Автор известной в советские годы повести «Республика Шкид», Л. Пантелеев, завещал издать после своей смерти произведение, которое глубоко потрясло читателей. Повесть «Верую…» – исповедь сильного человека, сохранившего свою веру при советском режиме, в годы войны и тяжелых испытаний. Сила духа, честность и любовь к ближним – главные темы и других произведений Пантелеева, представленных в этом сборнике.

Из серии: Классика русской духовной прозы

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Повести и рассказы (Леонид Пантелеев) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Предисловие

«Всю жизнь исповедуя христианство, я был плохим христианином. Конечно, догадаться об этом нетрудно было бы и раньше, но, может быть, впервые я понял это со всей грустной очевидностью лишь в тот день, когда от кого-то услышал или где-то прочел слова Н. Огарева о том, что невысказанные убеждения – не есть убеждения. А ведь я почти весь век свой (исключая годы раннего детства) должен был таить свои взгляды». Этими словами начинается повесть Л. Пантелеева «Верую». Покаянная книга-исповедь, увидевшая свет (как и завещал автор) спустя три года после его смерти, взбудоражила литературный мир того времени. Тот самый Леонид Пантелеев, автор известной всем книги «Республика Шкид»! Автор, которым гордилась советская литература: вчерашний беспризорник, ставший известным писателем. Им гордились, на него равнялись, его приводили в пример! «Такой» человек – и вдруг христианин. Это стало неожиданностью для всех, кроме разве что людей из самого близкого круга писателя. Всю жизнь Пантелеев скрывал свою веру, и это, как можно увидеть из книги «Я верую», очень угнетало его. Что же в таком случае заставляло писателя молчать? На этот вопрос не сложно ответить, если вспомнить, в какое время ему довелось жить.

Алексей Еремеев (настоящие имя и фамилия писателя) родился в 1908 году. Отец его, вопреки сложившемуся мнению, не погиб в Первую мировую войну. Эта версия гибели отца известна нам из произведений Пантелеева, который не мог в советское время написать правду о его смерти. Отец писателя был офицером царской армии, участником Русско-японской войны. За хорошую службу царь наградил его орденом Святого Владимира, дававшим офицеру статус потомственного дворянина. В воспоминаниях об отце Пантелеев замечал, что тот хоть и верил в Божий Промысел, крестился перед сном, перед едой и после еды, носил нательный крест, ходил к исповеди и причастию, но не был глубоко религиозным человеком. Зато мать Алеши, по словам писателя, была его «первым другом и наставником в вере». Она с благоговением относилась к церковной службе и эту любовь к богослужению передала сыну. «Это она, мама, учила меня христианству – живому, деятельному, активному и, я бы сказал, веселому, почитающему за грех всякое уныние». Мама всегда брала с собой в церковь маленького Алешу, а дома рассказывала ему разные библейские истории. «Но даже, пожалуй, не этими урочными беседами учила и воспитывала нас прежде всего мама. Учила она каждый день и каждый час, добрым примером, собственными поступками, всем, что делала и о чем говорила», – вспоминал Пантелеев.

В 1916 году Алексей поступил во Второе Петроградское реальное училище, окончить которое ему было не суждено. В 1919 году ЧК арестовала отца Еремеева. Он содержался в холмогорском изоляторе и там, по всей видимости, был расстрелян. Мать Алексея вывезла троих своих детей из Петрограда в Ярославскую губернию. Семья жила очень бедно, впроголодь. От этой серой, беспросветной, унылой и голодной жизни подросток просто сбежал. Бродяжничая, в поисках быстрого заработка научился подворовывать. Впоследствии со жгучим стыдом он будет вспоминать свою первую кражу – у монахинь.

Неудивительно, что в конце концов он привлек внимание следственных органов и оказался – при живой матери – в колонии для сирот-беспризорников. Это была Школа социально-индивидуального воспитания имени Достоевского для трудновоспитуемых, сокращенно «Шкид». Именно в эти годы и появилась кличка, ставшая впоследствии основой псевдонима писателя, – Ленька Пантелеев. Так, сравнивая с известным питерским налетчиком, Алексея прозвали сверстники. Надо сказать, что в 20-е годы носить фамилию бандита было куда безопаснее, чем открыть, что отец у тебя – казачий офицер, а мать – из купеческой семьи. Воспоминания о тех временах позднее найдут отражение во многих произведениях писателя, таких как «Ленька Пантелеев», «Часы» и др.

Именно в Шкиде Еремеев-Пантелеев познакомился с Гришей Белых, будущим соавтором знаменитой «Республики Шкид». Позднее вместе они написали еще несколько произведений. Теплые отношения друзья сохранили на всю жизнь.

В 1936 году Григория Белых арестовали по доносу мужа его сестры. Белых задолжал ему за квартиру, и родственник решил наказать должника: передал тетрадь с его стихами в НКВД. В то время решение бытовых вопросов таким образом не было такой уж редкостью. Белых посадили на три года. У него остались жена и двухлетняя дочка. Пантелеев долго, но, к сожалению, безуспешно хлопотал за товарища, даже писал телеграммы самому Сталину. Посылал в тюрьму деньги и передачи. Друзья переписывались все три года заключения Белых. Но встретиться больше не смогли: Григорий умер в тюрьме. Его так и не оправдали, и в последующие годы Алексей Иванович не мог переиздать «Республику Шкид», написанную вместе с «врагом народа». Ему много раз предлагали переиздать книгу без имени соавтора, но он неизменно отказывался. Из-за этого его имя тоже больше нигде не упоминалось в течение долгого времени.

После периода «неистового, воинствующего безбожия», через который, поддавшись настроению времени, прошел Пантелеев в юности, в его душу снова вернулась вера. Но быть христианином в те годы не только считалось постыдным, это было просто опасно. Нательный крестик, замеченный бдительным оком «сознательных товарищей», мог стать основанием для строгого выговора, увольнения и даже вызова в органы. А уж поход в церковь! «Выходишь из притвора в церковь, – вспоминал Пантелеев, – и глаза уже сами собой начинают косить: направо – налево. Кто здесь оттуда? И вдруг становится стыдно. Осеняешь себя крестом, опускаешься на колени. И тут уже нисходит на тебя благодать, и ты думаешь (или почти не думаешь) о тех, кто рядом или за спиной. Ты молишься, ты с Богом, и тебе все равно, что будет: вызовут, сообщат, посадят… Много раз замечал я, что и на меня с опаской косится какой-нибудь дядька. Но вот и ему становится невмоготу. Не желая знать о моем присутствии, он опускается на колени, молится…»

За ним следили, подсылали провокаторов, он ждал, как и многие в те годы, ночного телефонного звонка или стука в дверь, боялся однажды увидеть в газете заголовок вроде «Детский писатель в рясе». Но почему-то так и не трогали, возможно, потому, что, как писал в своей книге-исповеди Пантелеев, он «не ставил свечу на подсвечник; молился, но слова Божьего не проповедовал». Особенно тяжелым испытанием для христиан стала перепись 1937 года, когда в опросные листы включили графу «Вероисповедание». «Если уж честно, то не только волновался, но и трусил. Как волновались и трусили миллионы других советских людей. Но громко, и даже, пожалуй, с излишней развязностью, ответил: православный». Волновались, как впоследствии оказалось, не напрасно: после этого опроса в лагеря были отправлены десятки тысяч верующих.

В литературу Алексей Иванович вернулся только в 1941 году. Редактор журнала «Костер» попросил его написать рассказ «на моральную тему»: о честности. «Я было подумал, – писал потом Еремеев, – что ничего путного не придумается и не напишется. Но в тот же день или даже час, по пути домой стало что-то мерещиться: широкий приземистый купол Покровской церкви в петербургской Коломне, садик за этой церковью… Вспомнилось, как мальчиком я гулял с нянькой в этом саду и как подбежали ко мне мальчики старше меня и предложили играть с ними «в войну». Сказали, что я – часовой, поставили на пост около какой-то сторожки, взяли слово, что я не уйду, а сами ушли и забыли обо мне. А часовой продолжал стоять, потому что дал «честное слово». Стоял, и плакал, и мучился, пока перепуганная нянька не разыскала его и не увела домой». Многим знако́м сюжет рожденного из этих воспоминаний рассказа «Честное слово». Произведение встретили настороженно: блюстителям коммунистической морали показалось, что герой в своих представлениях о том, что такое хорошо и что такое плохо, опирается на собственное понимание чести и честности, а не на то, как они истолкованы в коммунистической идеологии. Рассказ в итоге все же напечатали, но подозрения эти были не случайны. Пантелеев, опасаясь вслух заявлять о своих убеждениях, нашел возможность выразить то, что было у него в душе, используя эзопов язык. Это был его способ, пусть и не явно, за ширмой, «поставить свечу на подсвечник». Во многих его рассказах и повестях, опубликованных в советскую пору, просматривались христианские мотивы. Правда, заметить это могли только те, кто исповедовал ту же веру.

Оставшись в блокадном Ленинграде, Пантелеев едва не погиб. Неоднократно он оказывался на краю смерти, и каждый раз, когда ситуация виделась совсем безнадежной, его спасала молитва. Однажды его задержал на улице человек «из органов» и повел в участок, а потом, заведя за угол, внезапно отпустил. В другой раз, когда он от голода не мог пошевелиться и с огромным трудом выбрался из квартиры на лестничную клетку, вдруг на помощь пришла незнакомая женщина. Таких случаев немало в воспоминаниях Пантелеева.

В одной из его «блокадных» записей 1941 года есть такие строки: «Кажется, впервые в истории Русской Православной Церкви этой зимой в Ленинграде не служили литургии – за неимением муки для просфор. Служили «обеденку». Что это такое – не знаю». Судя по этой записи, писатель, едва стоящий от голода на ногах, находил в себе силы, чтобы ходить в храм. Что в это время и в этом месте само по себе было настоящим христианским подвигом.

Сам писатель Пантелеев считал себя плохим христианином, укорял себя в том, что не несет в мир свет веры. Но разве сама его жизнь не является свидетельством обратного? Пройдя, подобно первым христианам, гонимым и преследуемым, вынужденным скрываться и опознавать друг друга по тайным знакам, трудный, полный испытаний путь, он выстоял. Не отступил, не уклонился, не свернул, выбирая более легкую и безопасную дорогу. Отказываясь предать память друга, чтобы снять с себя подозрения; продолжая носить нательный крестик, что было само по себе приговором в то время; осознавая опасность дерзкого слова «православный» в графе «вероисповедание», – он, так же как и маленький часовой из его рассказа, оставался на своем посту. Потому что дал слово.

