© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Гранатовый браслет

L. van Beethoven. 2 Son. (ор. 2, № 2).

Largo Appassionato

I

В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного моря. То по целым суткам тяжело лежал над землею и морем густой туман, и тогда огромная сирена на маяке ревела днем и ночью, точно бешеный бык. То с утра до утра шел не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик, превращавший глинистые дороги и тропинки в сплошную густую грязь, в которой увязали надолго возы и экипажи. То задувал с северо-запада, со стороны степи, свирепый ураган; от него верхушки деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно волны в бурю, гремели по ночам железные кровли дач, казалось, будто кто-то бегает по ним в подкованных сапогах, вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах. Несколько рыбачьих баркасов заблудилось в море, а два и совсем не вернулись: только спустя неделю повыбрасывало трупы рыбаков в разных местах берега.

Обитатели пригородного морского курорта – большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, – поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках, на запотевших, обессилевших лошадей, которые то и дело останавливались, дрожа коленями, дымясь и часто нося боками, на сипло ругавшихся дрогалей, закутанных от дождя в рогожи. Еще печальнее было видеть оставленные дачи с их внезапным простором, пустотой и оголенностью, с изуродованными клумбами, разбитыми стеклами, брошенными собаками и всяческим дачным сором из окурков, бумажек, черепков, коробочек и аптекарских пузырьков.

Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья.

Княгиня Вера Николаевна Шеина, жена предводителя дворянства, не могла покинуть дачи, потому что в их городском доме еще не покончили с ремонтом. И теперь она очень радовалась наступившим прелестным дням, тишине, уединению, чистому воздуху, щебетанью на телеграфных проволоках ласточек, стаившихся к отлету, и ласковому соленому ветерку, слабо тянувшему с моря.

II

Кроме того, сегодня был день ее именин – 17 сентября. По милым, отдаленным воспоминаниям детства она всегда любила этот день и всегда ожидала от него чего-то счастливо-чудесного. Муж, уезжая утром по спешным делам в город, положил ей на ночной столик футляр с прекрасными серьгами из грушевидных жемчужин, и этот подарок еще больше веселил ее.

Она была одна во всем доме. Ее холостой брат Николай, товарищ прокурора, живший обыкновенно вместе с ними, также уехал в город, в суд. К обеду муж обещал привезти немногих и только самых близких знакомых. Хорошо выходило, что именины совпали с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед, пожалуй, даже на бал, а здесь, на даче, можно было обойтись самыми небольшими расходами. Князь Шеин, несмотря на свое видное положение в обществе, а может быть, и благодаря ему, едва сводил концы с концами. Огромное родовое имение было почти совсем расстроено его предками, а жить приходилось выше средств: делать приемы, благотворить, хорошо одеваться, держать лошадей и т. д. Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удержаться от полного разорения. Она во многом, незаметно для него, отказывала себе и, насколько возможно, экономила в домашнем хозяйстве.

Теперь она ходила по саду и осторожно срезала ножницами цветы к обеденному столу. Клумбы опустели и имели беспорядочный вид. Доцветали разноцветные махровые гвоздики, а также левкой – наполовину в цветах, а наполовину в тонких зеленых стручьях, пахнувших капустой, розовые кусты еще давали – в третий раз за это лето – бутоны и розы, но уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся. Зато пышно цвели своей холодной, высокомерной красотою георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый, грустный запах. Остальные цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного летнего материнства тихо осыпали на землю бесчисленные семена будущей жизни.

Близко на шоссе послышались знакомые звуки автомобильного трехтонного рожка. Это подъезжала сестра княгини Веры – Анна Николаевна Фриессе, с утра обещавшая по телефону приехать помочь сестре принимать гостей и по хозяйству.

Тонкий слух не обманул Веру. Она пошла навстречу. Через несколько минут у дачных ворот круто остановился изящный автомобиль-карета, и шофер, ловко спрыгнув с сиденья, распахнул дверцу.

Сестры радостно поцеловались. Они с самого раннего детства были привязаны друг к другу теплой и заботливой дружбой. По внешности они до странного не были схожи между собою. Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах. Младшая – Анна, – наоборот, унаследовала монгольскую кровь отца, татарского князя, дед которого крестился только в начале XIX столетия и древний род которого восходил до самого Тамерлана, или Ланг-Темира, как с гордостью называл ее отец, по-татарски, этого великого кровопийцу. Она была на полголовы ниже сестры, несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная, насмешница. Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком, чувственном рте, особенно в слегка выдвинутой вперед полной нижней губе, – лицо это, однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью, которая заключалась, может быть, в улыбке, может быть, в глубокой женственности всех черт, может быть, в пикантной, задорно-кокетливой мимике. Ее грациозная некрасивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота ее сестры.

Она была замужем за очень богатым и очень глупым человеком, который ровно ничего не делал, но числился при каком-то благотворительном учреждении и имел звание камер-юнкера. Мужа она терпеть не могла, но родила от него двух детей – мальчика и девочку; больше она решила не иметь детей и не имела. Что касается Веры – та жадно хотела детей и даже, ей казалось, чем больше, тем лучше, но почему-то они у нее не рождались, и она болезненно и пылко обожала хорошеньких малокровных детей младшей сестры, всегда приличных и послушных, с бледными мучнистыми лицами и с завитыми льняными кукольными волосами.

Анна вся состояла из веселой безалаберности и милых, иногда странных противоречий. Она охотно предавалась самому рискованному флирту во всех столицах и на всех курортах Европы, но никогда не изменяла мужу, которого, однако, презрительно высмеивала и в глаза, и за глаза; была расточительна, страшно любила азартные игры, танцы, сильные впечатления, острые зрелища, посещала за границей сомнительные кафе, но в то же время отличалась щедрой добротой и глубокой, искренней набожностью, которая заставила ее даже принять тайно католичество. У нее были редкой красоты спина, грудь и плечи. Отправляясь на большие балы, она обнажалась гораздо больше пределов, дозволяемых приличием и модой, но говорили, что под низким декольте у нее всегда была надета власяница.

Вера же была строго проста, со всеми холодно и немного свысока любезна, независима и царственно спокойна.

III

– Боже мой, как у вас здесь хорошо! Как хорошо! – говорила Анна, идя быстрыми и мелкими шагами рядом с сестрой по дорожке. – Если можно, посидим немного на скамеечке над обрывом. Я так давно не видела моря. И какой чудный воздух: дышишь – и сердце веселится. В Крыму, в Мисхоре, прошлым летом я сделала изумительное открытие. Знаешь, чем пахнет морская вода во время прибоя? Представь себе – резедой.

Вера ласково усмехнулась:

– Ты фантазерка.

– Нет, нет. Я помню также раз, надо мной все смеялись, когда я сказала, что в лунном свете есть какой-то розовый оттенок. А на днях художник Борицкий – вот тот, что пишет мой портрет, – согласился, что я была права и что художники об этом давно знают.

– Художник – твое новое увлечение?

– Ты всегда придумаешь! – засмеялась Анна и, быстро подойдя к самому краю обрыва, отвесной стеной падавшего глубоко в море, заглянула вниз и вдруг вскрикнула в ужасе и отшатнулась назад с побледневшим лицом.

– У, как высоко! – произнесла она ослабевшим и вздрагивающим голосом. – Когда я гляжу с такой высоты, у меня всегда как-то сладко и противно щекочет в груди… и пальцы на ногах щемит… И все-таки тянет, тянет…

Она хотела еще раз нагнуться над обрывом, но сестра остановила ее.

– Анна, дорогая моя, ради Бога! У меня у самой голова кружится, когда ты так делаешь. Прошу тебя, сядь.

– Ну хорошо, хорошо, села… Но ты только посмотри, какая красота, какая радость – просто глаз не насытится. Если бы ты знала, как я благодарна Богу за все чудеса, которые он для нас сделал!

Обе на минутку задумались. Глубоко-глубоко под ними покоилось море. Со скамейки не было видно берега, и оттого ощущение бесконечности и величия морского простора еще больше усиливалось. Вода была ласково-спокойна и весело-синя, светлея лишь косыми гладкими полосами в местах течения и переходя в густо-синий глубокий цвет на горизонте.

Рыбачьи лодки, с трудом отмечаемые глазом – такими они казались маленькими, – неподвижно дремали в морской глади, недалеко от берега. А дальше точно стояло в воздухе, не подвигаясь вперед, трехмачтовое судно, все сверху донизу одетое однообразными, выпуклыми от ветра, белыми стройными парусами.

– Я тебя понимаю, – задумчиво сказала старшая сестра, – но у меня как-то не так, как у тебя. Когда я в первый раз вижу море после большого времени, оно меня и волнует, и радует, и поражает. Как будто я в первый раз вижу огромное, торжественное чудо. Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей плоской пустотой… Я скучаю, глядя на него, и уж стараюсь больше не смотреть. Надоедает.

Анна улыбнулась.

– Чему ты? – спросила сестра.

– Прошлым летом, – сказала Анна лукаво, – мы из Ялты поехали большой кавалькадой верхом на Уч-Кош. Это там, за лесничеством, выше водопада. Попали сначала в облако, было очень сыро и плохо видно, а мы все поднимались вверх по крутой тропинке между соснами. И вдруг как-то сразу окончился лес, и мы вышли из тумана. Вообрази себе: узенькая площадка на скале, и под ногами у нас пропасть. Деревни внизу кажутся не больше спичечной коробки, леса и сады – как мелкая травка. Вся местность спускается к морю, точно географическая карта. А там дальше – море! Верст на пятьдесят, на сто вперед. Мне казалось – я повисла в воздухе и вот-вот полечу. Такая красота, такая легкость! Я оборачиваюсь назад и говорю проводнику в восторге: «Что? Хорошо, Сеид-оглы?» А он только языком почмокал: «Эх, барина, как мине все это надоел. Каждый день видим».

