек пальцам и потерянным надеждам о возможности быть вычеркнутым из “зловещего списка”. Но в людях еще живут представления о милосердии, сострадании, совестливости. Просто все эти чувства укрыты под броней лагерного опыта, позволяющего выжить. Потому непозорным считается обмануть кого-либо или съесть еду на глазах у голодных сотоварищей, как делает это герой рассказа “Сгущенное молоко”. Но сильнее всего в заключенных - жажда свободы. Пусть на миг, но они хотели ею насладиться, почувствовать ее, а потом и умереть не страшно, но ни в коем случае не в плен - там смерть. Потому главный герой рассказа “Последний бой майора Пугачева” предпочитает убить себя, но не сдаться.

«Мы научились смирению, мы разучились удивляться. У нас не было гордости, себялюбия, самолюбия, а ревность и страсть казались нам марсианскими понятиями, и притом пустяками», - писал Шаламов.

Автор подробнейшим образом (кстати, есть ряд случаев, когда одни и те же -- буквально, дословно -- описания тех или иных сцен встречаются в нескольких рассказах) описывает все -- как спят, просыпаются, едят, ходят, одеваются, работают, «развлекаются» заключенные; как зверски относятся к ним конвойные, врачи, лагерное начальство. В каждом рассказе говорится о непрерывно сосущем голоде, о постоянном холоде, болезнях, о непосильной каторжной работе, от которой валятся с ног, о беспрерывных оскорблениях и унижениях, о ни на минуту не оставляющем душу страхе быть обиженным, избитым, искалеченным, зарезанным «блатарями», которых побаивается и лагерное начальство. Несколько раз В. Шаламов сравнивает жизнь этих лагерей с «Записками из Мертвого дома» Достоевского и приходит каждый раз к выводу, что «Мертвый дом» Достоевского -- это рай земной сравнительно с тем, что испытывают персонажи «Колымских рассказов». Единственно, кто благоденствует в лагерях -- это воры. Они безнаказанно грабят и убивают, терроризируют врачей, симулируют, не работают, дают направо и налево взятки -- и живут неплохо. На них никакой управы нет. Постоянные мучения, страдания, изнуряющая работа, загоняющая в могилу -- это удел честных людей, которые загнаны сюда по обвинению в контрреволюционной деятельности, но на самом деле являются людьми, ни в чем неповинными.

И вот перед нами проходят «кадры» этого страшного повествования: убийства во время карточной игры («На представку»), выкапывание трупов из могил для грабежа («Ночью»), умопомешательство («Дождь»), религиозный фанатизм («Апостол Павел»), смерти («Тетя Поля»), убийства («Первая смерть»), самоубийства («Серафим»), беспредельное владычество воров («Заклинатель змей»), варварские методы выявления симуляции («Шоковая терапия»), убийства врачей («Красный крест»), убийства заключенных конвоем («Ягоды»), убийство собак («Сука Тамара»), поедание человеческих трупов («Тайга золотая») и так далее и все в таком же духе.

При этом все описания очень зримые, очень детализированные, часто с многочисленными натуралистическими подробностями.

Через все описания проходят основные эмоциональные мотивы -- чувство голода, превращающее каждого человека в зверя, страх и приниженность, медленное умирание, безграничный произвол и беззаконие. Все это фотографируется, нанизывается, ужасы нагромождаются без всяких попыток как-то все осмыслить, разобраться в причинах и следствиях описываемого.

Если говорить о мастерстве Шаламова - художника, о его манере изложения, то следует отметить, что язык его прозы -- простой, предельно точный. Интонация повествования -- спокойная, без надрыва. Сурово, лаконично, без каких-либо попыток психологического анализа, даже где-то документально писатель говорит о происходящем. Шаламов добивается ошеломляющего воздействия на читателя путем контраста спокойствия неспешного, спокойного повествования автора и взрывного, ужасающего содержания

Что удивительно, писатель нигде не впадает в патетический надрыв, нигде не рассыпается в проклятьях на судьбу или на власть. Эту привилегию он оставляет читателю, который волей-неволей будет содрогаться при прочтении каждого нового рассказа. Ведь он будет знать, что все это не вымысел автора, а жестокая правда, пускай и облеченная в художественную форму.

Главный образ, объединяющий все рассказы -- образ лагеря как абсолютного зла. Шаламова рассматривает ГУЛАГ как точную копию модели тоталитарного сталинского общества: «...Лагерь -- не противопоставление ада раю. а слепок нашей жизни... Лагерь... мироподобен». Лагерь -- ад -- это постоянная ассоциация, приходящая на ум во время прочтения «Колымских рассказов». Это ассоциация возникает даже не потому, что постоянно сталкиваешься с нечеловеческими муками заключенных, но и потому, что лагерь представляется царством мертвых. Так, рассказ «Надгробное слово» начинается со слов: «Все умерли...» На каждой странице встречаешься со смертью, которую здесь можно назвать в числе главных героев. Всех героев, если рассматривать их в связи с перспективой смерти в лагере, можно разделить на три группы: первая -- герои, которые уже умерли, а писатель вспоминает о них; вторая -- те, которые умрут почти наверняка; и третья группа -- те, которым, возможно, повезет, но это не наверняка. Это утверждение становится наиболее очевидным, если вспомнить о том, что писатель в большинстве случаев рассказывает о тех, с кем встречался и кого пережил в лагере: человека, расстрелянного за невыполнение плана его участком, своего однокурсника, с которым встретились через 10 лет в камере Бутырской тюрьмы, французского коммуниста, которого бригадир убил одним ударом кулака...

Варлам Шаламов пережил всю свою жизнь заново, написав достаточно тяжёлый труд. Откуда у него были силы? Возможно, всё было для того, что бы кто-то из тех, кто остался жив, донёс словом ужасы русского человека на своей собственной земле. У меня изменилось представление о жизни как о благе, о счастье. Колыма научила меня совсем другому. Принцип моего века, моего личного существования, всей жизни моей, вывод из моего личного опыта, правило, усвоенное этим опытом, может быть выражено в немногих словах. Сначала нужно возвратить пощёчины и только во вторую очередь - подаяния. Помнить зло раньше добра. Помнить всё хорошее - сто лет, а всё плохое - двести. Этим я и отличаюсь от всех русских гуманистов девятнадцатого и двадцатого века».(В. Шаламов)