Татьяна Клапчук

Испанские шапочки

Большая стирка

У одной мамы было две девочки.

Одна девочка была маленькая, а другая побольше. Маленькая была беленькая, а побольше - черненькая. Беленькую звали Белочка, а черненькую Тамарочка.

Девочки эти были очень непослушные.

Летом они жили на даче.

Вот они раз приходят и говорят:

Мама, а мама, можно нам сходить на море - покупаться?

А мама им отвечает:

С кем же вы пойдете, доченьки? Я идти не могу. Я занята. Мне надо обед готовить.

А мы, - говорят, - одни пойдем.

Как это одни?

Да так. Возьмемся за руки и пойдем.

А вы не заблудитесь?

Нет, нет, не заблудимся, не бойся. Мы все улицы знаем.

Ну, хорошо, идите, - говорит мама. - Но только смотрите, купаться я вам запрещаю. По воде босичком походить - это можете. В песочек поиграть это пожалуйста. А купаться - ни-ни.

Девочки ей обещали, что купаться не будут.

Взяли они с собой лопатку, формочки и маленький кружевной зонтик и пошли на море.

А у них были очень нарядные платьица. У Белочки было платьице розовенькое с голубеньким бантиком, а у Тамарочки - наоборот - платьице было голубенькое, а бант розовый. Но зато у них у обеих были совсем одинаковые синенькие испанские шапочки с красными кисточками{376}.

Когда они шли по улице, все останавливались и говорили:

Вы посмотрите, какие красивые барышни идут!

А девочкам это приятно. Они еще и зонтик над головой раскрыли: чтобы еще красивее было.

Вот они пришли на море. Стали сначала играть в песочек. Стали колодцы копать, песочные пирожки стряпать, песочные домики строить, песочных человечков лепить...

Играли они, играли - и стало им очень жарко.

Тамарочка говорит:

Знаешь что, Белочка? Давай выкупаемся!

А Белочка говорит:

Ну что ты! Ведь мама нам не позволила.

Ничего, - говорит Тамарочка. - Мы потихоньку. Мама и не узнает даже.

Девочки они были очень непослушные.

Вот они быстренько разделись, сложили свою одежку под деревом и побежали в воду.

А пока они там купались, пришел вор и украл всю их одежку. И платьица украл, и штанишки украл, и рубашки, и сандалики, и даже испанские шапочки с красными кисточками украл. Оставил он только маленький кружевной зонтик и формочки. Зонтик ему не нужен - он ведь вор, а не барышня, а формочки он просто не заметил. Они в стороне лежали - под деревом.

А девочки и не видели ничего.

Они там купались - бегали, брызгались, плавали, ныряли...

А вор в это время тащил их белье.

Вот девочки выскочили из воды и бегут одеваться. Прибегают и видят ничего нет: ни платьиц, ни штанишек, ни рубашек. Даже испанские шапочки с красными кисточками пропали.

Девочки думают:

"Может быть, мы не на то место пришли? Может быть, мы под другим деревом раздевались?"

Но - нет. Видят - и зонтик здесь, и формочки здесь.

Значит, они здесь раздевались, под этим деревом.

И тут они поняли, что у них одежку украли.

Сели они под деревом на песочек и стали громко рыдать.

Белочка говорит:

Тамарочка! Милая! Зачем мы мамочку не послушались! Зачем мы купаться пошли! Как же мы с тобой теперь домой попадем?

А Тамарочка и сама не знает. Ведь у них даже трусов не осталось. Неужели им домой голыми придется идти?

А дело уже к вечеру было. Уж холодно стало. Ветер начинал дуть.

Видят девочки - делать нечего, надо идти. Озябли девочки, посинели, дрожат.

Подумали они, посидели, поплакали и пошли домой.

А дом у них был далеко. Нужно было идти через три улицы.

Вот видят люди: идут по улице две девочки. Одна девочка маленькая, а другая - побольше. Маленькая девочка - беленькая, а побольше - черненькая. Беленькая зонтик несет, а у черненькой в руках сетка с формочками.

И обе девочки идут совершенно голые.

И все на них смотрят, все удивляются, пальцами показывают.

Смотрите, - говорят, - какие смешные девчонки идут!

А девочкам это неприятно. Разве приятно, когда все на тебя пальцами показывают?!

Вдруг видят - стоит на углу милиционер. Фуражка у него белая, рубашка белая и даже перчатки на руках - тоже беленькие.

Он видит - идет толпа.

Он вынимает свисток и свистит. Тогда все останавливаются. И девочки останавливаются. И милиционер спрашивает:

Что случилось, товарищи?

А ему отвечают:

Вы знаете, что случилось? Голые девочки по улицам ходят.

Он говорит:

Эт-то что такое? А?! Кто вам позволил, гражданки, голышом по улицам бегать?

А девочки так испугались, что и сказать ничего не могут. Стоят и сопят, как будто у них насморк.

Милиционер говорит:

Вы разве не знаете, что по улицам бегать голышом нельзя? А?! Хотите я вас за это сейчас в милицию отведу? А?

А девочки еще больше испугались и говорят:

Нет, не хотим. Не надо, пожалуйста. Мы не виноваты. Нас обокрали.

Кто вас обокрал?

Девочки говорят:

Мы не знаем. Мы в море купались, а он пришел и украл всю нашу одежду.

Ах вот оно как! - сказал милиционер.

Потом подумал, спрятал обратно свисток и говорит:

Вы где живете, девочки?

Они говорят:

Мы вот за тем углом - в зелененькой дачке живем.

Ну, вот что, - сказал милиционер. - Бегите тогда скорей на свою зелененькую дачку. Наденьте на себя что-нибудь теплое. И никогда больше голые по улицам не бегайте...

Девочки так обрадовались, что ничего не сказали и побежали домой.

А в это время их мама накрывала в саду на стол.

И вдруг она видит - бегут ее девочки: Белочка и Тамарочка. И обе они совсем голые.

Мама так испугалась, что уронила даже глубокую тарелку.

Мама говорит:

Девочки! Что это с вами? Почему вы голые?

А Белочка ей кричит:

Мамочка! Знаешь, - нас обокрали!!!

Как обокрали? Кто же вас раздел?

Мы сами разделись.

А зачем же вы раздевались? - спрашивает мама.

А девочки и сказать ничего не могут. Стоят и сопят.

Вы что? - говорит мама. - Вы, значит, купались?

Да, - говорят девочки. - Немножко купались.

Мама тут рассердилась и говорит:

Ах вы, негодницы этакие! Ах вы, непослушные девчонки! Во что же я вас теперь одевать буду? Ведь у меня же все платья в стирке...

Потом говорит:

Ну, хорошо! В наказание вы у меня теперь всю жизнь так ходить будете.

Девочки испугались и говорят:

А если дождь?

Ничего, - говорит мама, - у вас зонтик есть.

А зимой?

И зимой так ходите.

Белочка заплакала и говорит:

Мамочка! А куда ж я платок носовой класть буду? У меня ж ни одного кармашка не осталось.

Вдруг открывается калитка и входит милиционер. И несет какой-то беленький узелок.

Он говорит:

Это здесь девочки живут, которые по улицам голые бегают?

Мама говорит:

Да, да, товарищ милиционер. Вот они, эти непослушные девчонки.

Милиционер говорит:

Тогда вот что. Тогда получайте скорей ваши вещи. Я вора поймал.

Развязал милиционер узелок, а там - что вы думаете? Там все их вещи: и голубенькое платьице с розовым бантом, и розовенькое платьице с голубым бантом, и сандалики, и чулочки, и трусики. И даже платки носовые в кармашках лежат.

А где же испанские шапочки? - спрашивает Белочка.

А испанские шапочки я вам не отдам, - говорит милиционер.

А почему?

А потому, - говорит милиционер, - что такие шапочки могут носить только очень хорошие дети... А вы, как я вижу, не очень хорошие...

Интересные рассказы для учащихся начальной школы. Рассказы Леонида Пантелеева и Ирины Пивоваровой для школьников.

Леонид Пантелеев. БУКВА «ТЫ»

Учил я когда-то одну маленькую девочку читать и писать. Девочку звали Иринушка, было ей четыре года пять месяцев, и была она большая умница. За каких-нибудь десять дней мы одолели с ней всю русскую азбуку, могли уже свободно читать и «папа», и «мама», и «Саша», и «Маша», и оставалась у нас невыученной одна только, самая последняя буква — «я».

И тут вот, на этой последней буковке, мы вдруг с Иринушкой и споткнулись.

Я, как всегда, показал ей букву, дал ей как следует её рассмотреть и сказал:

— А это вот, Иринушка, буква «я».

Иринушка с удивлением на меня посмотрела и говорит:

— Почему «ты»? Что за «ты»? Я же сказал тебе: это буква «я»!

— Буква ты?

— Да не «ты», а «я»!

Она ещё больше удивилась и говорит:

— Я и говорю: ты.

— Да не я, а буква «я»!

— Не ты, а буква ты?

— Ох, Иринушка, Иринушка! Наверное, мы, голубушка, с тобой немного переучились. Неужели ты в самом деле не понимаешь, что это не я, а что это буква так называется: «я»?

— Нет, — говорит, — почему не понимаю? Я понимаю.

— Что ты понимаешь?

— Это не ты, а это буква так называется: «ты».

Фу! Ну в самом деле, ну что ты с ней поделаешь?

Как же, скажите на милость, ей объяснить, что я — это не я, ты — не ты, она — не она и что вообще «я» — это только буква.

— Ну, вот что, — сказал я наконец, — ну, давай, скажи как будто про себя: я! Понимаешь? Про себя. Как ты про себя говоришь.

Она поняла как будто. Кивнула. Потом спрашивает:

— Говорить?

— Ну, ну... Конечно.

Вижу — молчит. Опустила голову. Губами шевелит.

Я говорю:

— Ну, что же ты?

— Я сказала.

— А я не слышал, что ты сказала.

— Ты же мне велел про себя говорить. Вот я потихоньку и говорю.

— Что же ты говоришь?

Она оглянулась и шёпотом — на ухо мне:

Я не выдержал, вскочил, схватился за голову и забегал по комнате.