– Благодарю за сравнение, – засмеялась Вера, – нет, я только думаю, что нам, северянам, никогда не понять прелести моря. Я люблю лес. Помнишь лес у нас в Егоровском?.. Разве может он когда-нибудь прискучить? Сосны!.. А какие мхи!.. А мухоморы! Точно из красного атласа и вышиты белым бисером. Тишина такая… прохлада.

– Мне все равно, я все люблю, – ответила Анна. – А больше всего я люблю мою сестренку, мою благоразумную Вереньку. Нас ведь только двое на свете.

Она обняла старшую сестру и прижалась к ней, щека к щеке. И вдруг спохватилась.

– Нет, какая же я глупая! Мы с тобою, точно в романе, сидим и разговариваем о природе, а я совсем забыла про мой подарок. Вот посмотри. Я боюсь только, понравится ли?

Она достала из своего ручного мешочка маленькую записную книжку в удивительном переплете: на старом, стершемся и посеревшем от времени синем бархате вился тускло-золотой филигранный узор редкой сложности, тонкости и красоты, – очевидно, любовное дело рук искусного и терпеливого художника. Книжка была прикреплена к тоненькой, как нитка, золотой цепочке, листки в середине были заменены таблетками из слоновой кости.

– Какая прекрасная вещь! Прелесть! – сказала Вера и поцеловала сестру. – Благодарю тебя. Где ты достала такое сокровище?

– В одной антикварной лавочке. Ты ведь знаешь мою слабость рыться в старинном хламе. Вот я и набрела на этот молитвенник. Посмотри, видишь, как здесь орнамент делает фигуру креста. Правда, я нашла только один переплет, остальное все пришлось придумывать – листочки, застежки, карандаш. Но Моллине совсем не хотел меня понять, как я ему ни толковала. Застежки должны были быть в таком же стиле, как и весь узор, матовые, старого золота, тонкой резьбы, а он бог знает что сделал. Зато цепочка настоящая венецианская, очень древняя.

Вера ласково погладила прекрасный переплет.

– Какая глубокая старина!.. Сколько может быть этой книжке? – спросила она.

– Я боюсь определить точно. Приблизительно конец семнадцатого века, середина восемнадцатого…

– Как странно, – сказала Вера с задумчивой улыбкой. – Вот я держу в своих руках вещь, которой, может быть, касались руки маркизы Помпадур или самой королевы Антуанетты… Но знаешь, Анна, это только тебе могла прийти в голову шальная мысль переделать молитвенник в дамский carnet . Однако все-таки пойдем посмотрим, что там у нас делается.

Они пошли в дом через большую каменную террасу, со всех сторон закрытую густыми шпалерами винограда «изабелла». Черные обильные гроздья, издававшие слабый запах клубники, тяжело свисали между темной, кое-где озолоченной солнцем зеленью. По всей террасе разливался зеленый полусвет, от которого лица женщин сразу побледнели.

– Ты велишь здесь накрывать? – спросила Анна.

– Да, я сама так думала сначала… Но теперь вечера такие холодные. Уж лучше в столовой. А мужчины пусть сюда уходят курить.

– Будет кто-нибудь интересный?

– Я еще не знаю. Знаю только, что будет наш дедушка.

– Ах, дедушка милый. Вот радость! – воскликнула Анна и всплеснула руками. – Я его, кажется, сто лет не видала.

– Будет сестра Васи и, кажется, профессор Спешников. Я вчера, Анненька, просто голову потеряла. Ты знаешь, что они оба любят покушать – и дедушка и профессор. Но ни здесь, ни в городе – ничего не достанешь ни за какие деньги. Лука отыскал где-то перепелов – заказал знакомому охотнику – и что-то мудрит над ними. Ростбиф достали сравнительно недурной, – увы! – неизбежный ростбиф. Очень хорошие раки.

– Ну что ж, не так уж дурно. Ты не тревожься. Впрочем, между нами, у тебя у самой есть слабость вкусно поесть.

– Но будет и кое-что редкое. Сегодня утром рыбак принес морского петуха. Я сама видела. Прямо какое-то чудовище. Даже страшно.

Анна, до жадности любопытная ко всему, что ее касалось и что не касалось, сейчас же потребовала, чтобы ей принесли показать морского петуха.

Пришел высокий, бритый, желтолицый повар Лука с большой продолговатой белой лоханью, которую он с трудом, осторожно держал за ушки, боясь расплескать воду на паркет.

– Двенадцать с половиною фунтов, ваше сиятельство, – сказал он с особенной поварской гордостью. – Мы давеча взвешивали.

Рыба была слишком велика для лоханки и лежала на дне, завернув хвост. Ее чешуя отливала золотом, плавники были ярко-красного цвета, а от громадной хищной морды шли в стороны два нежно-голубых складчатых, как веер, длинных крыла. Морской петух был еще жив и усиленно работал жабрами.

Младшая сестра осторожно дотронулась мизинцем до головы рыбы. Но петух неожиданно всплеснул хвостом, и Анна с визгом отдернула руку.

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, все в лучшем виде устроим, – сказал повар, очевидно, понимавший тревогу Анны. – Сейчас болгарин принес две дыни. Ананасные. На манер, вроде как канталупы, но только запах куда ароматнее. И еще осмелюсь спросить ваше сиятельство, какой соус прикажете подавать к петуху: тартар или польский, а то можно просто сухари в масле?

– Делай, как знаешь. Ступай! – сказала княгиня.

IV

После пяти часов стали съезжаться гости. Князь Василий Львович привез с собою вдовую сестру Людмилу Львовну, по мужу Дурасову, полную, добродушную и необыкновенно молчаливую женщину; светского молодого богатого шалопая и кутилу Васючка, которого весь город знал под этим фамильярным именем, очень приятного в обществе уменьем петь и декламировать, а также устраивать живые картины, спектакли и благотворительные базары; знаменитую пианистку Женни Рейтер, подругу княгини Веры по Смольному институту, а также своего шурина Николая Николаевича. За ними приехал на автомобиле муж Анны с бритым толстым, безобразно огромным профессором Спешниковым и с местным вице-губернатором фон Зекком. Позднее других приехал генерал Аносов, в хорошем наемном ландо, в сопровождении двух офицеров: штабного полковника Понамарева, преждевременно состарившегося, худого, желчного человека, изможденного непосильной канцелярской работой, и гвардейского гусарского поручика Бахтинского, который славился в Петербурге как лучший танцор и несравненный распорядитель балов.

Генерал Аносов, тучный, высокий, серебряный старец, тяжело слезал с подножки, держась одной рукой за поручни козел, а другой – за задок экипажа. В левой руке он держал слуховой рожок, а в правой – палку с резиновым наконечником. У него было большое, грубое, красное лицо с мясистым носом и с тем добродушно-величавым, чуть-чуть презрительным выражением в прищуренных глазах, расположенных лучистыми, припухлыми полукругами, какое свойственно мужественным и простым людям, видавшим часто и близко перед своими глазами опасность и смерть. Обе сестры, издали узнавшие его, подбежали к коляске как раз вовремя, чтобы полушутя, полусерьезно поддержать его с обеих сторон под руки.

– Точно… архиерея! – сказал генерал ласковым хриповатым басом.

– Дедушка, миленький, дорогой! – говорила Вера тоном легкого упрека. – Каждый день вас ждем, а вы хоть бы глаза показали.

– Дедушка у нас на юге всякую совесть потерял, – засмеялась Анна. – Можно было бы, кажется, вспомнить о крестной дочери. А вы держите себя донжуаном, бесстыдник, и совсем забыли о нашем существовании…

Генерал, обнажив свою величественную голову, целовал поочередно руки у обеих сестер, потом целовал их в щеки и опять в руку.

– Девочки… подождите… не бранитесь, – говорил он, перемежая каждое слово вздохами, происходившими от давнишней одышки. – Честное слово… докторишки разнесчастные… все лето купали мои ревматизмы… в каком-то грязном… киселе, ужасно пахнет… И не выпускали… Вы первые… к кому приехал… Ужасно рад… с вами увидеться… Как прыгаете?.. Ты, Верочка… совсем леди… очень стала похожа… на покойницу мать… Когда крестить позовешь?

– Ой, боюсь, дедушка, что никогда…

– Не отчаивайся… все впереди… Молись Богу… А ты, Аня, вовсе не изменилась… Ты в шестьдесят лет… будешь такая же стрекоза-егоза. Постойте-ка. Давайте я вам представлю господ офицеров.

– Я уже давно имел эту честь! – сказал полковник Понамарев, кланяясь.

– Я был представлен княгине в Петербурге, – подхватил гусар.

– Ну, так представлю тебе, Аня, поручика Бахтинского. Танцор и буян, но хороший кавалерист. Вынь-ка, Бахтинский, милый мой, там из коляски… Пойдемте, девочки… Чем, Верочка, будешь кормить? У меня… после лиманного режима… аппетит, как у выпускного… прапорщика.

Генерал Аносов был боевым товарищем и преданным другом покойного князя Мирза-Булат-Тугановского. Всю нежную дружбу и любовь он после смерти князя перенес на его дочерей. Он знал их еще совсем маленькими, а младшую Анну даже крестил. В то время – как и до сих пор – он был комендантом большой, но почти упраздненной крепости в г. К. и ежедневно бывал в доме Тугановских. Дети просто обожали его за баловство, за подарки, за ложи в цирк и театр и за то, что никто так увлекательно не умел играть с ними, как Аносов. Но больше всего их очаровывали и крепче всего запечатлелись в их памяти его рассказы о военных походах, сражениях и стоянках на бивуаках, о победах и отступлениях, о смерти, ранах и лютых морозах, – неторопливые, эпически спокойные, простосердечные рассказы, рассказываемые между вечерним чаем и тем скучным часом, когда детей позовут спать.

По нынешним нравам этот обломок старины представлялся исполинской и необыкновенно живописной фигурой. В нем совмещались именно те простые, но трогательные и глубокие черты, которые даже и в его времена гораздо чаще встречались в рядовых, чем в офицерах, те чисто русские, мужицкие черты, которые в соединении дают возвышенный образ, делавший иногда нашего солдата не только непобедимым, но и великомучеником, почти святым, – черты, состоявшие из бесхитростной, наивной веры, ясного, добродушно-веселого взгляда на жизнь, холодной и деловой отваги, покорства перед лицом смерти, жалости к побежденному, бесконечного терпения и поразительной физической и нравственной выносливости.

Аносов, начиная с польской войны, участвовал во всех кампаниях, кроме японской. Он и на эту войну пошел бы без колебаний, но его не позвали, а у него всегда было великое по скромности правило: «Не лезь на смерть, пока тебя не позовут». За всю свою службу он не только никогда не высек, но даже не ударил ни одного солдата. Во время польского мятежа он отказался однажды расстреливать пленных, несмотря на личное приказание полкового командира. «Шпиона я не только расстреляю, – сказал он, – но, если прикажете, лично убью. А это пленные, и я не могу». И сказал он это так просто, почтительно, без тени вызова или рисовки, глядя прямо в глаза начальнику своими ясными, твердыми глазами, что его, вместо того чтобы самого расстрелять, оставили в покое.

В войну 1877–1879 годов он очень быстро дослужился до чина полковника, несмотря на то что был мало образован или, как он сам выражался, кончил только «медвежью академию». Он участвовал при переправе через Дунай, переходил Балканы, отсиживался на Шипке, был при последней атаке Плевны; ранили его один раз тяжело, четыре – легко, и, кроме того, он получил осколком гранаты жестокую контузию в голову. Радецкий и Скобелев знали его лично и относились к нему с исключительным уважением. Именно про него и сказал как-то Скобелев: «Я знаю одного офицера, который гораздо храбрее меня, – это майор Аносов».

С войны он вернулся почти оглохший благодаря осколку гранаты, с больной ногой, на которой были ампутированы три отмороженных, во время балканского перехода, пальца, с жесточайшим ревматизмом, нажитым на Шипке. Его хотели было по истечении двух лет мирной службы упечь в отставку, но Аносов заупрямился. Тут ему очень кстати помог своим влиянием начальник края, живой свидетель его хладнокровного мужества при переправе через Дунай. В Петербурге решили не огорчать заслуженного полковника, и ему дали пожизненное место коменданта в г. К. – должность более почетную, чем нужную в целях государственной обороны.

В городе его все знали от мала до велика и добродушно посмеивались над его слабостями, привычками и манерой одеваться. Он всегда ходил без оружия, в старомодном сюртуке, в фуражке с большими полями и с громадным прямым козырьком, с палкою в правой руке, со слуховым рожком в левой и непременно в сопровождении двух ожиревших, ленивых, хриплых мопсов, у которых всегда кончик языка был высунут наружу и прикушен. Если ему во время обычной утренней прогулки приходилось встречаться со знакомыми, то прохожие за несколько кварталов слышали, как кричит комендант и как дружно вслед за ним лают его мопсы.

Как многие глухие, он был страстным любителем оперы, и иногда, во время какого-нибудь томного дуэта, вдруг на весь театр раздавался его решительный бас: «А ведь чисто взял до, черт возьми! Точно орех разгрыз». По театру проносился сдержанный смех, но генерал даже и не подозревал этого: по своей наивности он думал, что шепотом обменялся со своим соседом свежим впечатлением.

По обязанности коменданта он довольно часто, вместе со своими хрипящими мопсами, посещал главную гауптвахту, где весьма уютно за винтом, чаем и анекдотами отдыхали от тягот военной службы арестованные офицеры. Он внимательно расспрашивал каждого: «Как фамилия? Кем посажен? На сколько? За что?» Иногда совершенно неожиданно хвалил офицера за бравый, хотя и противозаконный поступок, иногда начинал распекать, крича так, что его бывало слышно на улице. Но, накричавшись досыта, он без всяких переходов и пауз осведомлялся, откуда офицеру носят обед и сколько он за него платит. Случалось, что какой-нибудь заблудший подпоручик, присланный для долговременной отсидки из такого захолустья, где даже не имелось собственной гауптвахты, признавался, что он, по безденежью, довольствуется из солдатского котла. Аносов немедленно распоряжался, чтобы бедняге носили обед из комендантского дома, от которого до гауптвахты было не более двухсот шагов.

В г. К. он и сблизился с семьей Тугановских и такими тесными узами привязался к детям, что для него стало душевной потребностью видеть их каждый вечер. Если случалось, что барышни выезжали куда-нибудь или служба задерживала самого генерала, то он искренно тосковал и не находил себе места в больших комнатах комендантского дома. Каждое лето он брал отпуск и проводил целый месяц в имении Тугановских, Егоровском, отстоявшем от К. на пятьдесят верст.

Он всю свою скрытую нежность души и потребность сердечной любви перенес на эту детвору, особенно на девочек. Сам он был когда-то женат, но так давно, что даже позабыл об этом. Еще до войны жена сбежала от него с проезжим актером, пленясь его бархатной курткой и кружевными манжетами. Генерал посылал ей пенсию вплоть до самой ее смерти, но в дом к себе не пустил, несмотря на сцены раскаяния и слезные письма. Детей у них не было.

V

Против ожидания, вечер был так тих и тепел, что свечи на террасе и в столовой горели неподвижными огнями. За обедом всех потешал князь Василий Львович. У него была необыкновенная и очень своеобразная способность рассказывать. Он брал в основу рассказа истинный эпизод, где главным действующим лицом являлся кто-нибудь из присутствующих или общих знакомых, но так сгущал краски и при этом говорил с таким серьезным лицом и таким деловым тоном, что слушатели надрывались от смеха. Сегодня он рассказывал о неудавшейся женитьбе Николая Николаевича на одной богатой и красивой даме. В основе было только то, что муж дамы не хотел давать ей развода. Но у князя правда чудесно переплелась с вымыслом. Серьезного, всегда несколько чопорного Николая он заставил ночью бежать по улице в одних чулках, с башмаками под мышкой. Где-то на углу молодого человека задержал городовой, и только после длинного и бурного объяснения Николаю удалось доказать, что он товарищ прокурора, а не ночной грабитель. Свадьба, по словам рассказчика, чуть-чуть было не состоялась, но в самую критическую минуту отчаянная банда лжесвидетелей, участвовавших в деле, вдруг забастовала, требуя прибавки к заработной плате. Николай из скупости (он и в самом деле был скуповат), а также будучи принципиальным противником стачек и забастовок, наотрез отказался платить лишнее, ссылаясь на определенную статью закона, подтвержденную мнением кассационного департамента. Тогда рассерженные лжесвидетели на известный вопрос: «Не знает ли кто-нибудь из присутствующих поводов, препятствующих совершению брака?» – хором ответили: «Да, знаем. Все показанное нами на суде под присягой – сплошная ложь, к которой нас принудил угрозами и насилием господин прокурор. А про мужа этой дамы мы, как осведомленные лица, можем сказать только, что это самый почтенный человек на свете, целомудренный, как Иосиф, и ангельской доброты».

Напав на нить брачных историй, князь Василий не пощадил и Густава Ивановича Фриессе, мужа Анны, рассказав, что он на другой день после свадьбы явился требовать при помощи полиции выселения новобрачной из родительского дома, как не имеющую отдельного паспорта, и водворения ее на место проживания законного мужа. Верного в этом анекдоте было только то, что в первые дни замужней жизни Анна должна была безотлучно находиться около захворавшей матери, так как Вера спешно уехала к себе на юг, а бедный Густав Иванович предавался унынию и отчаянию.

Все смеялись. Улыбалась и Анна своими прищуренными глазами. Густав Иванович хохотал громко и восторженно, и его худое, гладко обтянутое блестящей кожей лицо, с прилизанными жидкими, светлыми волосами, с ввалившимися глазными орбитами, походило на череп, обнажавший в смехе прескверные зубы. Он до сих пор обожал Анну, как и в первый день супружества, всегда старался сесть около нее, незаметно притронуться к ней и ухаживал за нею так влюбленно и самодовольно, что часто становилось за него и жалко и неловко.

Перед тем как вставать из-за стола, Вера Николаевна машинально пересчитала гостей. Оказалось – тринадцать. Она была суеверна и подумала про себя: «Вот это нехорошо! Как мне раньше не пришло в голову посчитать? И Вася виноват – ничего не сказал по телефону».

Когда у Шеиных или у Фриессе собирались близкие знакомые, то после обеда обыкновенно играли в покер, так как обе сестры до смешного любили азартные игры. В обоих домах даже выработались на этот счет свои правила: всем играющим раздавались поровну костяные жетончики определенной цены, и игра длилась до тех пор, пока все костяшки не переходили в одни руки, – тогда игра на этот вечер прекращалась, как бы партнеры ни настаивали на продолжении. Брать из кассы второй раз жетоны строго запрещалось. Такие суровые законы были выведены из практики, для обуздания княгини Веры и Анны Николаевны, которые в азарте не знали никакого удержу. Общий проигрыш редко достигал ста – двухсот рублей.