Внутри у меня уже всё кипело, как вода в чайнике. А бедная Иринушка сидела, склонившись над букварём, искоса посматривала на меня и жалобно сопела. Ей, наверно, было стыдно, что она такая бестолковая. Но и мне тоже было стыдно, что я — большой человек — не могу научить маленького человека правильно читать такую простую букву, как буква «я».

Наконец я придумал всё-таки. Я быстро подошёл к девочке, ткнул её пальцем в нос и спрашиваю:

— Это кто?

Она говорит:

— Ну вот... Понимаешь? А это буква «я»!

Она говорит:

— Понимаю...

А у самой уж, вижу, и губы дрожат и носик сморщился — вот-вот заплачет.

— Что же ты, — я спрашиваю, — понимаешь?

— Понимаю, — говорит, — что это я.

— Правильно! Молодец! А это вот буква «я». Ясно?

— Ясно, — говорит. — Это буква ты.

— Да не ты, а я!

— Не я, а ты.

— Не я, а буква «я»!

— Не ты, а буква «ты».

— Не буква «ты», господи боже мой, а буква «я»!

— Не буква «я», господи боже мой, а буква «ты»!

Я опять вскочил и опять забегал по комнате.

— Нет такой буквы! — закричал я. — Пойми ты, бестолковая девчонка! Нет и не может быть такой буквы! Есть буква «я». Понимаешь? Я! Буква «я»! Изволь повторять за мной: я! я! я!..

— Ты, ты, ты, — пролепетала она, едва разжимая губы. Потом уронила голову на стол и заплакала. Да так громко и так жалобно, что весь мой гнев сразу остыл. Мне стало жалко её.

— Хорошо, — сказал я. — Как видно, мы с тобой и в самом деле немного заработались. Возьми свои книги и тетрадки и можешь идти гулять. На сегодня — хватит.

Она кое-как запихала в сумочку своё барахлишко и, ни слова мне не сказав, спотыкаясь и всхлипывая вышла из комнаты.

А я, оставшись один, задумался: что же делать? Как же мы в конце концов перешагнём через эту проклятую букву «я»?

«Ладно, — решил я. — Забудем о ней. Ну её. Начнём следующий урок прямо с чтения. Может быть, так лучше будет».

И на другой день, когда Иринушка, весёлая и раскрасневшаяся после игры, пришла на урок, я не стал ей напоминать о вчерашнем, а просто посадил её за букварь, открыл первую попавшуюся страницу и сказал:

— А ну, сударыня, давайте-ка, почитайте мне что-нибудь.

Она, как всегда перед чтением, поёрзала на стуле, вздохнула, уткнулась и пальцем и носиком в страницу и, пошевелив губами, бегло и не переводя дыхания, прочла:

— Тыкову дали тыблоко.

От удивления я даже на стуле подскочил:

— Что такое? Какому Тыкову? Какое тыблоко? Что ещё за тыблоко?

Посмотрел в букварь, а там чёрным по белому написано:

«Якову дали яблоко».

Вам смешно? Я тоже, конечно, посмеялся. А потом говорю:

— Яблоко, Иринушка! Яблоко, а не тыблоко!

Она удивилась и говорит:

— Яблоко? Так значит, это буква «я»?

Я уже хотел сказать: «Ну конечно, «я»! А потом спохватился и думаю: «Нет, голубушка! Знаем мы вас. Если я скажу «я» — значит — опять пошло-поехало? Нет, уж сейчас мы на эту удочку не попадёмся».

И я сказал:

— Да, правильно. Это буква «ты».

Конечно, не очень-то хорошо говорить неправду. Даже очень нехорошо говорить неправду. Но что же поделаешь! Если бы я сказал «я», а не «ты», кто знает, чем бы всё это кончилось. И, может быть, бедная Иринушка так всю жизнь и говорила бы — вместо «яблоко» — тыблоко, вместо «ярмарка» — тырмарка, вместо «якорь» — тыкорь и вместо «язык» — ты- зык. А Иринушка, слава богу, выросла уже большая, выговаривает все буквы правильно, как полагается, и пишет мне письма без одной ошибки.

Ирина Пивоварова. КАК МАНЕЧКА И КАТЯ ДРЕССИРОВАЛИ МЫШКИНА

Однажды Катя и Манечка решили стать клоунами в цирке. Они посадили на диван Бобика, куклу Зюзю, корову Маришу из папье-маше, пластмассового крокодила Гену, немолодого жёлтого медведя Гришу и двух престарелых зайцев без глаз, без хвостов и без имени и стали веселить публику.

Они нарисовали себе красной краской рот до ушей и стали хохотать, падать на пол, кривляться, пихаться и кувыркаться.

Публика страшно смеялась и аплодировала. Корова Мариша от смеха даже повалилась на пол, и у неё отскочило колесо.

Все остальные тоже остались довольны. Особенно Зюзя и Бобик. Они сидели рядом, ели мороженое, и Зюзя сказала Бобику, что она ничего в жизни не видела смешнее этих клоунов, захлопала большим круглым глазом и томно прибавила: «Ма-ма!»

Катя с Маней ещё немножко покувыркались и покривлялись, но скоро им это надоело, и они решили показать уважаемой публике дрессированного кота Мышкина.

Они взяли круглые пяльцы и стали заставлять Мышкина в них прыгать. Но Мышкин отказался и спрятался.

Тогда они поняли, что Мышкин выступать в цирке не готов, сначала его надо дрессировать. И сёстры стали дрессировать Мышкина. Они положили на середину комнаты половинку сосиски и закричали:

— Мышкин, ни с места!

А Мышкин кинулся и съел сосиску. Тогда они положили другую половинку сосиски, а сами схватили Мышкина и крикнули:

— Мышкин, ни с места!

Мышкин стал вырываться из рук, глядя на сосиску, но Катя с Манечкой его не пустили.

— Ты должен терпеть, глупый кот! — сказали они ему. — Если не научишься терпеть, то и в цирке выступать не будешь, понял?

«Понял», — подумал Мышкин и вырываться перестал. Но как только Катя с Манечкой его выпустили, он бросился к сосиске и тут же её проглотил!

Катя и Манечка долго тренировали Мышкина, и Мышкин стал даже какой-то грустный и испуганный. От каждого крика он прямо-таки вздрагивал, но сосиску всё равно съедал. «Попробуй её не съесть, — грустно думал Мышкин, — если она прямо перед тобой на полу лежит! Нет уж, лучше я не буду в цирке выступать! Не нужна мне слава».

Мышкин в два счёта съедал сосиску и виновато глядел на Катю с Манечкой, а рассерженные Катя с Манечкой долго его стыдили. Однажды они десять раз подряд клали на пол сосиску, и Мышкин каждый раз бросался к ней и моментально съедал. «Эх, — думал Мышкин, — пропади всё пропадом!»

Тогда Катя и Манечка, потеряв всякое терпение, сказали ему:

— Ну, вот что, упрямый и противный Мышкин! Если ты и сейчас нас не послушаешься, мы от тебя откажемся и отдадим тебя в детский дом для беспризорных котов, и ты там хоть с утра до ночи ешь сосиски, но нас ты больше в глаза не увидишь.

Мышкин совсем расстроился. Он, конечно, любил сосиски, но Катю с Манечкой он тоже любил. Он даже не знал, кого любит больше — сосиски или Катю с Манечкой. Во всяком случае, в детский дом для беспризорных котов ему не хотелось. Поэтому он жалобно замяукал, виновато сел на хвост и стал мыть свои уши.

Уши у Мышкина были очень пушистые. Катя с Манечкой подумали: «А может, Мышкин не виноват? Может, ему сквозь его пушистые уши не слышно? Может, надо крикнуть посильнее?»

Они положили на пол кусочек мороженой трески и заорали так, что стёкла в раме затряслись:

— Мышкин! Ни с места! — да ещё для верности затопали ногами.

Мышкина от страха чуть удар не хватил. Он подскочил на месте, перевернулся волчком, бросился под диван и с трудом втиснулся в узкое пространство между диваном и полом.

Довольные Катя с Маней решили повторить опыт.

— Ну вот, — сказали они. — Это совсем другое дело! А теперь иди сюда, Мышкин! Иди сюда, миленький! Съешь эту треску, мы разрешаем.

«Спасибо, — думает Мышкин под диваном. — Попробуй отсюда вылезти, застрял я!.. Нет уж! Никакой мне вашей трески не надо! Мне тут спокойней. Вот до чего вы меня довели. От такого крика можно нервнобольным стать».

Катя с Манечкой долго вытаскивали Мышкина из- под дивана, а он упирался и дико мяукал.

Зазвонил звонок, прибежала соседка Анна Ивановна:

— Что здесь происходит? Что за крики? Что за топанье немыслимое? У меня хрустальная ваза с полки

свалилась! Распустили детей! Хулиганят направо и налево! Сейчас милицию вызову!

Тут Катя и Манечка сами испугались не на шутку. А Мышкин, слыша, какая над его хозяйками возникла угроза, захотел вылезти из-под дивана, но не смог и взвыл ещё сильнее.

— Так вы ещё и животных мучаете?! — встала на колени и заглянула под диван соседка. — Бедный котик, зачем эти противные дети тебя туда затолкали? Ну и дети пошли! И чему их только родители учат?

Она сунула руку под тахту, хотела Мышкина вытащить, а Мышкин взял и оцарапал её, да ещё и укусил.

— Ай! — закричала соседка. — Глупый кот! Не понимает, кто ему добро делает! Несознательное существо! Весь в своих хозяек!

Тут Мышкин взял и вылез. Не стерпел, чтобы его хозяек оскорбляли. Задрав хвост, он с большим достоинством пересёк комнату и вышел вон, как бы желая дать понять, что он ни в чьей помощи не нуждается и просит всяких соседок оставить его в покое. С боков и хвоста Мышкина свешивались длинные серые мотки пыли.

— Вот видите! — сказали Катя с Манечкой. — Никого мы не мучаем! Ваш Вовка сам вчера к нашему Мышкину во дворе приставал, за усы дёргал. И если он ещё его будет дёргать, мы сами на вашего Вовку в милицию заявим.

Тогда соседка встала с колен, возмущённо отряхнулась и сказала:

— Господи, а пыли-то, пыли! Небось сроду не подметали! А пахнет-то, пахнет! Ну прямо как в зоопарке! Интеллигентное семейство, называется! Анекдот! — И возмущённо удалилась.

С тех пор Катя и Манечка больше Мышкина не дрессировали. А и в самом деле, чего его дрессировать? Он и так умный! Ну а в цирке — в цирке котам выступать не обязательно.

Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л)

Алексей Иванович Пантелеев
(Л.Пантелеев)
Рассказы о Белочке и Тамарочке
1 - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
Содержание
На море
Испанские шапочки
В лесу
Большая стирка
НА МОРЕ
У одной мамы было две девочки.
Одна девочка была маленькая, а другая побольше. Маленькая была беленькая, а побольше - черненькая. Беленькую звали Белочка, а черненькую Тамарочка.
Девочки эти были очень непослушные.
Летом они жили на даче.
Вот они раз приходят и говорят:
- Мама, а мама, можно нам сходить на море - покупаться?
А мама им отвечает:
- С кем же вы пойдете, доченьки? Я идти не могу. Я занята. Мне надо обед готовить.
- А мы, - говорят, - одни пойдем.
- Как это одни?
- Да так. Возьмемся за руки и пойдем.
- А вы не заблудитесь?
- Нет, нет, не заблудимся, не бойся. Мы все улицы знаем.
- Ну, хорошо, идите, - говорит мама. - Но только смотрите, купаться я вам запрещаю. По воде босичком походить - это можете. В песочек поиграть это пожалуйста. А купаться - ни-ни.
Девочки ей обещали, что купаться не будут.
Взяли они с собой лопатку, формочки и маленький кружевной зонтик и пошли на море.
А у них были очень нарядные платьица. У Белочки было платьице розовенькое с голубеньким бантиком, а у Тамарочки - наоборот - платьице было голубенькое, а бант розовый. Но зато у них у обеих были совсем одинаковые синенькие испанские шапочки с красными кисточками376.
Когда они шли по улице, все останавливались и говорили:
- Вы посмотрите, какие красивые барышни идут!
А девочкам это приятно. Они еще и зонтик над головой раскрыли: чтобы еще красивее было.
Вот они пришли на море. Стали сначала играть в песочек. Стали колодцы копать, песочные пирожки стряпать, песочные домики строить, песочных человечков лепить...
Играли они, играли - и стало им очень жарко.
Тамарочка говорит:
- Знаешь что, Белочка? Давай выкупаемся!
А Белочка говорит:
- Ну что ты! Ведь мама нам не позволила.
- Ничего, - говорит Тамарочка. - Мы потихоньку. Мама и не узнает даже.
Девочки они были очень непослушные.
Вот они быстренько разделись, сложили свою одежку под деревом и побежали в воду.
А пока они там купались, пришел вор и украл всю их одежку. И платьица украл, и штанишки украл, и рубашки, и сандалики, и даже испанские шапочки с красными кисточками украл. Оставил он только маленький кружевной зонтик и формочки. Зонтик ему не нужен - он ведь вор, а не барышня, а формочки он просто не заметил. Они в стороне лежали - под деревом.
А девочки и не видели ничего.
Они там купались - бегали, брызгались, плавали, ныряли...
А вор в это время тащил их белье.
Вот девочки выскочили из воды и бегут одеваться. Прибегают и видят ничего нет: ни платьиц, ни штанишек, ни рубашек. Даже испанские шапочки с красными кисточками пропали.
Девочки думают:
"Может быть, мы не на то место пришли? Может быть, мы под другим деревом раздевались?"
Но - нет. Видят - и зонтик здесь, и формочки здесь.
Значит, они здесь раздевались, под этим деревом.
И тут они поняли, что у них одежку украли.
Сели они под деревом на песочек и стали громко рыдать.
Белочка говорит:
- Тамарочка! Милая! Зачем мы мамочку не послушались! Зачем мы купаться пошли! Как же мы с тобой теперь домой попадем?
А Тамарочка и сама не знает. Ведь у них даже трусов не осталось. Неужели им домой голыми придется идти?
А дело уже к вечеру было. Уж холодно стало. Ветер начинал дуть.
Видят девочки - делать нечего, надо идти. Озябли девочки, посинели, дрожат.
Подумали они, посидели, поплакали и пошли домой.
А дом у них был далеко. Нужно было идти через три улицы.
Вот видят люди: идут по улице две девочки. Одна девочка маленькая, а другая - побольше. Маленькая девочка - беленькая, а побольше - черненькая. Беленькая зонтик несет, а у черненькой в руках сетка с формочками.
И обе девочки идут совершенно голые.
И все на них смотрят, все удивляются, пальцами показывают.
- Смотрите, - говорят, - какие смешные девчонки идут!
А девочкам это неприятно. Разве приятно, когда все на тебя пальцами показывают?!
Вдруг видят - стоит на углу милиционер. Фуражка у него белая, рубашка белая и даже перчатки на руках - тоже беленькие.
Он видит - идет толпа.
Он вынимает свисток и свистит. Тогда все останавливаются. И девочки останавливаются. И милиционер спрашивает:
- Что случилось, товарищи?
А ему отвечают:
- Вы знаете, что случилось? Голые девочки по улицам ходят.
Он говорит:
- Эт-то что такое? А?! Кто вам позволил, гражданки, голышом по улицам бегать?
А девочки так испугались, что и сказать ничего не могут. Стоят и сопят, как будто у них насморк.
Милиционер говорит:
- Вы разве не знаете, что по улицам бегать голышом нельзя? А?! Хотите я вас за это сейчас в милицию отведу? А?
А девочки еще больше испугались и говорят:
- Нет, не хотим. Не надо, пожалуйста. Мы не виноваты. Нас обокрали.
- Кто вас обокрал?
Девочки говорят:
- Мы не знаем. Мы в море купались, а он пришел и украл всю нашу одежду.
- Ах вот оно как! - сказал милиционер.
Потом подумал, спрятал обратно свисток и говорит:
- Вы где живете, девочки?
Они говорят:
- Мы вот за тем углом - в зелененькой дачке живем.
- Ну, вот что, - сказал милиционер. - Бегите тогда скорей на свою зелененькую дачку. Наденьте на себя что-нибудь теплое. И никогда больше голые по улицам не бегайте...
Девочки так обрадовались, что ничего не сказали и побежали домой.
А в это время их мама накрывала в саду на стол.
И вдруг она видит - бегут ее девочки: Белочка и Тамарочка. И обе они совсем голые.
Мама так испугалась, что уронила даже глубокую тарелку.
Мама говорит:
- Девочки! Что это с вами? Почему вы голые?
А Белочка ей кричит:
- Мамочка! Знаешь, - нас обокрали!!!
- Как обокрали? Кто же вас раздел?
- Мы сами разделись.
- А зачем же вы раздевались? - спрашивает мама.
А девочки и сказать ничего не могут. Стоят и сопят.
- Вы что? - говорит мама. - Вы, значит, купались?
- Да, - говорят девочки. - Немножко купались.
Мама тут рассердилась и говорит:
- Ах вы, негодницы этакие! Ах вы, непослушные девчонки! Во что же я вас теперь одевать буду? Ведь у меня же все платья в стирке...
Потом говорит:
- Ну, хорошо! В наказание вы у меня теперь всю жизнь так ходить будете.
Девочки испугались и говорят:
- А если дождь?
- Ничего, - говорит мама, - у вас зонтик есть.
- А зимой?
- И зимой так ходите.
Белочка заплакала и говорит:
- Мамочка! А куда ж я платок носовой класть буду? У меня ж ни одного кармашка не осталось.
Вдруг открывается калитка и входит милиционер. И несет какой-то беленький узелок.
Он говорит:
- Это здесь девочки живут, которые по улицам голые бегают?
Мама говорит:
- Да, да, товарищ милиционер. Вот они, эти непослушные девчонки.
Милиционер говорит:
- Тогда вот что. Тогда получайте скорей ваши вещи. Я вора поймал.
Развязал милиционер узелок, а там - что вы думаете? Там все их вещи: и голубенькое платьице с розовым бантом, и розовенькое платьице с голубым бантом, и сандалики, и чулочки, и трусики. И даже платки носовые в кармашках лежат.
- А где же испанские шапочки? - спрашивает Белочка.
- А испанские шапочки я вам не отдам, - говорит милиционер.
- А почему?
- А потому, - говорит милиционер, - что такие шапочки могут носить только очень хорошие дети... А вы, как я вижу, не очень хорошие...
- Да, да, - говорит мама. - Не отдавайте им, пожалуйста, этих шапочек, пока они маму слушаться не будут.
- Будете маму слушаться? - спрашивает милиционер.
- Будем, будем! - закричали Белочка и Тамарочка.
- Ну, смотрите, - сказал милиционер. - Я завтра приду... Узнаю.
Так и ушел. И шапочки унес.
А что завтра было - еще неизвестно. Ведь завтра-то - его еще не было. Завтра - оно завтра будет.
ИСПАНСКИЕ ШАПОЧКИ
А на другой день Белочка и Тамарочка проснулись - и ничего не помнят. Как будто вчера и не было ничего. Как будто они и купаться без спросу не ходили, и по улицам голые не бегали, - и про вора, и про милиционера, и про все на свете забыли.
Проснулись они в этот день очень поздно и давай, как всегда, в кроватках возиться, давай подушками кидаться, давай шуметь, петь, кувыркаться.
Мама приходит и говорит:
- Девочки! Что это с вами? Как вам не стыдно! Почему вы так долго копаетесь? Завтракать надо!
А девочки ей говорят:
- Мы не хотим завтракать.
- Как это не хотите? Вы разве не помните, что вы вчера обещали милиционеру?
- А что? - говорят девочки.
- Вы обещали ему вести себя хорошо, слушаться маму, не капризничать, не шуметь, не кричать, не ссориться, не безобразничать.
Девочки вспомнили и говорят:
- Ой, правда, правда! Ведь он нам наши испанские шапочки обещал принести. Мамочка, а он не приходил еще?
- Нет, - говорит мама. - Он вечером придет.
- А почему вечером?
- А потому, что он сейчас на посту стоит.
- А что он там делает - на посту?
- А вы вот одевайтесь поскорей, - говорит мама, - тогда я вам расскажу, что он там делает.
Девочки стали одеваться, а мама присела на подоконник и рассказывает:
- Милиционер, - говорит она, - стоит на посту и охраняет нашу улицу от воров, от разбойников, от хулиганов. Смотрит, чтобы никто не шумел, не буянил. Чтобы дети под автомобили не попадали. Чтобы никто заблудиться не мог. Чтобы все люди могли спокойно жить и работать.
Белочка говорит:
- И, наверно, чтобы никто купаться без спросу не ходил.
- Вот, вот, - говорит мама. - Он, в общем, следит за порядком. Чтобы все люди вели себя хорошо.
- А кто плохо себя ведет?
- Тех он наказывает.
Белочка говорит:
- И взрослых наказывает?
- Да, - говорит мама, - и взрослых наказывает.