Сели за покер и на этот раз. Вера, не принимавшая участия в игре, хотела выйти на террасу, где накрывали к чаю, но вдруг ее с несколько таинственным видом вызвала из гостиной горничная.

В литературе вообще, а в русской литера-туре в особенности, проблема взаимоотно-шения человека с окружающим его миром занимает существенное место. Личность и среда, индивидуум и общество — об этом размышляли многие русские писатели XIX века. Плоды этих размышлений отрази-лись во многих устойчивых формулировках, например в известной фразе «среда за-ела». Заметно обострился интерес к этой теме в конце XIX — начале XX века, в эпоху, переломную для России. В духе гуманисти-ческих традиций, унаследованных от про-шлого, рассматривает этот вопрос Алек-сандр Куприн, используя при этом все ху-дожественные средства, которые стали достижением рубежа веков.

Творчество этого писателя было долгое время как бы в тени, его заслоняли яркие представители современников. Сегодня произведения А. Куприна вызывают боль-шой интерес. Они привлекают читателя своей простотой, человечностью, демокра-тичностью в самом благородном смысле этого слова. Мир героев А. Куприна пестр и разнообразен. Он сам прожил яркую, на-полненную многообразными впечатления-ми жизнь — был и военным, и конторщи-ком, и землемером, и актером бродячей цирковой труппы. А. Куприн много раз го-ворил, что не понимает писателей, которые не находят в природе и людях ничего инте-реснее себя. Писателю очень интересны человеческие судьбы, при этом герои его произведений — чаще всего не удачливые, преуспевающие, довольные собой и жиз-нью люди, а скорее наоборот. Но А. Куприн относится к своим внешне неказистым и невезучим героям с той теплотой и чело-вечностью, которые всегда отличала рус-ских писателей. В персонажах рассказов «Белый пудель», «Тапер», «Гамбринус», а также многих других угадываются черты «маленького человека», однако писатель не просто воспроизводит этот тип, но заново переосмысливает его.

Раскроем очень известный рассказ Купри-на «Гранатовый браслет», написанный в 1911 году. В основе его сюжета — реальное событие — любовь телеграфного чиновника П. П. Желткова к жене важного чиновника, члена Государственного совета Любимова. Об этой истории упоминает сын Любимо-вой, автор известных воспоминаний Лев Лю-бимов. В жизни все закончилось иначе, чем в рассказе А. Куприна, —. чиновник принял браслет и перестал писать письма, больше о нем ничего не было известно. В семье Лю-бимовых этот случай вспоминался как странный и курьезный. Под пером же писателя история вылилась в печальный и трагический рассказ о жизни маленького человека, которого возвысила и погубила любовь. Это передается через композицию произведения. В нем дается обширное, неторопливое вступление, кото-рое вводит нас в экспозицию дома Шейных. Сама история необыкновенной любви, исто-рия гранатового браслета рассказывается таким образом, что мы видим ее глазами разных людей: князя Василия, который рас-сказывает ее как анекдотический случай, брата Николая, для которого все в этой исто-рии видится оскорбительным и подозри-тельным, самой Веры Николаевны и, нако-нец, генерала Аносова, первым предполо-жившего, что здесь, может быть, кроется настоящая любовь, «о которой грезят жен-щины и на которую больше не способны мужчины». Круг, к которому принадлежит Вера Николаевна, не может допустить, что это настоящее чувство, не столько из-за странности поведения Желткова, сколько из-за предрассудков, которые владеют ими. Куприн же, желая убедить нас, читателей, в подлинности любви Желткова, прибегает к самому неопровержимому аргументу — самоубийству героя. Таким образом утверж-дается право маленького человека на счас-тье, при этом возникает мотив его нравст-венного превосходства над людьми, столь жестоко оскорбившими его, не сумевшими понять силу чувства, которое составляло весь смысл его жизни.

Рассказ Куприна одновременно грустный и светлый. Его пронизывает музыкальное начало — в качестве эпиграфа указывается музыкальное произведение, — и заверша-ется рассказ сценой, когда героиня слуша-ет музыку в трагический для нее момент нравственного прозрения. В текст произве-дения входит тема неотвратимости гибели главного героя — она передана через сим-волику света: в момент получения браслета Вера Николаевна видит красные камни в нем и с тревогой думает, что они похожи на кровь. Наконец, в рассказе возникает тема столкновения различных культурных тради-ций: тема востока — монгольская кровь от-ца Веры и Анны, татарского князя, вводит в рассказ тему любви-страсти, безрассуд-ности; упоминание о том, что мать сес-тер — англичанка, вводит тему рассудочно-сти, бесстрастности в сфере чувств, власти разума над сердцем. В финальной части рассказа появляется третья линия: не слу-чайно, что квартирная хозяйка оказывается католичкой. Этим в произведение вводится тема любви-преклонения, которым в като-личестве окружена Божья Матерь, любви-самопожертвования.

Герой А. Куприна, маленький человек, сталкивается с окружающим его миром не-понимания, миром людей, для которых лю-бовь — это род безумия, и, столкнувшись с ним, погибает.

В замечательной повести «Олеся» перед нами предстает поэтический образ девуш-ки, выросшей в избе старой «колдуньи», вне обычных норм крестьянской семьи. Любовь Олеси к случайно заехавшему в глухую лесную деревушку интеллигенту Ивану Тимофеевичу — это свободное, про-стое и сильное чувство, без оглядки и обяза-тельств, среди высоких сосен, окрашенных багровым отблеском догорающей зари. Ис-тория девушки заканчивается трагически. В привольную жизнь Олеси вторгаются и ко-рыстные расчеты деревенских чиновников, и суеверия темных крестьян. Избитая и ос-меянная, Олеся вынуждена с Мануйлихой бежать из лесного гнезда.

В произведениях Куприна многие герои имеют сходные черты — это душевная чисто-та, мечтательность, пылкое воображение, со-единенное с непрактичностью и безволием. И яснее всего раскрываются они в любви. Все герои относятся к женщине с сыновьей чисто-той и благоговением. Готовность порибнуть ради любимой женщины, романтическое по-клонение, рыцарское служение ей — и в то же время недооценка себя, неверие в собствен-ные силы. Мужчины в рассказах Куприна как бы меняются местами с женщинами. Это энергичная, волевая «полесская колдунья» Олеся и «добрый, но только слабый» Иван Ти-мофеевич, умная, расчетливая Шурочка Ни-колаевна и «чистый, милый, но слабый и жал-кий» подпоручик Ромашов. Все это купринские герои с хрупкой душой, попавшие в жестокий мир.

Атмосферой революционных дней дышит превосходный рассказ Куприна «Гамбринус», созданный в тревожном 1907 году. Те-ма всепобеждающего искусства сплетена здесь с идеей демократизма, смелого про-теста «маленького человека» против чер-ных сил произвола и реакции. Кроткий и ве-селый Сашка своим незаурядным талантом скрипача и душевностью привлекает в одесский кабачок разноплеменную толпу портовых грузчиков, рыбаков, контрабан-дистов. С восторгом встречают они мело-дии, которые как бы являются фоном, как бы отражают общественные настроения и события — от русско-японской войны до мятежных дней революции, когда Сашкина скрипка звучит бодрыми ритмами «Марсе-льезы». В дни наступившего террора Сашка бросает вызов переодетым сыщикам и чер-носотенным «мерзавцам в папахе», отказы-ваясь играть по их требованию монархиче-ский гимн, открыто обличая их в убийствах и погромах.

Искалеченный царской охранкой, он воз-вращается к портовым друзьям, чтобы иг-рать для них на окраине мелодии оглуши-тельно-веселого «Чабана». Свободное творчество, сила народного духа, по мысли Куприна, непобедимы.

Возвращаясь к поставленному в начале вопросу — «человек и окружающий его мир», — отметим, что в русской прозе нача-ла XX века представлен широкий спектр от-ветов на него. Мы рассмотрели лишь один из вариантов — трагическое столкновение личности с окружающим его миром, его прозрения и гибели, но гибели не бессмыс-ленной, а содержащей в себе элемент очи-щения и высокого смысла.

Тема любви – наиболее часто затрагиваемая в литературе, да и в искусстве вообще. Именно любовь вдохновляла величайших творцов всех времен на создание бессмертных произведений.

У любви каждого человека есть свой свет, своя печаль, свое счастье, свое благоухание. Любимые герои Александра Ивановича Куприна стремятся к любви и красоте, но обрести прекрасное в жизни, где царят пошлость и духовное рабство, они не могут. Многие из них не находят счастья или гибнут в столкновении с враждебным миром, но всем своим существованием, всеми своими мечтами они утверждают мысль о возможности счастья на земле.

Любовь – заветная тема для Куприна. Любовью величественной и всепроникающей, вечной трагедией и вечной тайной наполнены страницы «Олеси» и «Суламифи». Любовь, возрождающая человека, раскрывающая все человеческие способности, проникающая в самые потаенные уголки души, входит в сердце со страниц «Гранатового браслета». В этом удивительном по своей поэтичности произведении автор воспевает дар неземной любви, приравнивая его к высокому искусству.
Несомненно, каждый человек в своей жизни встречает людей, которые тем или иным образом влияют на ход мыслей, на поступки. События, явления, происходящие с нами, с близкими людьми и даже просто в стране, также оказывают определённое воздействие. И каждый из нас пытается свои чувства и переживания выразить по-своему.

Александр Иванович Куприн выражал свои переживания в своих произведениях. Практически все произведения автора можно назвать автобиографичными. А всё потому, что с детства Куприн был впечатлительным человеком. Через каждое событие своей жизни автор заставлял пройти своих героев, переживания Куприна испытали на себе и его герои.

Любви Александр Иванович Куприн посвятил много произведений и огромное количество строк, самых разных, неожиданных, но никогда неравнодушных. О любви Куприн размышляет сам, заставляет думать о ней и говорить своих героев. О ней пишет в лирических и патетических тонах, нежных и исступленных, гневных и благословляющих. И все-таки чаще всего любовь в произведениях Куприна «сильная, как смерть», «бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды». Для многих героев она остается «величайшей тайной в мире, трагедией».

Лучшие произведения Куприна, посвященные теме любви, - «Олеся», «Суламифь», «Гранатовый браслет». Написанные в разные годы, они ярко раскрывают не только талант писателя, но и развитие его философского и нравственного мировоззрения: в этих произведениях Куприн осмысливает тему утверждения человеческой личности в форме любви.
Наверное, нет более загадочного, прекрасного и всепоглощающего чувства, знакомого всем без исключения, чем любовь, ведь с самого рождения человек уже любим своими родителями и сам испытывает, пусть безотчетно, ответные чувства. Однако для каждого любовь имеет свой особенный смысл, в каждом своем проявлении она неодинакова, уникальна.

Произведениям замечательного писателя А. И. Куприна суждена долгая жизнь. Его повести и рассказы продолжают волновать людей разных поколений. В чем же их неиссякаемая чарующая прелесть? Наверное, в том, что они воспевают самые светлые и прекрасные человеческие чувства, зовут к красоте, добру, гуманности. Самые трогательные и проникновенные произведения Куприна - это его повести о любви «Гранатовый браслет», «Олеся», «Суламифь». Именно любовь окрыляет героев, дает им ощущение высшей полноты жизни, возвышает их над серым безотрадным бытом.

Любовь раскрывается писателем как сильное, страстное, всепоглощающее чувство, всецело завладевшее человеком. Оно позволяет героям выявить лучшие качества души, озаряет жизнь светом доброты и самопожертвования.

1. Печальная история любви в повести «Олеся»

В замечательном произведении «Олеся» (1898 год), проникнутом подлинным гуманизмом, Куприн воспевает людей, живущих среди природы, не тронутых стяжательством и растлевающей буржуазной цивилизацией. На фоне дикой, величественной, прекрасной природы живут сильные, самобытные люди - «дети природы». Такова Олеся, которая так же проста, естественна и прекрасна, как сама природа. Автор явно романтизирует образ «дочери лесов». Но ее поведение, психологически тонко мотивированное, позволяет увидеть реальные перспективы жизни.

Куприн описывает глухую деревушку Волынской губернии, окраину Полесья, куда судьба забросила Ивана Тимофеевича, «барина», городского интеллигента. Судьба сводит его с внучкой местной колдуньи Мануйлихи, Олесей, которая завораживает его своей необычайной красотой. Это красота не светской дамы, а дикой лани, живущей на лоне природы.

Однако не только внешность привлекает Ивана Тимофеевича в Олесе: молодой человек восхищён самоуверенностью, гордостью и дерзостью девушки. Выросшая в глубине лесов и почти не общаясь с людьми, она привыкла относиться к незнакомым людям с большой осторожностью, однако встретившись с Иваном Тимофеевичем, она постепенно влюбляется в него. Тот подкупает девушку своей непринуждённостью, добротой, интеллигентностью, ведь для Олеси все это необычно, ново. Девушка очень рада, когда молодой гость часто навещает её. В один из таких визитов она, гадая по его руке, характеризует читателю главного героя как человека «хотя и доброго, но только слабого», признаётся, что доброта его «не сердечная». Что сердце у него «холодное, ленивое», и той, которая «будет его любить», принесёт он, хотя и невольно, «много зла». Таким образом, со слов юной гадалки, Иван Тимофеевич предстаёт перед нами как эгоист, человек, неспособный к глубоким душевным переживаниям. Однако, несмотря ни на что, молодые люди влюбляются друг в друга, полностью отдаваясь этому всепоглощающему чувству.

Наделенная небывалой силой душа вносит гармонию в заведомо противоречивые отношения людей. Столь редкий дар выражается в любви к Ивану Тимофеевичу. Олеся как бы возвращает ненадолго утраченную им естественность переживаний. Таким образом, в повести описывается любовь человека-реалиста и романтической героини. Иван Тимофеевич попадает в романтический мир героини, а она - в его реальность.

Влюбляясь, Олеся проявляет чуткую деликатность, врождённый ум, наблюдательность и такт, инстинктивные знания тайн жизни. Более того, её любовь открывает огромную силу страсти и самоотверженности, обнаруживает в ней великий человеческий талант понимания и великодушия. Олеся готова на всё ради своей любви: пойти в церковь, терпя издевательства деревенских жителей, найти в себе силы уйти, оставив после себя лишь нитку дешёвых красных бус, представляющих собой символ вечной любви и преданности.

Любовь в произведениях Куприна часто оканчивается трагедией. Такова печальная и поэтическая история чистой, непосредственной и мудрой «дочери природы» из повести «Олеся». Этот удивительный характер сочетает в себе ум, красоту, отзывчивость, бескорыстие и силу воли. Образ лесной колдуньи овеян тайной. Необычна ее судьба, жизнь вдали от людей в заброшенной лесной избушке. На девушку оказывает благотворное влияние поэтичная природа Полесья. Оторванность от цивилизации позволяет ей сохранить цельность и чистоту натуры. С одной стороны, она наивна, потому что не знает элементарных вещей, уступая в этом интеллигентному и образованному Ивану Тимофеевичу. Но, с другой стороны, Олеся обладает каким-то высшим знанием, которое недоступно обыкновенному умному человеку.

Образ Олеси для Куприна является идеалом открытого, самоотверженного, глубокого характера. Любовь возвышает её над окружающими, даря ей радость, но в то же время, делая ее беззащитной, ведёт к неизбежной гибели. В сравнении с великой любовью Олеси даже чувство Ивана Тимофеевича к ней во многом проигрывает. Его любовь более похожа порой на мимолетное увлечение. Он понимает, что девушка не сможет жить вне природы, окружающей ее здесь, но, все же, предлагая ей руку и сердце, подразумевает, что она будет жить с ним в городе. При этом он не задумывается о возможности отказаться от цивилизации, оставшись жить ради Олеси здесь, в глуши. Он смиряется с положением, даже не делая попыток изменить что-либо, бросив вызов сложившимся обстоятельствам. Наверное, будь то настоящая любовь, Иван Тимофеевич разыскал бы возлюбленную, сделав для этого все возможное, но, к сожалению, он так и не понял, что упустил.

В повести «Олеся» Куприн изобразил именно такое перерождение души, точнее попытку к её перерождению.

Все, кроме главной героини, участники событий: «упорно необщительные крестьяне», полесовщик Ярмола, Бабка Мануйлиха, да и сам рассказчик Иван Тимофеевич (от его лица ведется повествование) - связаны с определенной социальной средой, скованы ее законами и очень далеки от совершенства.

Сначала незаметна, завуалирована душевная ограниченность Ивана Тимофеевича. Он будто мягок, отзывчив, искренен. Олеся, тем не менее, верно говорит о своем возлюбленном: «...вы хотя и добрый, но только слабый. Доброта ваша не хорошая, не сердечная...» Но слабость Ивана Тимофеевича заключается в том, что у него отсутствуют цельность и глубина чувств. Не сам испытывает, а другим причиняет боль Иван Тимофеевич.

И только земля и небо украшают встречи возлюбленных: сияние месяца «таинственно расцвечивает лес», березы одеваются «серебристыми, прозрачными покровами», «плюшевым ковром» мха устилается путь... Только слияние с природой дает чистоту и полноту душевному миру.

В любви «дикарки» и цивилизованного героя с самого начала чувствуется обреченность, которая пронизывает повествование грустью и безнадежностью. Слишком разными оказываются представления и взгляды влюбленных, которые приводят к разлуке, несмотря на силу и искренность их чувства. Когда заблудившийся в лесу во время охоты городской интеллигент Иван Тимофеевич в первый раз увидел Олесю, его поразила не только яркая и оригинальная красота девушки. Он безотчетно почувствовал ее необычность, непохожесть на обычных деревенских «девчат». Во внешности Олеси, ее речи, поведении есть что-то колдовское, не подлежащее логическому объяснению. Наверное, это и пленяет в ней Ивана Тимофеевича, в котором восхищение незаметно перерастает в любовь.

Трагическое пророчество Олеси сбывается в финале повести. Нет, Иван Тимофеевич не совершает ни подлости, ни предательства. Он искренне и серьезно хочет связать свою судьбу с Олесей. Но при этом герой проявляет нечуткость и бестактность, которые обрекают девушку на позор и гонение. Иван Тимофеевич внушает ей мысль о том, что женщина должна быть набожной, хотя прекрасно знает, что Олесю в деревне считают колдуньей, а, следовательно, посещение церкви может стоить ей жизни. Обладая редким даром предвидения, героиня ради любимого человека идет на церковную службу, ощущая на себе злобные взгляды, слыша издевательские реплики и брань. Этот самоотверженный поступок Олеси особенно подчеркивает ее смелую, свободную натуру, которая контрастирует с темнотой и дикостью жителей деревни. Избитая местными крестьянками, Олеся уходит из своего дома не только потому, что опасается их еще более жестокой мести, но и потому, что прекрасно понимает несбыточность ее мечты, невозможность счастья.