Белочка говорит:
- И у всех шапки отбирает?
- Нет, - говорит мама, - не у всех. Он только испанские шапки отбирает, и только у непослушных детей.
- А у послушных?
- А у послушных не отбирает.
- Так что имейте в виду, - говорит мама, - если вы будете сегодня плохо себя вести, милиционер не придет и шапочки не принесет. Ни за что не принесет. Вот увидите.
- Нет, нет! - закричали девочки. - Вот увидишь: мы будем себя хорошо вести.
- Ну, ладно, - сказала мама. - Посмотрим.
И вот, не успела мама из комнаты выйти, не успела дверь захлопнуть девочек не узнать: одна другой лучше стали. Оделись они быстренько. Вымылись начисто. Вытерлись насухо. Сами постельки убрали. Сами друг другу косички заплели. И не успела их мама позвать, они уж - готово дело - садятся за стол завтракать.
Всегда они за столом капризничают, всегда торопить их надо, - копаются, носом клюют, а сегодня - как будто другие девочки. Так быстро едят, как будто их десять дней не кормили. Мама не успевает даже бутерброды намазывать: один бутерброд - Белочке, другой - Тамарочке, третий - опять Белочке, четвертый - опять Тамарочке. А тут еще кофе наливай, хлеб нарезай, сахар накладывай. У мамы даже рука устала.
Белочка одна целых пять чашек кофе выпила. Выпила, подумала, да и говорит:
- А ну-ка, мамочка, налей мне, пожалуйста, еще полчашечки.
Но тут даже мама не вытерпела.
- Ну, нет, - говорит, - хватит, голубушка! Еще лопнешь ты у меня, - что я тогда с тобой делать буду?!
Позавтракали девочки и думают: "Чем бы нам теперь заняться? Что бы такое получше придумать? Давай, - думают, - поможем маме посуду со стола убирать". Мама посуду моет, а девочки ее вытирают и в шкафик на полочку ставят. Тихонечко ставят, осторожненько. Каждую чашку и каждое блюдце двумя руками носят, чтобы не раскокать нечаянно. И сами все время ходят на цыпочках. Разговаривают между собой чуть ли не шепотом. Друг с дружкой не ссорятся, не препираются. Тамарочка Белочке нечаянно на ногу наступила. Говорит:
- Извиняюсь, Белочка. Я тебе на ногу наступила.
А Белочке хоть и больно, хоть она вся и сморщилась, а говорит:
- Ничего, Тамарочка. Наступай, наступай, пожалуйста...
Вежливые стали, воспитанные, - мама глядит - не налюбуется.
"Вот так девочки, - думает. - Вот бы всегда такие были!"
Весь день Белочка и Тамарочка никуда не ходили, всё дома сидели. Хоть и очень им хотелось в садике побегать или с ребятами на улице поиграть, "нет, - думают, - все-таки не пойдем, не стоит. Если на улицу выйдешь, - там мало ли что. Там еще подерешься с кем-нибудь или платьице нечаянно разорвешь... Нет, - думают, - уж лучше мы дома будем сидеть. Дома как-то спокойнее..."
Почти до самого вечера девочки дома просидели - в куклы играли, рисовали, картинки в книжках разглядывали... А вечером приходит мама и говорит:
- Что ж это вы, доченьки, целый день в комнатах сидите, без воздуха? Надо воздухом дышать. Идите-ка на улицу, погуляйте. А то мне сейчас пол надо мыть, - вы мне мешать будете.
Девочки думают:
"Ну что ж, если мама велит воздухом дышать, ничего не поделаешь, пойдем подышим".
Вот вышли они в сад и стали у самой калитки. Стоят и изо всех сил воздухом дышат. А тут в это время подходит к ним соседская девочка Валя. Она им говорит:
- Девочки, идемте в пятнашки играть.
Белочка и Тамарочка говорят:
- Нет, нам не хочется.
- А почему? - спрашивает Валя.
Они говорят:
- Нам нездоровится.
Тут еще дети подошли. Стали их звать на улицу.
А Белочка и Тамарочка говорят:
- Нет, нет, и не просите, пожалуйста. Все равно не пойдем. Мы сегодня больные.
Соседская Валя говорит:
- А что у вас болит, девочки?
Они говорят:
- У нас невозможно до чего головы болят.
Валя у них спрашивает:
- А зачем же вы тогда с голыми головами ходите?
Девочки покраснели, обиделись и говорят:
- Как это с голыми? И вовсе не с голыми. У нас волосы на головах.
Валя говорит:
- А где же ваши испанские шапочки?
Девочкам стыдно сказать, что у них милиционер шапочки отобрал, они говорят:
- Они у нас в стирке.
А в это время их мама как раз шла через сад за водой. Она услыхала, что девочки неправду сказали, остановилась и говорит:
- Девочки, зачем вы неправду говорите?!
Тогда они испугались и говорят:
- Нет, нет, не в стирке.
Потом говорят:
- У нас их вчера милиционер отобрал, потому что мы непослушные были.
Тут все удивились и говорят:
- Как? Разве милиционер шапки отбирает?
Девочки говорят:
- Да! Отбирает!
Потом говорят:
- У кого отбирает, а у кого и не отбирает.
Тут один маленький мальчик в серенькой кепке спрашивает:
- Скажите, а кепки он тоже отбирает?
Тамарочка говорит:
- Вот еще. Очень ему нужна твоя кепка. Он только испанские шапки отбирает.
Белочка говорит:
- Которые только с кисточками.
Тамарочка говорит:
- Которые только очень хорошие дети могут носить.
Соседская Валя обрадовалась и говорит:
- Ага! Значит, вы - нехорошие. Ага! Значит, вы - плохие. Ага!..
Девочкам и сказать нечего. Они покраснели, смутились и думают: "Что бы такое ответить - получше?"
И ничего придумать не могут.
Но тут, на их счастье, на улице появился еще один мальчик. Этого мальчика никто из ребят не знал. Это был какой-то новый мальчик. Наверно, он только что приехал на дачу. Он был не один, а вел за собой на веревке огромную, черную, большеглазую собачищу. Собака эта была такая страшенная, что не только девочки, но даже самые храбрые мальчики, как увидели ее, завизжали и кинулись в разные стороны. А незнакомый мальчик остановился, засмеялся и сказал:
- Не бойтесь, она не укусит. Она у меня сегодня уже покушала.
Тут кто-то говорит:
- Да. А может быть, она еще не наелась.
Мальчик с собакой подошел ближе и говорит:
- Эх вы, трусы. Такого песика испугались. Во! - видали?
Он повернулся к собаке спиной и сел на нее, как на какой-нибудь плюшевый диванчик. И даже положил ногу на ногу. Собака зашевелила ушами, оскалилась, но ничего не сказала. Тогда те, кто был похрабрее, подошли ближе... А мальчик в серенькой кепке - так тот подошел совсем близко и даже сказал:
- Пюсик! Пюсик!
Потом он откашлялся и спросил:
- Скажите, пожалуйста, откуда у вас такой пес?
- Дядя подарил, - сказал мальчик, который сидел на собаке.
- Вот так подарочек, - сказал какой-то мальчик.
А девочка, которая стояла за деревом и боялась оттуда выйти, сказала плачущим голосом:
- Лучше б он тебе тигра подарил. И то не так страшно было б...
Белочка и Тамарочка стояли в это время за своим забором. Когда появился мальчик с собакой, они побежали к дому, но потом вернулись и даже влезли на перекладину калитки, чтобы лучше было смотреть.
Почти все ребята уже расхрабрились и обступили мальчика с собакой.
- Ребята, отойдите, не видно! - закричала Тамарочка.
- Скажите! - сказала соседская Валя. - Тут тебе не цирк. Если хочешь смотреть, выходи на улицу.
- Захочу - и выйду, - сказала Тамарочка.
- Тамарочка, не надо, - прошептала Белочка. - А вдруг...
- Что вдруг? Ничего не вдруг...
И Тамарочка первая вышла на улицу, а за ней и Белочка.
В это время кто-то спросил у мальчика:
- Мальчик, а мальчик. А как твою собаку зовут?
- Никак, - сказал мальчик.
- Как это никак! Так и зовут Никак?
- Ага, - сказал мальчик. - Так и зовут Никак.
- Вот так имя! - засмеялась соседская Валя.
А мальчик в серенькой кепке кашлянул и сказал:
- Назовите ее лучше - знаете как? Назовите ее - Черный Пират!
- Ну вот еще, - сказал мальчик.
- Нет, ты знаешь, мальчик, как ее назови, - сказала Тамарочка. - Назови ее Бармалей.
- Нет, лучше знаешь как, - сказала маленькая девочка, которая стояла за деревом и все еще боялась оттуда выйти. - Назови ее - Тигыр.
Тут все ребята стали наперебой предлагать мальчику имена для собаки.
Один говорит:
- Назови ее Чучело.
Другой говорит:
- Пугало.
Третий говорит:
- Разбойник!
Другие говорят:
- Бандит.
- Фашист!
- Людоед...
А собака слушала-слушала, и, наверно, ей не понравилось, что ее так некрасиво обзывают. Она вдруг как зарычит, как подскочит, что даже тот мальчик, который на ней сидел, не удержался и полетел на землю. А остальные ребята кинулись в разные стороны. Девочка, которая стояла за деревом, споткнулась и упала. Валя на нее налетела и тоже упала. Мальчик в серенькой кепке уронил свою серенькую кепку. Какая-то девочка стала кричать: "Мама!" Другая девочка стала кричать: "Папа!" А Белочка и Тамарочка - те, конечно, сразу к своей калитке. Открывают калитку и вдруг видят, что собака на них бежит. Тогда и они тоже стали кричать: "Мама!" И вдруг слышат - кто-то свистит. Оглянулись - идет по улице милиционер. Фуражка на нем белая, рубашка белая и перчатки на руках тоже беленькие, а на боку - желтая кожаная сумка с железной пряжкой.
Идет милиционер большими шагами по улице и в свисток свистит.
И сразу на улице тихо, спокойно стало. Девочки перестали визжать. Перестали "папа" и "мама" кричать. Те, кто упал, поднялись. Те, кто бежал, остановились. И даже собака - и та захлопнула пасть, села на задние лапы и завиляла хвостом.
А милиционер остановился и спрашивает:
- Это кто тут шумел? Кто тут порядок нарушает?
Мальчик в серенькой кепке надел свою серенькую кепку и говорит:
- Это не мы, товарищ милиционер. Это собака порядок нарушает.
- Ах, собака? - сказал милиционер. - А вот мы ее сейчас за это в милицию заберем.
- Заберите, заберите! - стали просить девочки.
- А может быть, это не она кричала? - говорит милиционер.
- Она, она! - закричали девочки.
- А кто это сейчас "папа" и "мама" кричал? Тоже она?
В это время выбегает на улицу Белочкина и Тамарочкина мама. Она говорит:
- Здравствуйте! Что случилось? Кто меня звал? Кто кричал "мама"?
Милиционер говорит:
- Здравствуйте! Это, правда, не я кричал "мама". Но мне как раз вас и нужно. Я пришел узнать, как ваши девочки сегодня себя вели.
Мама говорит:
- Вели они себя очень хорошо. Только воздухом мало дышали, в комнатах целый день сидели. А вообще ничего, хорошо себя вели.
- Ну, если так, - говорит милиционер, - тогда получите, пожалуйста.
Расстегивает свою кожаную сумку и достает - испанские шапочки.
Девочки посмотрели - и ахнули. Видят - всё на испанских шапочках как полагается: и кисточки висят, и каемочки по краям, а спереди, под кисточками, еще приделаны красные красноармейские звездочки, и на каждой звездочке - маленький серпик и маленький молоток. Это, наверно, милиционер сам приделал.
Обрадовались Белочка и Тамарочка, стали благодарить милиционера, а милиционер сумку застегнул и говорит:
- Ну, до свиданья, я пошел, мне некогда. Смотрите у меня - в следующий раз лучше себя ведите.
Девочки удивились и говорят:
- Как лучше? Мы и так себя хорошо вели. Лучше уж нельзя.
Милиционер говорит:
- Нет, можно. Вы вот, мама говорит, целый день в комнатах сидели, а это нехорошо, это вредно. Надо на воздухе бывать, в садике гулять...
Девочки говорят:
- Да. А если в сад выйдешь, тогда и на улицу захочется.
- Ну и что ж, - говорит милиционер. - И на улице можно гулять.
- Да, - говорят девочки, - а если на улицу выйдешь, тогда поиграть, побегать захочется.
Милиционер говорит:
- Играть и бегать тоже не запрещается. Даже наоборот, полагается детям играть. Даже такой закон есть в нашей Советской стране: все дети должны резвиться, веселиться, никогда нос не вешать и никогда не плакать.
Белочка говорит:
- А если собака укусит?
Милиционер говорит:
- Если собаку не дразнить, она не укусит. И бояться не надо. Чего ее бояться? Вы посмотрите, какой это славный песик. Ох, какой замечательный песик! Его, наверно, зовут Шарик.
А собака сидит, слушает и хвостом виляет. Как будто понимает, что это про нее говорят. И совсем она не страшная - смешная, лохматая, пучеглазая...
Милиционер перед ней на корточки присел и говорит:
- А ну, Шарик, дай лапу.
Собака немножко подумала и дает лапу.
Все удивились, конечно, а Белочка вдруг подходит, садится тоже на корточки и говорит:
- А мне?
Собака на нее посмотрела - и ей тоже лапу дает.
Тогда и Тамарочка подошла. И другие ребята. И все стали наперебой просить:
- Шарик, дай лапу!
А пока они тут с собакой здоровались и прощались, милиционер потихоньку поднялся и пошел по улице - на свой милицейский пост.
Белочка и Тамарочка оглянулись: ой, где же милиционер?
А его и нету. Только белая фуражечка мелькает.
В ЛЕСУ
Однажды вечером, когда мама укладывала девочек спать, она им сказала:
- Если завтра с утра будет хорошая погода, мы с вами пойдем - знаете куда?
- Куда?
Мама говорит:
- А ну, угадайте.
- На море?
- Нет.
- Цветы собирать?
- Нет.
- А куда же тогда?
Белочка говорит:
- А я знаю куда. Мы в лавку за керосином пойдем.
- Нет, - говорит мама. - Если завтра с утра будет хорошая погода, мы с вами пойдем в лес за грибами.
Белочка и Тамарочка так обрадовались, так запрыгали, что чуть не свалились со своих кроваток на пол.
Еще бы!.. Ведь они еще никогда в жизни не были в лесу. Цветы они собирали. На море купаться ходили. Даже в лавку за керосином с мамой ходили. А вот в лес их еще никогда, ни одного раза не брали. И грибы они до сих пор только жареные видели - на тарелках.
От радости они долго не могли заснуть. Они долго ворочались в своих маленьких кроватках и все думали: какая завтра будет погода?
"Ох, - думают, - только бы не плохая была. Только бы солнышко было".
Утром они проснулись и сразу:
- Мамочка! Какая погода?
А мама им говорит:
- Ох, доченьки, погода неважная. Тучи по небу ходят.
Выбежали девочки в сад и чуть не заплакали.
Видят, и правда: все небо в тучах, а тучи такие страшные, черные вот-вот дождик закапает.
Мама видит, что девочки приуныли, и говорит:
- Ну, ничего, доченьки. Не плачьте. Может быть, их разгонит, тучи-то...
А девочки думают:
"Кто же их разгонит? Кому в лес не идти - тому все равно. Тому тучи не мешают. Надо нам самим разгонять".
Вот стали они бегать по саду и разгонять тучи. Стали руками махать. Бегают, машут и говорят:
- Эй, тучи! Уходите, пожалуйста! Убирайтесь! Вы нам мешаете в лес идти.
И то ли они хорошо махали, то ли тучам самим надоело на одном месте стоять, только вдруг поползли они, поползли, и не успели девочки оглянуться, - показалось на небе солнце, заблестела трава, зачирикали птички...
- Мамочка! - закричали девочки. - Посмотри-ка: тучки-то испугались! Убежали!
Мама в окно посмотрела и говорит:
- Ах! Где же они?
Девочки говорят:
- Убежали...
- Вот вы молодцы какие! - говорит мама. - Ну что ж, теперь можно и в лес идти. Давайте, ребята, одевайтесь скорей, а то они еще раздумают, тучи-то, - обратно придут.
Девочки испугались и побежали скорей одеваться. А мама в это время сходила к хозяйке и принесла от нее три корзины: одну большую корзину - для себя и две маленьких корзиночки - для Белочки и Тамарочки. Потом они попили чаю, позавтракали и пошли в лес.
Вот они пришли в лес. А в лесу тихо, темно и никого нет. Одни деревья стоят.
Белочка говорит:
- Мамочка! А волки здесь есть?
- Здесь, на опушке, нет, - говорит мама, - а подальше туда - в глубине леса - там, говорят, их очень много.
- Ой, - говорит Белочка. - Я тогда боюсь.
Мама говорит:
- Ничего, не бойся. Мы с вами очень далеко не пойдем. Мы здесь на опушке будем грибы собирать.
Белочка говорит:
- Мамочка! А какие они, грибы? Они на деревьях растут? Да?
Тамарочка говорит:
- Глупая! Разве грибы на деревьях растут? Они на кусточках растут, как ягодки.
- Нет, - говорит мама, - грибы растут на земле, под деревьями. Вот вы сейчас увидите. Давайте искать.
А девочки и не знают, как их искать - грибы. Мама идет, под ноги себе смотрит, направо смотрит, налево смотрит, каждое дерево обходит, каждый пенечек разглядывает. А девочки сзади идут и не знают, что делать.
- Ну, вот, - говорит мама. - Идите сюда скорей. Я нашла первый гриб.
Девочки прибежали и говорят:
- Покажи, покажи!
Видят - стоит под деревом маленький, беленький грибочек. Такой маленький, что его и не видно почти, - из земли одна только шапочка торчит.
Мама говорит:
- Это самый вкусный гриб. Он называется: белый гриб. Видите, какая у него головка светленькая? Совсем как у Белочки.
Белочка говорит:
- Нет, у меня лучше.
Тамарочка говорит:
- Зато тебя есть нельзя.
Белочка говорит:
- Нет, можно.
- А ну, давай съем, - говорит Тамарочка.
Мама говорит:
- Хватит вам, девочки, спорить. Давайте лучше дальше грибы собирать. Вот видите - еще один!
Присела мама на корточки и срезает ножом еще грибок. У этого грибка шапочка маленькая, а ножка длинная, мохнатая, как у собачки.
- Этот, - говорит мама, - называется подберезовик. Видите, он под березой растет. Потому он так и называется - подберезовик. А вот это масленыши. Посмотрите, какие у них шапочки блестящие.
- Ага, - говорят девочки, - как будто маслом намазаны.
- А вот это - сыроежки.
Девочки говорят:
- Ой, какие хорошенькие!
- А вы знаете, почему они называются сыроежки?
- Нет, - говорит Белочка.
А Тамарочка говорит:
- А я знаю.
- Почему?
- Наверно, из них сыр делают?
- Нет, - говорит мама, - вовсе не потому.
- А почему?
- А потому они называются сыроежками, что их в сыром виде кушают.
- Как в сыром? Так просто - не вареные, не жареные?
- Да, - говорит мама. - Их моют, чистят и кушают с солью.
- A без соли?
- А без соли нельзя, невкусно.
- А если с солью?
- С солью - можно.
Белочка говорит:
- А если без соли - что?
Мама говорит:
- Я уже сказала, что без соли их есть нельзя.
Белочка говорит:
- А с солью можно, значит?
Мама говорит:
- Фу ты, какая бестолковая!
Рассердилась мама, взяла корзинку и дальше пошла. Идет и все время нагибается, все время грибы находит. А девочки сзади плетутся с пустыми корзинками, сами ничего не находят и только спрашивают все время:
- А это какой гриб? А это какой гриб?
И мама им все объясняет:
- Это вот красный гриб. Подосиновик. Это груздик. Это - опенки.
Потом она вдруг под одним деревом остановилась и говорит:
- А это вот, девочки, это очень нехорошие грибы. Вы видите? Их есть нельзя. От них заболеть можно и даже умереть. Это поганые грибы.
Девочки испугались и спрашивают:
- А как они называются, поганые грибы?
Мама говорит:
- Они так и называются - поганки.
Белочка села на корточки и спрашивает:
- Мамочка! А потрогать их можно?
Мама говорит:
- Потрогать можно.
Белочка говорит:
- А я не умру?
Мама говорит:
- Нет, не умрешь.
Тогда Белочка потрогала одним пальцем поганку и говорит:
- Ой, как жаль неужели их даже с солью кушать нельзя?
Мама говорит:
- Нет, даже с сахаром нельзя.
У мамы уж полная корзина, а у девочек ни одного грибка.
Вот мама и говорит:
- Девочки! Что же вы грибы не собираете?
А они говорят:
- Как же нам собирать, если ты все одна находишь? Мы только подойдем, а ты уже и нашла.
Мама говорит:
- А вы сами и виноваты. Зачем же вы за мной, как хвостики, бегаете?
- А как же нам бегать?
- Бегать и не нужно совсем. Надо в других местах искать. Я здесь ищу, а вы куда-нибудь в сторону идите.
- Да! А если мы потеряемся?
- А вы кричите все время "ау", вот и не потеряетесь.
Белочка говорит:
- А если ты потеряешься?
- И я не потеряюсь. Я тоже буду кричать "ау".
Вот они так и сделали. Мама пошла по тропинке вперед, а девочки свернули в сторону и зашагали в кусты. И оттуда, из-за кустов, кричат:
- Мамочка! Ау!