Любовь оказалась погубленной, а любящие – разлученными. Жестокая гроза в финале повести усиливает щемящее чувство скорби, охватывающее потрясенного читателя. Олеся исчезает, и только нитка простеньких красных бус остается герою напоминанием о волшебном чувстве любви и бесконечно прекрасной девушке, некогда встреченной им в Полесье Ровенского уезда.

Любовь Олеси воспринимается героем как награда, как высший дар, посланный ему Богом. Когда читаешь эту изумительную повесть о любви, то испытываешь настоящее потрясение, которое порождает желание стать по-настоящему чутким, нежным, великодушным, дает способность по-новому увидеть мир.

1. Взаимная и счастливая любовь в повести «Суламифъ»

В интервью 1913 года Куприн сказал: «Нужно писать не о том, как люди обнищали духом и опошлели, а о торжестве человека, о силе и власти его». И расшифровал свой призыв как желание отразить «презрение к смерти, обожание женщины при единой, вечной любви». Поиск образа такого наполнения писатель вел долгие годы. На этом пути был создан целый ряд произведений, так или иначе освещающих отдельные подступы к волнующей теме. Лишь в некоторых она была осуществлена. Среди них повесть «Суламифь» (1908год), где любовь не имеет границ в своем свободном, всепоглощающем разливе.

А. И. Куприн раскрыл тему взаимной и счастливой любви богатейшего царя Соломона и бедной рабыни Суламифь, работающей на виноградниках. Непоколебимо крепкое и страстное чувство поднимает их выше материальных различий, стирая границы, разделяющие влюбленных, еще раз доказывая силу и мощь любви. Писатель славит радостное, светлое чувство, лишенное ревности, предрассудков, корысти. Он поет подлинный гимн молодости, цветению чувств и красоте. Автор убежден, что любовь «бедной девушки из виноградника и великого царя никогда не пройдет, не забудется, потому что крепка, потому что каждая женщина, которая любит, - царица, потому что любовь – прекрасна!»

Однако, в финале произведения автор разрушает благополучие своих героев, убивая Суламифь и оставляя Соломона в одиночестве. По мнению Куприна, любовь - это светлая вспышка, открывающая духовную ценность человеческой личности, пробуждающая в ней всё лучшее, что скрыто до поры в глубине души.
По-разному можно относиться к повести: можно выискивать в ней недостатки и неточности, искажение библейского материала, видеть чрезмерное увлечение автора «Песнью песней» (уже в конце 90-х годов Куприн часто цитирует «Песнь песней», берет из нее эпиграфы для своих произведений, статей лекций). Но в повести «Суламифь» невозможно не видеть «песни торжествующей любви».

Эта библейская легенда воспринимается как гимн любви, молодости и красоте. Любовь помогает героине преодолеть страх смерти. Истекая кровью, она называет себя самой счастливой женщиной на свете и благодарит возлюбленного за его любовь, красоту и мудрость, к которой «она прильнула, как к сладкому источнику». Ревность царицы Астис смогла погубить юную соперницу, но она бессильна убить любовь, светлую память царя Соломона об «обожженной солнцем Суламифи». Трагический отсвет любви, озарившей жизнь мудреца, заставляет его продиктовать глубоко выстраданные строки: «Крепка, как смерть, любовь, и жестока, как ад, ревность: стрелы ее - стрелы огненные».

Многое в этом древнем источнике покорило Куприна: «трогательность и поэтичность» переживаний, восточная многоцветность их воплощения. Повесть унаследовала все эти качества.

Двум главным героям повести автор придал равное значение. Соломон еще до встречи с Суламифью превзошел всех по богатству, подвигам, уму, но испытал горькое разочарование: «...во многой мудрости много печали, и кто умножает познание - умножает скорбь». Любовь к Суламифи дает царю небывалую радость и новое знание бытия, своих личных возможностей, открывает ранее неведомое счастье самопожертвования: "Попроси у меня мою жизнь - я с восторгом отдам ее", - говорит он своей возлюбленной. А для нее наступает пора первого, подлинного постижения всего окружающего и человека в себе самой. Слияние любящих душ преображает прежнее существование Соломона и Суламифи. Поэтому ее смерть, принятая во спасение Соломона, так прекрасна и естественна.

Куприн нашел в «Песни Песней» «освобождение любви». К этому представлению восходят в повести сила самоотвержения Соломона и Суламифи, высшее их единение, превосходящее известные на земле союзы. На предложение Соломона взойти вместе с ним на престол Суламифь отвечает: «Я хочу быть только твоей рабой,» - и становится «царицей души Соломона». Гимном возрождающих личность чувств стала «Суламифь».

Писатель, изображая мудрость царя Соломона, акцентирует мотив повседневных поисков, открытий и познания, присущих человеку. Царю дано узнать красоту простого человека, силу страстей, доступных ему. Сам драматический финал тоже обретает в глазах мудреца свой высокий общечеловеческий смысл.

Куприн по-пушкински связывает любовь с потребностью в творчестве. Он поет гимн не только женщине и высокому чувству, но и поэтическому вдохновению. Недаром в финале после трагической развязки мудрый царь приступает к созданию своего прославленного творения, того самого, которое легло в основу повести Куприна.

1. Безответная любовь в повести «Гранатовый браслет»

Повесть «Гранатовый браслет» (1911год) подхватывает тему «Суламифи», вновь возвращаясь к прославлению великой и вечной духовной ценности человека – любви. Однако в новом произведении на положении простого и безродного персонажа оказывается мужчина, роль знатного и титулованного героя достается женщине. Те же социальные преграды, перегородки сословного неравенства, которые были изначально – решительно и естественно – преодолены любящими в «Сулямифи», ныне, когда автор перенес события в современную действительность, выросли между героями громадной стеной. Разность социального статуса и замужество княгини Шеиной сделали любовь Желткова неразделенной, безответной. На долю любящего выпадает «только благоговение, вечное преклонение и рабская преданность», как он сам признается в своем письме.

Глубокое чувство главного героя Желткова, мелкого служащего, «маленького человека» к светской даме княгине Вере Николаевне Шеиной приносит ему столько страданий и мук, так как любовь его безответна и безнадежна, сколько и наслаждения, поскольку она возвышает его, волнуя душу и даря радость. Скорее даже не любовь, а обожание, оно столь сильно и безотчетно, что даже насмешки не умаляют ее. В конце концов, осознав несбыточность своей прекрасной мечты и потеряв надежду на взаимность в своей любви, а также во многом под давлением окружающих Желтков решает покончить жизнь самоубийством, но даже в последний миг все его мысли лишь о возлюбленной, и, даже уходя из жизни, он продолжает боготворить Веру Николаевну, обращаясь к ней словно к божеству: «Да святится имя Твое». Лишь после смерти героя та, в которую он был так безнадежно влюблен, осознает, «что та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо неё», жаль что слишком поздно. Произведение глубоко трагично, автор показывает, как важно вовремя не только понять другого, но и, взглянув в свою душу, быть может найти там ответные чувства. В «Гранатовом браслете» есть слова о том, что «любовь должна быть трагедией» кажется, что автор хотел сказать, что прежде чем человек осознает, духовно дойдет до того уровня, когда любовь – это счастье, наслаждение, он должен пройти через все те трудности и невзгоды, что так или иначе сопряжены с ней.

Чтобы понять отношение к любви Куприна, достаточно понять, была ли любовь счастьем для героя в наиболее сильном произведении писателя «Гранатовый браслет». В основу положено реальное событие - любовь телеграфиста Желтого П.П. к жене важного чиновника, члена Государственного Совета – Любимова. В жизни все закончилось иначе, чем в рассказе Куприна, - чиновник принял браслет и перестал писать письма, больше о нем ничего неизвестно. Под пером писателя этот случай нравственно большого человека, которого возвысила и погубила любовь. Погубила – да, но была ли несчастной эта любовь для Желткова? Редчайший дар высокой и безответной любви стал «громадным счастьем», единственным содержанием, поэзией жизни Желткова. Умирал Желтков без боли и разочарования, но с ощущением того, что эта любовь все-таки была в его жизни, и это успокаивало его. Радость чистой и благородной любви запечатлелась в его глазах навечно: «Глубокая важность была в его закрытых глазах, и губы улыбались блаженно и безмятежно». Для героя любовь, хотя она была не взаимна, была единственным счастьем. Об этом он пишет в своем последнем послании Вере Николаевне: «От глубины души благодарю Вас за то, что Вы были моей единственной радостью в жизни, единственным утешением, единой мыслью».

Многие скажут: «Если эта любовь принесла столько счастья Желткову, почему он покончил собой? Почему не захотел жить дальше и наслаждаться своей любовью?» Всё потому, что высокая, благородная любовь всегда трагична. Самого Желткова можно назвать «благородным рыцарем на маленьком посту». Ведь он не стал досаждать Вере Николаевне своими письмами, не стал преследовать её, но уступил ей счастье с другим человеком. Но этим поступком Желтков пробудил вядшие чувства в душах супругов Шеиных, особенно Веры Николаевны, потому что именно её «жизненный путь пересекла настоящая, самоотверженная, истинная любовь».

Феноменальность его переживаний поднимает образ молодого человека над всеми другими героями рассказа. Не только грубый, недалекий Тугановский, легкомысленная кокетка Анна, но и умный, совестливый Шеин, почитающий любовь «величайшей тайной», сама прекрасная и чистая Вера Николаевна пребывают в явно сниженной бытовой среде. Однако не в этом контрасте таится главный нерв повествования.