А мама им отвечает:
- Ау, доченьки!
Потом опять:
- Мамочка! Ау!
И мама им:
- Я здесь, доченьки! Ау!
Аукали они так, аукали, и вдруг Тамарочка говорит:
- Знаешь что, Белочка? Давай нарочно сядем за кустиком и будем молчать.
Белочка говорит:
- Это зачем?
- А так просто. Нарочно. Пускай она думает, что нас волки съели.
Мама кричит:
- Ау! Ау!
А девочки сидят себе за кустом и молчат. И не откликаются. Как будто их и в самом деле волки съели.
Мама кричит:
- Девочки! Доченьки! Да где же вы? Что с вами?.. Ау! Ау!
Белочка говорит:
- Давай побежим, Тамарочка! А то она еще уйдет, - потеряемся.
А Тамарочка говорит:
- Ладно. Сиди, пожалуйста. Успеем. Не потеряемся.
А мама все дальше и дальше уходит. Все тише и тише ее голос:
- Ау! Ау! Ау!..
И вдруг совсем тихо стало.
Тогда вскочили девочки. Выбежали из-за куста. Думают - надо маму позвать.
Закричали они:
- Ау! Мамочка!
А мама и не отвечает. Мама уж далеко ушла, не слышит их мама.
Испугались девочки. Забегали. Стали кричать:
- Мамочка! Ау! Мамочка! Мама! Где ты?
А вокруг - тихо, тихо. Только деревья над головами скрипят.
Поглядели девочки друг на дружку. Белочка вся побледнела, заплакала и говорит:
- Вот что ты наделала, Тамарка! Наверно, теперь мамочку нашу волки съели.
Стали они еще громче кричать. Кричали, кричали, пока не охрипли совсем.
Тогда и Тамарочка заплакала. Не выдержала Тамарочка.
Сидят обе девочки на земле, под кустом, плачут и не знают, что делать, куда идти.
А идти куда-нибудь надо. Ведь в лесу жить нельзя. В лесу - страшно.
Вот поплакали они, подумали, повздыхали, да и пошли потихоньку. Идут со своими пустыми корзинками - Тамарочка впереди, Белочка сзади - и вдруг видят: полянка, а на полянке этой очень много грибов. И все грибы разные. Одни маленькие, другие побольше, у одних шапочки беленькие, у других желтенькие, у третьих еще какие-нибудь...
Обрадовались девочки, даже плакать перестали и кинулись собирать грибы.
Белочка кричит:
- Я подберезовик нашла!
Тамарочка кричит:
- А я целых два нашла!
- А я, кажется, масленыш нашла.
- А я - сыроежек целую кучу...
Увидят - под березой гриб растет, - значит, подберезовик. Увидят шапочка будто маслом намазана - значит, масленыш. Шапочка светленькая значит, белый гриб.
Не успели оглянуться, - у них уже полные корзинки.
Столько набрали, что даже не поместилось все. Даже пришлось очень много грибов оставить.
Вот взяли они свои полные корзинки и пошли дальше. А идти им теперь тяжело. Корзинки у них тяжелые. Белочка еле-еле плетется. Она говорит:
- Тамарочка, я устала. Я не могу больше. Я есть хочу.
А Тамарочка говорит:
- Не хнычь, пожалуйста. Я тоже хочу.
Белочка говорит:
- Я супу хочу.
Тамарочка говорит:
- Где ж я тебе тут возьму суп! Тут супов нет. Тут - лес.
Потом помолчала, подумала и говорит:
- Знаешь что? Давай грибы есть.
Белочка говорит:
- Как же их есть?
- А сыроежки?!
Вот высыпали они поскорей грибы на землю и стали их разбирать. Стали искать, которые среди них сыроежки. А грибы у них все перемешались, ножки у них отвалились, не поймешь, где что...
Тамарочка говорит:
- Эта вот сыроежка.
А Белочка говорит:
- Нет, эта!..
Спорили они, спорили и наконец отобрали штук пять или шесть самых лучших.
"Вот эти уж, - думают, - обязательно сыроежки".
Тамарочка говорит:
- Ну, начинай, Белочка, кушай.
Белочка говорит:
- Нет, лучше ты начинай. Ты - старшая.
Тамарочка говорит:
- Не спорь, пожалуйста. Маленькие всегда первые грибы едят.
Тогда Белочка взяла самый маленький грибок, понюхала его, вздохнула и говорит:
- Фу, как пахнет противно!
- А ты не нюхай. Зачем ты нюхаешь?
- Как же его не нюхать, если он пахнет?
Тамарочка говорит:
- А ты его суй прямо в рот, вот и все.
Зажмурилась Белочка, открыла рот и хотела уже сунуть туда свой грибок. Вдруг Тамарочка закричала:
- Белочка! Стой!
- Что? - говорит Белочка.
- А соли-то у нас нет, - говорит Тамарочка. - Я и забыла совсем. Ведь без соли их есть нельзя.
- Ой, правда, правда! - сказала Белочка.
Обрадовалась Белочка, что не нужно гриб кушать. Уж очень ей страшно было. Уж очень плохо он пахнет, этот гриб.
Так и не пришлось им сыроежек попробовать.
Сложили они свои грибы обратно в корзинки, встали и поплелись дальше.
И вдруг, не успели они и трех шагов сделать, где-то далеко-далеко гром загремел. Вдруг ветер подул. Темно стало. И не успели девочки оглянуться пошел дождь. Да такой сильный, такой страшный, что девочкам показалось, будто на них сразу из десяти бочек вода полилась.
Испугались девочки. Побежали. И сами не знают, куда бегут. В лицо им ветки стегают. Ноги им елки царапают. А сверху так и течет, так и хлещет.
Промокли насквозь девчонки.
Наконец добежали они до какого-то высокого дерева и под этим деревом спрятались. Сели на корточки и дрожат. И даже плакать боятся.
А над головой у них гром гремит. Молния все время сверкает. То вдруг светло-светло станет, то вдруг опять темно. Потом опять светло, потом опять темно. И дождь все идет, идет, идет и переставать не хочет.
И вдруг Белочка говорит:
- Тамарочка, посмотри-ка: брусничка!
Тамарочка посмотрела и видит: действительно, совсем близко от дерева растет под кустом брусника.
А сорвать ее девочки не могут. Им дождик мешает. Они под деревом сидят, на брусничку смотрят и думают:
"Ох, поскорей бы дождик кончался!"
Только дождь кончился - они сразу бруснику рвать. Рвут ее, торопятся, прямо горстями в рот пихают. Вкусная брусника. Сладкая. Сочная.
Вдруг Тамарочка побледнела и говорит:
- Ой, Белочка!
- Что? - говорит Белочка.
- Ой, посмотри: волк шевелится.
Посмотрела Белочка, видит: и верно, что-то шевелится в кустах. Какой-то зверь мохнатый.
Закричали девочки и кинулись со всех ног бежать. А зверь за ними несется, храпит, фыркает...
Вдруг Белочка споткнулась и упала. А Тамарочка на нее налетела и тоже упала. И грибы у них все по земле раскатились.
Лежат девочки, съежились и думают:
"Ну, наверно, сейчас нас волк есть будет".
Слышат - уже подходит. Уже ногами стучит.
Тогда Белочка голову подняла и говорит:
- Тамарочка! Да это не волк.
- А кто это? - говорит Тамарочка.
- Это теленочек.
А теленочек вышел из-за куста, посмотрел на них и говорит:
- Му-у-у...
Потом подошел, понюхал грибы - не понравились ему, поморщился и пошел дальше.
Тамарочка встала и говорит:
- Ох, какие мы глупые!
Потом говорит:
- Знаешь что, Белочка? Теленочек - он, наверно, умный зверь. Давай куда он пойдет, туда и мы пойдем.
Вот они быстренько собрали свои грибы и побежали догонять теленочка.
А теленочек увидел их, испугался да как пустится бежать.
А девочки за ним.
Они кричат:
- Теленочек! Погоди, пожалуйста! Не убегай!
А теленочек все шибче и шибче бежит. Девочки еле-еле за ним поспевают.
И вдруг видят девочки - лес кончается. И стоит дом. А около дома забор. И около забора - железная дорога, рельсы блестят.
Теленочек подошел к забору, голову поднял и говорит:
- Му-у-у...
Тогда выходит из дома какой-то старик. Он говорит:
- А, это ты, Васька? А я думал, это поезд гудит. А ну, иди спать, Васька.
Потом увидел девочек и спрашивает:
- А вы кто такие?
Они говорят:
- А мы заблудились. Мы - девочки.
- А как же вы заблудились, девочки?
- А мы, - говорят, - от мамочки спрятались, думали, что нарочно, а мамочка в это время ушла.
- Ах вы, какие нехорошие! А где вы живете? Вы адрес знаете?
Они говорят:
- Мы на зелененькой дачке живем.
- Ну, это не адрес. Зелененьких дачек много. Может быть, их сто дач, зеленых-то...
Они говорят:
- У нас сад.
- Садов тоже много.
- У нас окна, двери...
- Окна и двери тоже во всех домах бывают.
Подумал старик и говорит:
- Вы вот что... Вы, наверное, на станции Разлив живете?
- Да, да, - говорят девочки. - Мы на станции Разлив живем.
- Тогда вот что, - говорит старик, - идите по этой тропиночке, около рельсов. Идите все прямо и придете к вокзалу. А там спросите.
"Ну, - думают девочки, - нам бы только до вокзала дойти, а там-то уж мы найдем".
Поблагодарили старика и пошли по тропиночке.
Отошли немного, Тамарочка и говорит:
- Ах, Белочка, какие мы с тобой невежливые!
Белочка говорит:
- А что? Почему?
Тамарочка говорит:
- Теленочку-то мы спасибо не сказали. Ведь это он нам дорогу показал.
Хотели вернуться, да думают: "Нет, лучше домой поскорей пойдем. А то еще опять потеряемся".
Идут и думают:
"Только бы мамочка дома была. А что, если мамы нету? Что мы тогда делать будем?"
А мама ходила, ходила по лесу, кричала, кричала девочек, не докричалась и пошла домой.
Пришла, сидит на крылечке и плачет.
Приходит хозяйка и спрашивает:
- Что с вами, Марья Петровна?
А она говорит:
- У меня девочки потерялись.
Только сказала это - вдруг видит: идут ее девочки. Белочка впереди идет, Тамарочка сзади. И обе девочки грязные-грязные, мокрые-премокрые.
Мама говорит:
- Девочки! Что вы со мной делаете? Где вы пропадали? Разве можно так?
А Белочка кричит:
- Мамочка! Ау! Обед готов?
Побранила мама как следует девочек, потом покормила их, переодела и спрашивает:
- Ну, как - страшно было в лесу-то?
Тамарочка говорит:
- Мне так нисколечко.
А Белочка говорит:
- А мне так сколечко.
Потом говорит:
- Ну, ничего... Зато посмотри, мамочка, сколько мы с Тамарой грибов набрали.
Притащили девочки свои полные корзинки, поставили их на стол...
- Во! - говорят.
Стала мама грибы разбирать и ахнула.
- Девочки! - говорит. - Миленькие! Так ведь вы ж одних поганок набрали!
- Как поганок?
- Ну конечно, поганок. И это поганка, и это поганка, и эта, и эта, и эта...
Девочки говорят:
- А мы их есть хотели.
Мама говорит:
- Что вы?! Девочки! Разве можно?