С первых строк возникает ощущение увядания. Оно читается в осеннем пейзаже, в печальном виде пустых дач с разбитыми стеклами, опустевших клумб, с «точно выродившимися», мелкими розами, в «травянистом, грустном запахе» предзимья. Сходно с осенней природой однообразное, как бы дремотное существование Веры Шеиной, где укрепились привычные отношения, удобные связи и навыки. Прекрасное вовсе не чуждо Вере, но стремление к нему давно притупилось. Она «была строго проста, со всеми холодна и немного свысока любезна, независима и царственно спокойна». Царское спокойствие и разрушает Желтков.

Куприн пишет не о зарождении любви Веры, а именно о пробуждении ее души. Протекает оно в утонченной сфере предчувствий, острых переживаний. Внешнее течение дней идет своим чередом: съезжаются гости на именины Веры, ее муж с иронией рассказывает им о странном поклоннике жены, созревает и затем осуществляется план посещения Шеиным и братом Веры, Тугановским, Желткова, на этой встрече молодому человеку предлагается покинуть город, где живет Вера, а он решает совсем уйти из жизни и уходит. Все события отзываются нарастающим душевным напряжением героини.

Психологическая кульминация рассказа - прощание Веры с умершим Желтковым, их единственное «свидание» - поворотный момент в ее внутреннем состоянии. На лице усопшего она прочла «глубокую важность», «блаженную и безмятежную» улыбку, «то же самое умиротворенное выражение», как «на масках великих страдальцев - Пушкина и Наполеона». Величие страданий и умиротворение в чувстве, их вызвавшем, - такого никогда не испытывала сама Вера. «В эту секунду она поняла, что та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее». Былая самоуспокоенность воспринимается ошибкой, недугом.

Куприн наделяет свою любимую героиню гораздо большими духовными силами, чем те, которые вызвали ее разочарование в себе. В финальной главе волнение Веры достигает предела. Под звуки бетховенской сонаты - прослушать ее завещал Желтков - Вера как бы принимает в свое сердце все, что перенес он. Принимает и заново, в слезах раскаяния и просветления, переживает «жизнь, которая покорно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть». Теперь эта жизнь навсегда останется с нею и для нее.

Удивительно целомудренно прикасается автор к утонченной человеческой душе и одновременно подробно передает облик, поведение других персонажей рассказа. И все-таки с первых слов предугадывается приближение потрясений Веры Шейной. «Отвратительные погоды» приносят холод, ураганный ветер, а затем приходят прелестные солнечные дни, радующие Веру Шеину. Ненадолго возвратилось лето, которое снова отступит перед грозным ураганом. И спокойная радость Веры не менее быстротечна. «Бесконечность и величие морского простора», притягивающие взор Веры и ее сестры Анны, отделены от них страшным обрывом, пугающим обеих. Так предречен «обрыв» тихого семейного благополучия Шеиных.

Писатель подробно рассказывает об именинных хлопотах Веры, подарке Анны, приезде гостей, передает юмористические историйки Шеина, которыми он развлекает собравшихся... Неторопливое повествование часто прерывается настораживающими знаками. Вера с неприятным ощущением убеждается, что за столом сидят тринадцать человек - несчастливое число. В разгар карточной игры горничная приносит письмо Желткова и браслет с пятью гранатами – пятью «густо-красными живыми огнями». «Точно кровь», - думает Вера «с неожиданной тревогой». Исподволь готовит автор к главной теме рассказа, к трагедии, которую спровоцировала величайшая тайна любви.

Любовь воспринимается героем как награда, как высший дар, посланный ему Богом. Ради благополучия и спокойствия любимой женщины он, не задумываясь, жертвует своей жизнью, благодаря ее только за то, что она есть, потому что в ней воплотилась вся красота земли.

Имя героини Куприн выбирает не случайно – Вера. Вера остается в этом суетном мире, когда умирает Желтков, она познала, что такое настоящая любовь. Но и в мире остается вера в то, что Желтков был не единственным человеком, наделенным таким неземным чувством.

Эмоциональная волна, нарастающая на протяжении всего повествования, достигает предельного накала. Тема великой и очищающей любви раскрывается полностью в величественных аккордах гениальной сонаты Бетховена. Музыка властно овладевает героиней, а в ее душе слагаются слова, которые как бы нашептывает любивший ее больше жизни человека: «Да святится имя Твое!..» В этих последних словах звучит и мольба о любви, и глубокая скорбь о недостижимости ее. Здесь и происходит то великое соприкосновение душ, из которых одна слишком поздно поняла другую.

Заключение

Связь между повестями «Гранатовый браслет», «Олеся» и «Суламифь» очевидна. Все вместе они - гимн женской красоте и любви, гимн женщине, духовно чистой и мудрой, гимн возвышенному первозданному чувству. Все три повести имеют глубоко общечеловеческий характер. Они поднимают проблемы, которые будут вечно волновать человечество.

Любовь в произведениях Куприна искренна, преданна и бескорыстна. Это такая Любовь, которую мечтает однажды обрести каждый. Любовь, во имя и ради которой можно принести в жертву что угодно, даже собственную жизнь. Любовь, которая пройдет сквозь любые преграды и барьеры, разделяющие тех, кто искренне любит, Она одолеет зло, преобразив мир и наполнив его яркими красками, а, самое главное, сделает людей счастливыми.
Любовь... Трудно назвать писателя или поэта, который в своих творениях не отдал бы дань этому изумительному чувству. Но из-под пера А. Куприна выходили особые рассказы и повести о любви. Любовь как всепоглощающее чувство, любовь безысходная, любовь трагическая... Со сколькими перипетиями любви встречаемся мы в его произведениях! Они заставляют задумываться, размышлять о сущности этого волшебного состояния души, а может, и проверить свои чувства. Как не хватает порой нам, современным молодым людям, доброго советчика, мудрого помощника, который помог бы разобраться в истинности того чувства, которое мы иногда принимаем за любовь, а потом испытываем глубокое разочарование. Возможно, и поэтому многие юные современники принимают за любовь совсем не то, о чем вдохновенно писал А. И. Куприн.

В своих произведениях писатель рассказывает читателю о любви нежной и пламенной, преданной и прекрасной, высокой и трагической, «которая, по словам писателя, одна дороже богатства, славы и мудрости, которая дороже самой жизни, потому что даже жизнью она не дорожит и не боится смерти». Такая любовь возвышает человека над всеми смертными. Делает его подобным Богу. Любовь эта превращается в поэзию, музыку, во вселенную, в вечность.