Все

Первая публикация в «Мурзилке» – 1945 г.

Рассказ «Буква «ты» был напечатан в 8 номере 1945 года и в 9 номере 2008, рассказ «Трус» – в 6 номере 1948.

Буква «ты»

Учил я когда-то одну маленькую девочку читать и писать. Девочку звали Иринушка, было ей четыре года пять месяцев, и была она большая умница. За каких-нибудь десять дней мы одолели с ней всю русскую азбуку, могли уже свободно читать и «папа», и «мама», и «Саша», и «Маша», и оставалась у нас невыученной одна только, самая последняя буква – «я».

И тут вот, на этой последней буковке, мы вдруг с Иринушкой и споткнулись.

Я, как всегда, показал ей букву, дал ей как следует её рассмотреть и сказал:

– А это вот, Иринушка, буква «я».

Иринушка с удивлением на меня посмотрела и говорит:

– Ты?

– Почему «ты»? Что за «ты»? Я же сказал тебе: это буква «я»!

– Буква «ты»?

– Да не «ты», а «я»!

Она еще больше удивилась и говорит:

– Я и говорю: «ты»!

– Да не я, а буква «я»!

– Не ты, а буква «ты»?

– Ох, Иринушка, Иринушка! Наверное, мы, голубушка, с тобой немного переучились. Неужели ты в самом деле не понимаешь, что это не я, а что это буква так называется: «я»?

– Нет, – говорит, – почему не понимаю? Я понимаю.

– Что ты понимаешь?

– Это не ты, а это буква так называется: «ты».

Фу! Ну в самом деле, ну что ты с ней поделаешь?! Как же, скажите на милость, ей объяснить, что я – это не я, ты – не ты, она – не она и что вообще «я» – это только буква?

– Ну, вот что, – сказал я наконец: – ну, давай, скажи как будто про себя: я. Понимаешь? Про себя? Как ты про себя говоришь?

Она поняла как будто. Кивнула. Потом спрашивает:

– Говорить?

– Ну, ну… Конечно.

Вижу – молчит. Опустила голову. Губами шевелит.

Я говорю:

– Ну, что же ты?

– Я сказала.

– А я не слышал, что ты сказала.

– Ты же мне велел про себя говорить. Вот я потихоньку и говорю.

– Что же ты говоришь?

Она оглянулась и шепотом – на ухо мне:

– Ты!..

Я не выдержал, вскочил, схватился за голову и забегал по комнате.

Внутри у меня уже все кипело, как вода в чайнике. А бедная Иринушка сидела, склонившись над букварем, искоса посматривала на меня и жалобно сопела. Ей, наверно, было стыдно, что она такая бестолковая. Но и мне тоже было стыдно, что я – большой человек – не могу научить маленького человека правильно читать такую простую букву, как буква «я».

Наконец я придумал все-таки. Я быстро подошел к девочке, ткнул её пальцем в нос и спрашиваю:

– Это кто?

Она говорит:

– Это я.

– Ну вот… Понимаешь? А это буква «я»!

Она говорит:

– Понимаю…

А у самой уж, вижу, и губы дрожат, и носик сморщился – вот-вот заплачет.

– Что же ты, – я спрашиваю, – понимаешь?

– Понимаю, – говорит, – что это я.

– Правильно! Молодец! А это вот буква «я». Ясно?

– Ясно, – говорит. – Это буква «ты».

– Да не ты, а я!

– Не я, а ты.

– Не я, а буква «я»!

– Не ты, а буква «ты».

– Не буква «ты», господи боже мой, а буква «я»!

– Не буква «я», господи боже мой, а буква «ты»!

Я опять вскочил и опять забегал по комнате.

– Нет такой буквы! – закричал я. – Пойми ты, бестолковая девчонка! Нет и не может быть такой буквы! Есть буква «я». Понимаешь? Я! Буква «я»! Изволь повторять за мной: я! я! я!..

– Ты, ты, ты, – пролепетала она, едва разжимая губы. Потом уронила голову на стол и заплакала. Да так громко и так жалобно, что весь мой гнев сразу остыл. Мне стало жалко её.

– Хорошо, – сказал я. – Как видно, мы с тобой и в самом деле немного заработались. Возьми свои книги и тетрадки и можешь идти гулять. На сегодня хватит.

Она кое-как запихала в сумочку свое барахлишко и, ни слова мне не сказав, спотыкаясь и всхлипывая вышла из комнаты.

А я, оставшись один, задумался: что же делать? Как же мы в конце концов перешагнем через эту проклятую букву «я»?

«Ладно, – решил я. – Забудем о ней. Ну её. Начнём следующий урок прямо с чтения. Может быть, так лучше будет».

И на другой день, когда Иринушка, весёлая и раскрасневшаяся после игры, пришла на урок, я не стал ей напоминать о вчерашнем, а просто посадил её за букварь, открыл первую попавшуюся страницу и сказал:

– А ну, сударыня, давайте-ка, почитайте мне что-нибудь.

Она, как всегда перед чтением, поёрзала на стуле, вздохнула, уткнулась и пальцем, и носиком в страницу и, пошевелив губами, бегло и не переводя дыхания, прочла:

– Тыкову дали тыблоко.

От удивления я даже на стуле подскочил:

– Что такое? Какому Тыкову? Какое тыблоко? Что ещё за тыблоко?

Посмотрел в букварь, а там черным по белому написано:

«Якову дали яблоко».

Вам смешно? Я тоже, конечно, посмеялся. А потом говорю:

– Яблоко, Иринушка! Яблоко, а не тыблоко!

Она удивилась и говорит:

– Яблоко? Так значит, это буква «я»?

Я уже хотел сказать: «Ну конечно, «я». А потом спохватился и думаю: «Нет, голубушка! Знаем мы вас. Если я скажу «я» – значит – опять пошло-поехало? Нет, уж сейчас мы на эту удочку не попадёмся».

И я сказал:

– Да, правильно. Это буква «ты».

Конечно, не очень-то хорошо говорить неправду. Даже очень нехорошо говорить неправду. Но что же поделаешь! Если бы я сказал «я», а не «ты», кто знает, чем бы все это кончилось. И, может быть, бедная Иринушка так всю жизнь и говорила бы вместо «яблоко» – тыблоко, вместо «ярмарка» – тырмарка, вместо «якорь» – тыкорь и вместо «язык» – тызык. А Иринушка, слава богу, выросла уже большая, выговаривает все буквы правильно, как полагается, и пишет мне письма без одной ошибки.

Трус

Дело было в Крыму. Один приезжий мальчик пошёл на море ловить удочкой рыбу. А там был очень высокий, крутой, скользкий берег. Мальчик начал спускаться, потом посмотрел вниз, увидел под собой огромные острые камни и испугался. Остановился – и с места не может сдвинуться: ни назад, ни вниз. Вцепился в какой-то колючий кустик, сидит на корточках и дышать боится.

А внизу, в море, в это время колхозник-рыбак ловил рыбу. И с ним в лодке была девочка, его дочка. Она всё видела и поняла, что мальчик трусит. Девочка стала смеяться и показывать на него пальцем.

Мальчику было стыдно, но он ничего не мог с собой сделать. Он только стал притворяться, будто сидит просто так и будто ему очень жарко. Он даже снял кепку и стал ею махать около своего носа.

Вдруг подул ветер, вырвал у мальчика из рук удочку и бросил ее вниз.

Мальчику было жаль удочки, он попробовал ползти вниз, но опять у него ничего не вышло. А девочка все это видела. Она сказала отцу, тот посмотрел наверх и что-то сказал ей.

Вдруг девочка спрыгнула в воду и зашагала к берегу. Взяла удочку и пошла обратно к лодке.

Мальчик так рассердился, что забыл всё на свете и кубарем покатился вниз.

– Эй! Отдавай! Это моя удочка! – закричал он и схватил девочку за руку.

– На, возьми, пожалуйста, – сказала девочка. – Мне твоя удочка не нужна. Я нарочно её взяла, чтобы ты слез вниз.

Мальчик удивился и говорит:

– А ты почем знала, что я слезу?

– А это мне папа сказал. Он говорит: если трус, то, наверно, и жадина.