Настоящая любовь - любовь чистая, возвышенная, всепоглощающая.
Такая любовь изображена во многих произведениях А. И. Куприна: «Гранатовый браслет», «Суламифь», «Олеся». Все три повести заканчиваются трагически: «Гранатовый браслет» и «Суламифь» разрешаются гибелью главных героев, в « Олесе» сюжетное действие заканчивается расставанием Олеси и рассказчика. По Куприну, истинная любовь обречена, потому что ей нет места в этом мире, - она всегда будет осуждаться в порочной общественной среде.
В «Олесе» препятствием для любви героев явились их социальные различия и предрассудки общества. Олеся - девушка, родившаяся и всю юность проведшая в полесских чащобах, дикая, необразованная, чуждающаяся людей. Местные жители считали её ведьмой, презирали, ненавидели (показателен оказанный ей жестокий приём у церковной ограды). Олеся не отвечала им взаимной ненавистью, она просто опасалась их и предпочитала уединение. Однако к рассказчику она прониклась доверием с первой встречи; их обоюдное влечение стремительно возрастало и постепенно переросло в настоящее чувство.
Рассказчика (Ивана) поразило в ней сочетание естественности, «лесной души», и благородства, «конечно, в лучшем смысле этого довольно пошлого слова». Олеся никогда не училась, не умела даже читать, однако говорила красноречиво и складно, «не хуже настоящей барышни». И главное, что привлекало его в полесской колдунье, это её тяготение к народным традициям, её сильный, волевой характер и свободолюбивая, чуткая и способная искренне любить душа. Олеся не умела притворствовать, поэтому её любовь не могла быть низменным порывом или маской. И герой питал к ней, такой искренней, подлинные чувства: он обрёл в девушке родственную душу, они без слов понимали друг друга. А настоящая любовь, как известно, строится на взаимопонимании.
Олеся любила Ивана самозабвенно, жертвенно. Боясь, что его осудит общество, девушка оставила его, отказалась от своего счастья, предпочтя его счастье. Каждый из героев выбрал благополучие другого. Но их личное счастье оказалось невозможным без взаимной любви. Это подтверждает финал повести: «Господи! Что же такое случилось?» - прошептал Иван, «входя с замиранием сердца в сени». Это был апогей несчастья героя.
Любовь соединила их навеки и навеки разлучила: только сильные чувства побудили Олесю покинуть Ивана, а Ивана - позволить ей это. Они не боялись за самих себя, но опасались друг за друга. Олеся ради Ивана отправилась в церковь, осознавая, что её ожидает там опасность. Но она не выдала своих опасений Ивану, чтобы не огорчить его. В сцене их последнего свидания она также не хотела огорчать возлюбленного, разочаровывать его, потому не поворачивалась к нему лицом до тех пор, пока он «с нежным умилением отнял её голову от подушки». Онавзывала: «Не смотри на меня... Прошу тебя... Гадкая я теперь...» Но Ивана не смутили длинные красные ссадины, избороздившие её лоб, щёки и шею, - он принимал её такой, какая она есть, он не отвернулся от неё, израненной, для него она и тогда являлась самой красивой. Он любил её безоговорочно и не отказывался от намерения жениться на ней. Но в жестоком обществе, закостенелом в предрассудках, это было невозможно.
Олеся была изгоем общества. Люди считали, что Олеся накликивает беду, ворожит, презирали и боялись её, а Иван верил ей. Даже когда она сама принялась уверять его, что обладает колдовской силой, он не сомневался, что она добрая и никому не способна причинить зло, что сила, заключенная в ней, - светлая, а сплетни о ней - суеверный вымысел. Он не мог подозревать Олесю в чём-либо дурном, он доверял ей, а значит, испытывал настоящую любовь, любовь, основанную на вере, надежде и всепрощении.
Олеся тоже готова была простить Ивана в любой ситуации, обвинить себя, но выгородить его (хотя именно из-за Ивана пошла в церковь, в произошедшем с ней несчастье она винила только себя). Слёзы и неумолимую дрожь в сердце у читателя вызывает ответ Олеси на просьбу героя простить его: «Да что ты!.. Что ты, милый?.. Как тебе не стыдно и думать об этом? Чем же ты виноват здесь? Всё я одна, глупая... Ну, чего я полезла в самом деле? Нет, солнышко, ты себя не вйновать...» Всю вину и всю ответственность за свершившееся девушка возлагала на себя. И за последующие действия -- тоже. Никогда ничего не боявшаяся Олеся вдруг испугалась... за Ивана. Иван неоднократно предлагал Олесе выйти за него замуж, высказывал ей заверения в их дальнейшем, счастливом и совместном, будущем, но девушка боялась подставить его под удар закона и молвы, бросить тень на его репутацию. А Иван в свою очередь пренебрегал репутацией во имя любви.
Их чувство не принесло им счастья, жертвы во имя друг друга - тоже. Слишком сильно довлело над ними общество. Но побороть их любовь никакие предрассудки не могли. Рассказчик после исчезновения Олеси говорит: «Сстеснённым, переполненным слезами сердцем я хотел уже выйти из хаты, как вдруг моё внимание привлёк яркий предмет, очевидно нарочно повешенный на угол оконной рамы. Это была нитка дешёвых красных бус, известных в Полесье под названием "кораллов", - единственная вещь, которая осталась мне на память об Олесе и её нежной, великодушной любви ». Эта незабвенная вещица символизировала для Ивана любовь Олеси, которую та даже после расставания стремилась передать ему.
Понятия «душа» и «любовь» для обоих героев были неразделимы, поэтому их любовь - чиста и непорочна, возвышенна и искренна, как и души - чистые, светлые. Любовь для них - творение души. Чувство, лишённое недоверия и ревности: «Ревновал ли ты меня?» - «Никогда, Олеся! Никогда!» Как можно было ревновать её, чистую и светлую Олесю?! Слишком возвышенной, сильной и крепкой была их взаимная любовь, чтобы допускать эгоистического инстинкта - ревности. Сама по себе их любовь исключала всё приземлённое, пошлое, банальное; герои любили не для себе, не свою любовь лелеяли, а отдавали души друг другу.
Такая любовь - вечная, но непонятая обществом, жертвенная, но не приносящая счастье, может быть дарована не многим и лишь раз в жизни. Потому что такая любовь - высшее проявление Человека. А человек рождается лишь однажды.

Поисковая деятельность учащихся при изучении произведений А.И. Куприна «Олеся», «Гранатовый браслет»

Я иду на урок

Ольга СУХАРИНА

Ольга Николаевна СУХАРИНА (1965) - учитель русского языка и литературы школы № 71 г. Екатеринбурга.

Поисковая деятельность учащихся при изучении произведений А.И. Куприна «Олеся», «Гранатовый браслет»

Уроки по творчеству А.И. Куприна можно начать с лекционного изложения материала. Учитель даёт обзор творческого пути писателя, сопоставляя его с творчеством И.А. Бунина. Цель сопоставления - пригласить учащихся к поиску. Проблемный вопрос может прозвучать и в начале разговора о Куприне, и в конце изложения материала о творчестве писателя.

На последующих уроках я уделяю много внимания поисковой деятельности учеников . Для этого я продумываю систему проблемных вопросов, ответы на которые опираются на имеющуюся базу знаний, но при этом не содержатся в прежних знаниях, вопросы должны вызвать интеллектуальные затруднения у учащихся и целенаправленный мыслительный поиск. Преподаватель может придумать косвенные подсказки и наводящие вопросы, может сам подытожить главное, опираясь на ответы учеников. Возможно, что учитель не даёт готового ответа, задача наставника - привлечь ученика к сотрудничеству.

Примерные вопросы и задания проблемного поиска при изучении рассказа «Гранатовый браслет»:

Как пейзаж помогает понять настроение и внутренний мир Веры Николаевны?

Насколько важен образ генерала Аносова в произведении?

Дать сопоставительный анализ описания именин Веры и описания комнатки Желткова.

Сравните подарки гостей с подарком Желткова. Смысл сравнения?

Каким настроением проникнут финал рассказа? Какую роль играет в создании этого настроения музыка?

Поисковый метод опирается на следующие формы деятельности:

Работа с текстом;

Выбор цитат;

Анализ текста:

целостный анализ,

анализ эпизода,

сопоставительный анализ;

Выявление художественных особенностей текста.

К каждому вопросу я советую ученикам собирать материал, собранную информацию мы оформляем в виде схем.

При разборе повести «Олеся» мы размышляли над таким вопросом: “Иван Тимофеевич - человек добрый, но слабый. Верно ли такое высказывание?” Привожу примеры подобных рассуждений, оформленных в виде схем.

Вывод. Чувства Ивана Тимофеевича оказались слишком слабыми. Не сумел защитить свою любовь. Может быть, не было той настоящей любви, которая затмила бы сомнения и помогла пережить все беды и горести.

Вывод. Олеся способна на чувства более сильные, чем её избранник. Для героини любовь стала жизнью; Иван Тимофеевич это чувство сберечь не смог и не захотел.

Генерал Аносов о Желткове: “ Безумец… Может быть, твой жизненный путь пересекла, Верочка, именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины”.

Князь Шеин о Желткове: “Я чувствую, что этот человек не способен обманывать и лгать… Я чувствую, что присутствую при какой-то громадной трагедии души…”

Вывод. Куприн показывает благородство души простого человека, его способность к глубокому, возвышенному чувству. Любовь возвышает человека, преображает его душу. Любовь Желткова, та, которая бывает “раз в тысячу лет”, осталась бессмертна. Именно такая любовь воспета Куприным.

Ассоциативный ряд: холодный - высокомерный - гордый - надменный - аристократический

2. Если холод с самого начала концентрируется вокруг главной героини, как это характеризует особенности её восприятия жизни ?

Непогода сменится теплыми днями

Лето сменится осенью

Молодость - старостью

Самые красивые цветы обречены на увядание и смерть

Способна ли княгиня Вера почувствовать неуловимый ход времени?

3. Отношение Веры к природе:

море - “Когда я первый раз вижу море, оно меня радует и поражает”

“Когда привыкну к нему, я скучаю, глядя на него…”;

лес (сосны, мхи, мухоморы) - сравнение:

Вывод. Куприн проводит параллель между описанием осеннего сада и внутренним состоянием героини. “Деревья успокоились, покорно роняли жёлтые листья”. В таком равнодушном состоянии пребывает героиня: со всеми строго проста, холодно любезна.

Финал рассказа: “Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и заплакала. Деревья мягко сотрясались. Налетел лёгкий ветер и, точно сочувствуя ей, зашелестел листьями…”

Любовь Олеси - сильное, глубокое, самоотверженное чувство

По повести А.И. Куприна «Олеся»

Любовь-испытание:

Олеся для окружающих чужая;

Смелая, свободная;

Стремится к добру;

Не боится жить в согласии со своим сердцем, поэтому ей суждено видеть дальше, чувствовать тоньше, чем её осторожному избраннику;

Стремится к добру;

Любовь - это главный смысл жизни.

Олеся и Иван Тимофеевич

Через сопоставление с Иваном Тимофеевичем, начинающим писателем, Куприн позволит увидеть в Олесе главное:

Иван любуется не только внешней красотой Олеси, но и внутренней;

Важно не только уметь видеть, но и желание видеть;

Вывод. Жизнь научила Ивана Тимофеевича постоянно контролировать свои душевные порывы, не научила задумываться о последствиях. “Человек добрый, но слабый”, он не способен на настоящую любовь. Права оказалась Олеся: “Никого вы сердцем не полюбите, а тем, которые вас будут любить, вы много горя принесёте”.

Только в единении с природой человек способен достигнуть духовной красоты и благородства.

Нитка красных бус Олеси:

Это память о любви;

Это символ её чистого чувства;

Это сила её негаснущей любви;

Каждая бусинка - это огонёк любви.

Поисковая деятельность подготавливает переход к самостоятельной исследовательской деятельности .

Учащиеся самостоятельно формулируют проблему и решают её в написании творческих работ (сочинения) или в рефератах. Важен тот материал, который собрали сами дети в результате поисковой деятельности. Важно не растерять этот материал, скопить его, систематизировать. Итогом работы над произведением является написание сочинения. В основе сочинения и будет тот материал, опорные схемы, отражающие работу во время поисковой деятельности учащихся. Каждая схема - это основа сочинения, раскрытие мысли, результат проделанной работы, это личность ученика, его восприятие прочитанного.